Жёлтая линия - Михаил Тырин

Я хватал его за руки, оттаскивал, но не мог с ним справиться. Рано я решил, что мы сбросили злость. Злости хватило бы еще на десяток таких погромов.

Не помню, сколько человек изначально было в комнате, но теперь осталось только двое. Один лежал без сознания, а второго придавило кроватью, и он трепыхался, как в капкане. Я смотрел на разбитое окно и думал, не выкинул ли Щербатин кого-нибудь сгоряча. Наконец я обхватил его и выволок в коридор.

— Ну и кому ты сделал лучше? Ей или себе?

— Время войны, — проговорил он. — Я не собираюсь делать лучше, я буду делать только хуже. Все, черта пройдена. Оставь меня, Беня.

— Какая война? В чем виноваты эти люди?

— Все виноваты, абсолютно все. Даже искать не надо.

Все-таки он выдохся. Сразу стал как будто меньше ростом, потух, обессилел.

И лицо стало безразличным и невыразительным, словно пустой лист бумаги.

— Надо проверить, — пробормотал он. — Они ведь могли и ошибиться, да?

Может, имя перепутали, может, чего не так поняли…

Бесполезно было говорить ему, что система не ошибается. Он все видел сам на мониторе. Надо было поскорей уводить его отсюда, тащить домой, укладывать в кровать. Мы пробегали целую ночь, на почве последних событий у кого угодно может мозги заклинить.

По улицам расползался влажный подслеповатый рассвет. Сырость проникла под одежду, кожа сразу покрылась мурашками. Я почувствовал, как дико устал сегодня.

Щербатина я держал за локоть, как бы напоминая, что он не один в этом мире.

— Ух ты! — воскликнул он. — А вот и виноватые пожаловали.

Высоко над нами покачивались два аэровагона — черных с оранжевыми полосами. Социальный надзор. Один развернулся и начал опускаться на крышу больницы, второй садился прямо на наши головы.

— Санитары вызвали, — со злостью процедил Щербатин. — Надо было всех добить, не жалеть… — Он затравленно обернулся, решая, куда бежать.

— В подземку, — сказал я. — Метров двести по прямой и в подвал.

— Не успеем, Беня. А собственно, чего мне от них бегать?

Я не успел ничего сделать. Щербатин откинул полу накидки, и через мгновение ввысь разлетелись веером бледно-оранжевые плазмовые стрелы. Пилот попытался развернуть машину и удрать, но она уже горела. Она по-прежнему снижалась, с каждой секундой становясь все более неуправляемой. Наконец, ткнулась застекленной кабиной в стену дома и обрушилась на тротуар, разбросав куски дымящегося пластика.

— Вот так, — едва слышно проговорил Щербатин. — Кто не спрятался — я не виноват.

— Ты кретин, — обреченно произнес я.

Мы бежали к подземке. Улица все еще была безлюдной, но падение аэровагона наверняка разбудило всю округу. Неожиданно справа сверкнула желтая вспышка, и тут же на тротуаре задымилось черное пятно. По нас стреляли с края крыши больницы, но из-за большого расстояния не могли попасть. Пока не могли.

Не дожидаясь чьей-то снайперской удачи, я подтащил Щербатина вплотную к стене дома. Теперь нас прикрывал узкий козырек, появилась пара минут, чтобы сориентироваться и что-то решить.

— С какой стати мне прятаться! — заявил Щербатин и полез со своим ружьем прямо под огонь соцнадзора.

Я поспешно втащил его обратно под укрытие.

— Щербатин, черт тебя побери! Сейчас наше дело — смыться отсюда. Пока они не считали наши номера, они нас не знают. Стоит нам попасть под сканер, и нам зачтется все — и твои выходки в больнице, и сбитая машина. Выберемся

— тогда будешь искать виноватых.

— Чего их искать? Вон, сами на нас прут.

— Отдай мне ружье.

— Не отдам.

— Ты невменямый, Щербатин, тебя нужно спасать. Молчи и делай, что я говорю.

Я внимательно огляделся. Вокруг только прямые улицы и одинаковые прямоугольные дома. Район простой и открытый, словно разлинованная тетрадь.

Нарисуй на этой тетради хоть точку, и она не останется незамеченной.

— Щербатин! — Я потряс его за плечо. — Ты слышишь меня? Ты понимаешь, что я говорю?

— Стараюсь, Беня.

— Вот и хорошо. Смотри — казарма на той стороне. Мы должны быстро перебежать туда. Быстро, ты понял? Они успеют нас заметить, но не успеют пристрелить. Готов? Погнали!

Мне все же пришлось его тащить. То ли гордость не позволяла ему позорно драпать на виду у врагов, то ли он хотел между делом прикончить кого-нибудь.

Прежде Щербатин не отличался ни гордостью, ни кровожадностью, но теперь рядом со мной был другой человек.

