Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выручил Джабл:
— Дайте человеку спокойно поесть! Отстань, Доркас, ты и без духов хорошая кошка.
— Не лезьте не в свое дело, босс!
Странно: от Джилл еще сильнее пахнет Джилл, Доркас хочет, чтобы от нее пахло Джилл, а от нее пахнет ею самой. Джабл говорит, что от Доркас пахнет кошкой… В доме был кот (не домашний, а полунезависимый), который время от времени появлялся и снисходительно принимал пожертвования. Они с Майком прекрасно друг в друга вникали. Майк находил его плотоядные настроения созвучными своим. Он обнаружил, что зовут кота совсем не по-кошачьи (Фридрих Вильгельм Ницше). Однако Майк никому этого не говорил, потому что хоть и знал кошачье имя, но произнести его не мог… От кота пахло совсем не так, как от Доркас.
Дарить подарки было приятно и полезно: Майк узнал цену деньгам. Между тем он не забывал и о других вещах, которые хотел узнать. Джабл уже дважды откладывал визит к сенатору Буну, ничего не говоря Майку. Тот не замечал: для него «следующее воскресенье» ничего не значило. Но тут пришло письменное приглашение: на Буна давил епископ Дигби, и Бун решил надавить на Харшоу.
Майк принес письмо Джаблу.
— Майк! Зачем к ним идти? Давай пошлем их к черту!
И все же в ближайшее воскресенье присланный Буном автобус с живым водителем (Джабл не доверял роботам) доставил Майка, Джилл и Харшоу в молельню Архангела Фостера.
Глава 23
Всю дорогу Джабл предостерегал Майка, но Майк так и не понял от чего. Он старался слушать, но отвлекался на пейзаж. В конце концов Майк, глядя в окно, стал запоминать, что говорит Джабл:
— Смотри, мальчик, фостеритам нужны твои деньги и твое имя. Шутка ли, Человек с Марса в лоне фостеритской церкви! Они станут тебя обрабатывать — не поддавайся!
— Прошу прошения?
— Черт побери, ты меня не слушаешь?
— Извини, Джабл…
— Ладно, давай по-другому. Религия для многих является убежищем, и можно допустить, что какая-то религия владеет Абсолютной Истиной. Но догматическая религиозная вера — обратная сторона самодовольства. Вера, в которой я был воспитан, утверждала, что я — ее приверженец — лучше других. Я «благословлен», а они «прокляты»; я — в царстве добра, а они — в царстве греха. (И брат Махмуд попадет в царство греха). Деревенские мужики, которые мылись раз в месяц, претендовали на знание Абсолютной Истины. Они сверху вниз смотрели на людей, которые не пели с ними хвастливых гимнов о том, на какой мы короткой ноге с Господом, как он нас любит и какую устроит всем остальным взбучку в Судный День.
— Джабл, — перебила Джилл, — он не вникает!
— Извини… Мои родители хотели, чтобы я стал проповедником. Очевидно, они кое-чего добились.
— И немало.
— Не смейся. Из меня вышел бы неплохой проповедник, не заведи я вредную привычку читать книги. Если бы я имел чуть больше уверенности в себе и чуть меньше знаний — я стал бы выдающимся евангелистом. И балаган, в который нас пригласили, назывался бы молельней Архангела Джабла.
Джилл брезгливо поджала губы:
— Джабл, такие вещи нельзя говорить после завтрака!
— Я серьезно. Образованный человек понимает, когда лжет, и это ограничивает его возможности. А настоящий шаман должен верить в то, что вещает, тогда его возможности безграничны и вера заразительна. Мне не хватило веры в свою непогрешимость, я не дотянул до пророка, оставшись критиком. — Джабл нахмурился. — Фостериты искренни в своей вере, поэтому я их и боюсь. А Майк легко покупается на искренность.
— Как вы думаете, что они станут делать?
— Сначала обратят его в свою веру, а потом выманят деньги.
— Я думала, вы устроили все так, что никто не сможет отнять у Майка деньги.
— Против его воли — никто. И даже по своей воле он не откажется от состояния без разрешения правительства. Но если он захочет отдать деньги правительственной церкви — тут ему никто помешать не сможет.
— Почему?
— Милая моя, над церковью не властен никакой закон. Церкви дозволено то, что недозволено никому другому. Церковь не платит налогов, ни перед кем не отчитывается, никем не контролируется. Церковь — это все то, что только можно назвать церковью. Когда-то делались попытки разграничить религии и культы, но это оказалось невозможным… Если Майк обратится в фостеритство, завещает имущество церкви, а сам как-нибудь на рассвете решит взойти на небеса, — все будет совершенно законно, как церковная служба в воскресенье.
— Боже мой! А я-то думала, что Майк наконец-то в безопасности!
— Дорогая моя, по эту сторону могилы безопасности не ищи.
— Что же вы будете делать, Джабл?
— Ничего. Злиться.
Майк запомнил их разговор, даже не стараясь в него вникнуть. Предмет разговора, такой простой на родном языке, на английском становился неуловимым. Даже брат Махмуд не понял его, когда он высказал простейшую формулу: «Ты есть Бог». Поэтому Майк решил подождать; скоро брат Джилл выучится его языку, и тогда он все ей объяснит. Они вникнут друг в друга, и она его поймет.
Сенатор Бун ждал их на лестничной площадке.
— Привет, народ! Благослови вас Господь! Рад вас видеть, мистер Смит! И вас, доктор.
Он вынул изо рта сигарету и посмотрел на Джилл.
— Милая леди, кажется, я вас видел во Дворце?
— Да, сенатор. Меня зовут Джиллиан Бордмэн.
— Так я и думал. Вы верующая?
— Пожалуй, нет, сенатор.
— О, это никогда не поздно исправить. Мы будем рады, если вы посетите службу для новообращенных. Вас проводят, а мы с мистером Смитом и доком пойдем в святилище.
— Сенатор!
— Да, док?
— Если мисс Бордмэн нельзя в святилище, то мы тоже туда не пойдем, а отправимся на службу новообращенных. Мисс Бордмэн — сестра милосердия при мистере Смите.
— Мистер Смит нездоров? — встревожился Бун.
Джабл пожал плечами:
— Мистер Смит еще не вполне акклиматизировался на нашей планете. Я сопровождаю его в качестве врача и привык работать в паре с сестрой. Можем узнать мнение мистера Смита на этот счет. Майк, тебе нужна Джилл?
— Да, Джабл.
— Хорошо, мистер Смит.
Бун снова вынул изо рта сигарету, сунул туда два пальца и свистнул. Прибежал мальчик-подросток, одетый херувимом: лосины, детские сандалии, длинная
