Хроники Хазарского каганата - Саша Виленский

Инспектор напрягся, полез под пиджак и вытащил большой черный пистолет.

— А вот я сейчас тебя грохну, — зловеще зашипел он. — Хочешь?

— А смысл? — маляр искренне удивился. — Разве это что-то изменит? От того, что ты меня пристрелишь, а девчонок этих посадишь, волшебным образом исчезнут видеокарты, а доброхоты передумают стучать про твои любовные утехи? От того, что меня не станет, а этих несчастных замучат в половецких степях, твое начальство будет терпимей и снисходительней к твоим гешефтам с Саманом? Ведь они выплывут, рано или поздно. Да он и сам тебя сдаст при первом же удобном случае. Выстрелишь в меня — и моментально станешь рыцарем без страха и упрека? Верным мужем и честным офицером? Брось, это — плохое решение.

Инспектор о чем-то подумал, спрятал пистолет, что-то черканул на бумажках, разбросанных по столу, протянул их парню.

— Забирай их, — и кивнул на нас.

Вот тут я и вправду чуть не описалась. Так же не бывает! Просто не может быть! Неужели это происходит здесь и сейчас? Наяву?!

— На выходе покажешь охраннику, там все написано.

Парень в свою очередь что-то написал на бумажке, показал ее начальнику, но неожиданно спрятал в карман.

— Выйдем с нами, я тебе отдам за воротами. А то мало ли что. — Он заговорщически подмигнул инспектору, а тот чуть не задохнулся от гнева. Но совладал с собой, вызвал конвойного, приказал нас расковать. Тот удивленно переспросил:

— Расковать?

— Ну да! — раздраженно ответил инспектор. — Со слухом проблемы?

Конвойный пожал плечами, открыл решетку и снял с нас наручники. Ноги у меня подкосились, и я сползла на пол, так почти что на четвереньках и выползла. С конвойным и инспектором мы всей нашей живописной группой дошли до ворот, показали пропуск охраннику. Тот стал внимательно читать.

— «Ассоциация содействия возвращению заблудшей молодежи на стезю добродетели» берет на поруки… так… Это что такое, господин инспектор?

— Открывай, давай, — нервно ответил тот. — Общественность встала на путь борьбы с пороком, дабы помочь органам в их нелегкой борьбе. Обязуются взять у нас шлюх, а вернуть обществу образцовых воспитательниц детских садов. Новое веяние. И вообще — приказ начальства. Не обсуждается.

Охранник скорчил гримасу, полязгал ключами, глухая стальная дверь с визгом отворилась, и мы оказались на улице. Светало. Это что ж, получается, мы всю ночь там просидели, что ли? И вышли на свободу? Но ведь так не бывает! У меня перехватило дыхание. Еще поживем, а?! Может, и на юбилее двадцатипятилетнем моем погуляем! Не все так страшно! Вот это везение, Господи, вот это везение!

Наира с Богданой переглянулись и ринулись в разные стороны. Правильно, надо как можно скорее скрыться, пока этот скот не передумал, спрятаться, отсидеться, глядишь, и пронесет. Замира потопталась, глядя на меня, но я на нее так рявкнула, что она тоже припустила вниз по переулку. А я решила немножко подождать. Хоть спасибо маляру сказать, а то неудобно. Ну, и еще любопытно было, зачем он за нас вступился.

Парень о чем-то пошушукался с инспектором у двери, сунул ему бумажку, тот вернулся в здание, а парень помахал мне рукой и зашагал в противоположную сторону. Я кинулась за ним.

— Постой, слышишь!

Он обернулся. Я подлетела, запыхавшись.

— Это… Я чего сказать хотела… Спасибо, в общем.

— Пожалуйста, — улыбнулся он. Помолчали.

— Напугалась?

— Не то слово. Я себя уже похоронила. А тебе зачем это надо было?

— Что?

— Ну, это — освобождать нас?

— Жалко стало. Красивые симпатичные девушки, занимаются такой глупостью, и из-за этого сгинут во цвете лет. Какой смысл? Если можно спасти хотя бы одного человека, надо спасать, правда?

— Ну, в общем, да. Наверное. А откуда ты столько про него знаешь?

— Я много чего знаю, — он засмеялся. — Ну, все, Мария, будь здорова и больше не греши, ладно?

Меня как током ударило.

— Знаешь, как меня зовут?

Он снова рассмеялся.

— В справке же было написано. Вот вы смешные! Идиоту ясно, что высокая блондинка — наверняка, Богдана. Темнокожая — понятно, Наира. С Замирой тоже все как на ладони. Остается одна хазарка — Мария. И это ты. Просто же, да?

Теперь и я улыбнулась.

— Ну да.

Он подмигнул, махнул рукой и собрался идти. А мне почему-то не хотелось, чтобы он уходил.

— Вот видишь, ты мое имя знаешь, а я твое — нет. Как тебя зовут хоть, спаситель?

— У меня много имен. Но ты можешь звать меня Адамом.

— Как первого человека?

— Да.

Я протянула ему руку.

— Очень приятно. Ева.

Он снова рассмеялся. Ему это шло — смеяться. Пожал мне руку. Узкая ладонь, как у юноши. И кожа совсем не грубая, хоть и маляр. Видно ухаживает за руками. Хотя по нему не скажешь, что он из тех, кто будет мазаться кремами.

— Ты где живешь?

Черт, зачем я это спросила? Он сейчас подумает, что я хочу к нему напроситься, чтобы отблагодарить единственным известным мне способом. И я, честно говоря, была бы совсем не против. Вот совсем. Даже очень бы этого хотела. Но понимала, что надо вести себя как-то иначе, не то все испортишь.

— Я? Нигде.

— Как нигде? — поразилась я.

— Да так — нигде. Путешествую из города в город, перебиваюсь случайными заработками, смотрю на мир. Правда в Кузаре придется задержаться, завтра сюда мои друзья приедут. Вернее, уже сегодня.

— Ты местный, что ли?

— Нет. А почему ты так решила?

— Ты назвал город «Кузар», как мы называем. А все приезжие называют его «Итиль».

Он снова улыбнулся. При свете дня стало видно, как он красив, не конфетной, не глянцевой, а такой — настоящей мужской красотой.

Погодите, я что, влюбилась, что ли?

— Но он же правильно называется Кузар! Для того, чтобы правильно называть, не обязательно быть местным.

— Конечно, я просто так сказала. В общем, где ночуешь-то?

— Нигде. Пойду в парк, сяду на скамейку, дождусь ребят. Может, подремлю немного.

— Слушай, — я решительно взяла его за руку. — А пойдем…

Я хотела сказать «ко мне», но это прозвучало бы очень двусмысленно, да и нельзя его было вести в мою квартиру. Там же не квартира, а натуральный вертеп, с разбросанным повсюду бельем и секс-игрушками. Нет, ко мне этого славного парня вести нельзя. Не ровен час еще пожалеет о том, что сделал.

— … Пойдем к моей маме, а? Она у меня хорошая. Там и сестра живет с ребенком. Поешь, помоешься. Пойдем, давай?

Я очень хотела, чтобы он согласился. И он кивнул.

— Только про храмовых моим ничего не рассказывай, хорошо? — попросила я.