— Все, замерли! — выпалил я, когда мы оказались в подъезде рабочей казармы. — Теперь снимаем накидки и пояса. Рубашки оставляем навыпуск. И штаны выпускаем поверх сапог.

— Это что за игры, Беня?

— Ничего, просто наша одежонка слишком заметна. Хорошо бы и волосы состричь, но уж ладно…

— Когда ты стал такой прыткий? Прямо суперагент.

— Меньше надо было по штабам тушенку жрать, многому бы научился.

Раздевайся, время дорого.

— Я не буду снимать накидку. Где же я спрячу ружье?

— Выкинь все, Щербатин! — заорал я. — И шмотки, и железки!

— А вот и нет. — Он снял накидку и завернул в нее оружие. Развязал пояс, выпустил рубаху. Я делал то же самое и, глядя на него, оценивал результат.

Действительно, в таком виде мы больше походили на простых небогатых граждан, нежели на экзотических инопланетных террористов.

— Теперь, Щербатин, надо дождаться, пока откроются переходы в подземку.

Через улицу мы туда не попадем. Схавают сразу. Надеюсь, они не станут обыскивать здание — тут десятки тысяч людей.

Мне бросилось в глаза, что Щербатин стал какой-то чересчур покладистый и на все согласный. Впрочем, я легко списал это на нервы, которые он достаточно сегодня потрепал.

Мы затихли в подвале. Здесь было полно пустых помещений, заваленных мусором, и нам нашлось где спрятаться. Я обдумал ситуацию и пришел к выводу, что пока наши дела не так уж плохи. Вся наша вина — это драка с инспекторами за Лиссу. Теперь бы только выбраться из рабочего района. А там

— поди докажи, что это мы сбили аэровагон…

— Надо бежать отсюда, Беня, — сказал Щербатин.

— Я тебе только об этом и твержу.

— Нет, надо вообще бежать — из города. Нас все равно вычислят. Проверят, опознают, проведут очные ставки, спросят, где мы всю ночь пропадали…

— Щербатин, в этом городе сотни миллионов жителей. Если нас за руку не поймают — то все, ищи-свищи.

— Нет, Беня, санитары скажут, что я про Лиссу спрашивал. Вот и ниточка. Ты не бойся, я все на себя возьму. Мне уже терять нечего.

Я лишь с досадой махнул рукой, прекратив спор. Что толку спорить с сумасшедшим? Поднявшись, я прошелся по подвалу, поковырял пыльный хлам. Нашел старую робу — настолько замызганную, что последний бродяга постеснялся бы надеть. Пришла в голову счастливая мысль: подняться в спальные помещения, украсть парочку комплектов одежды, а свою оставить. Работяги только рады будут подарку, а нам легче станет затеряться.

Впрочем, поздно. Из коридоров уже доносился шорох тысяч шагов — открылись переходы. Труженики поднялись из кроватей и мрачным непрерывным потоком потекли в подземку.

— Идем, Щербатин. И надейся на лучшее.

Мы вынырнули из бокового прохода и влились в общий поток. Нас окружили бледные сонные лица, полуприкрытые глаза, ссутуленные плечи. Никому не было до нас дела. Слышались шаркающие вялые шаги — начиналось очередное тусклое утро окраин Цивилизации.

— Бросил бы ты ружье, Щербатин, — прошептал я. — Погляди — один ты со свертком. Все с пустыми руками идут, одному тебе надо выделиться.

— Ружье не брошу, — отрезал он.

Вот и станция подземки — низкий обшарпанный зал, полный людей. Пока ничего тревожного, никаких черных курток, никаких подозрительных лиц и внимательных взглядов. Нам осталось только зайти в вагон — и тогда уже можно ни о чем не беспокоиться. Мы просто утонем навсегда в людском океане.

Подходил поезд, заглатывал несколько сотен человек, однако плотная толпа на станции не редела. Каждую минуту с верхних этажей подходили новые сотни. Мы пропустили четыре поезда, прежде чем удалось протиснуться к дверям вагона.

— Как думаешь, могут нас еще перехватить? — шепотом спросил я.

Щербатин равнодушно пожал плечами:

— Ты супершпион — ты и думай.

Было тесно, воняло каким-то старьем, машинным маслом, плохой пищей, но я ничего этого не замечал. Душа радостно возносилась к небесам — мы все-таки ушли от них. Мы вырвались! Не исключено, правда, что у социального надзора остались какие-нибудь сюрпризы для нас. А впрочем, Цивилизация не так уж богата на сюрпризы.

Мы стояли в плотной толпе, слушая монотонный стук колес. Я взглянул на Щербатина и поразился, каким стало его лицо: безжизненным, постаревшим, словно увядшим. Он стоял, погруженный сам в себя, не интересуясь ничем вокруг. И вдруг показалось, что сегодня я его потеряю. Мне стало не по себе.