Компьютерный вальс - Александр Лонс

Автобус ушел, а я опять впал в тупое, бездумное, лишенное всяких мыслей состояние. Пока вот так, ничего не соображая, я торчал на остановке, возле меня, выскочив на тротуар, резко остановилась темная иномарка с тонированными стеклами. Из нее выскользнули два крепких мужика в кожаных куртках. В затылок мне уперлось нечто твердое.

— Только попробуй пикнуть, — услышал я чье-то злое шипение, — и твои мозги, если они у тебя все-таки еще остались, будут разбросаны в радиусе двух метров. Уборщикам понадобится много усилий, чтобы потом промыть асфальт!

Они заломили руки мне за спину и затолкали в автомобиль, уткнув лицом в заднее сиденье. За меня даже не пытались заступиться многочисленные зеваки, стоявшие на остановке. Только случайно оказавшийся там милиционер подошел к машине и что-то тихо спросил. Но один из нападавших показал ему какие-то документы, и блюститель закона больше не вмешивался происходящее.

Куда меня везли, я сказать не мог даже приблизительно, но минут через тридцать-сорок автомобиль въехал в открывшиеся перед ним большие, и судя по звуку, железные ворота. Затем мы еще немного проехали, и снова остановились. Открылись уже другие ворота, машина проехала метров десять и остановилась уже окончательно. Меня выволокли из автомобиля и, не давая осмотреться, завели в подвальный этаж какого-то кирпичного коттеджа. Но я все же успел узнать этот коттедж…

27

В темноватом, но просторном помещении в течение двух часов, меня допрашивал совершенно незнакомый толстый мужик, который даже не счел нужным мне представится. Его интересовало все про Валентину и про мою роль в ее адвокатском расследовании. Я сначала еще пытался объяснить, что мне, в сущности, ничего не известно, а Валентина — просто моя подруга. Мои ответы только разозлили мужика. Потом, ни на один из его вопросов я больше так и не ответил. Вернее ответил, но не то и не по делу. Он задал мне еще множество тупых вопросов, и на них, на все, я отвечал только «да». Мне вдруг все теперь стало глубоко пофигу. Потом этот мужик встал из-за стола и начал нервно бродить по странному подвальному помещению. Наконец, ненадолго оставив меня одного, он куда-то ушел.

Через некоторое время пришел какой-то горбун. Он был одет в зеленый хирургический халат с завязками на спине, в очки, латексные перчатках и в хирургическую маску. Ни слова не сказав, он молча засучил мне рукав и профессионально ввел в вену жидкость синеватого цвета. Почти мгновенно сознание меня покинуло.

Очнулся я в медицинском кресле.

В голове быстро прояснялось, жутко хотелось пить. В подвальном помещении произошли кое-какие изменения. Освещение заметно усилилось — под потолком оказалось множество мощных ламп. Появилось два стола. Один стол был похож на хирургический. Он сам, и предметы на нем, были накрыты белой тряпкой. Второй стол был письменный, на нем валялись какие-то бумаги, дискеты и CD-диски. Склонив голову, за этим столом сидел плешивый человек в очках и читал какой-то многостраничный документ.

Некоторое время не происходило ничего.

Почему-то вспомнился такой очень старый медицинский анекдот: в больницу пришел пациент к знакомому хирургу, бородавку удалять. Но договорился, чтобы под общим наркозом. Положили на операционный стол, ввели наркоз, и тут вдруг выяснилось, что у больного непереносимость на конкретный препарат. Произошла остановка сердца. Тут же ему вскрыли грудь, приступили к прямому массажу. Сердце пошло, но когда перекладывали со стола на каталку, уронили и сломали ногу. В общем, мужик очухался в палате — нога в гипсе, шов через грудь, а бородавка на месте...

Мои руки и ноги не двигались. Крепкие ремни плотно пристегивали их к медицинскому креслу. Такие кресла обычно бывают в кабинетах урологов или гинекологов. Хорошо еще, что упоры для ног были свободны — меня пристегнули не в раскоряку, а в обычной, сидячей позе приговоренного к электрическому стулу или газовой камере.

— Б…! …, … твою мать! — инцестионально выругался я.

— О, ты кажется, проснулся?

— Сергей Николаевич?! — невольно выпалил я. За столом сидел Аргедов.

— Что, не ожидал? — ухмыльнулся он.

— Ну, не то чтобы совсем не ожидал. Я просто не думал, что до такой грязной работы, как допрос похищенного человека, снизойдете лично вы.

— Допрос? Нет! Я ничего не собираюсь у тебя выяснять. Мне и так все понятно. Надо только уточнить несколько деталей и пару мелочей. И сделать это необходимо быстро — я тороплюсь.

— Вы всегда торопитесь. Скорее всего, вам не известен весь тот информационный объем, которым я располагаю.

— А зачем мне твой информационный объем? Ты это помещение никогда уже не покинешь. Вернее покинешь, но без всякой информации. Но мне из чистого любопытства, интересно выслушать твою исповедь.

Я сразу же приступил к «исповеди». Я очень боялся, что Аргедов не дослушает меня и велит прикончить. Но я знал, что он не отдаст такого распоряжения, пока не дослушает меня до конца.

— …вы все продумали, — говорил я. — Только одну ошибку все же допустили: слишком уж много людей было в курсе ваших дел. Схема у вас была достаточно проста. С различными медицинскими учреждениями, где были отделения гинекологии, договаривались о поставке материала. Это делалось вполне официально и законно. Ну, почти законно. Разумеется, небескорыстно. Полученный «материал» немедленно замораживался и затем в жидком азоте переправлялся в ту или иную лабораторию. Это делалось без ведома пациенток и без их согласия. Мало того, когда ощущался дефицит в «рабочем материале», гинекологи «бывшие в деле», зачастую направляли своих пациенток на аборт, мотивируя это медицинскими показаниями, коих на самом деле не было. Вся эта бодяга тянулась уже много лет. Технологии были постепенно отработаны и усовершенствованы. Но людям трудно заткнуть рты, тем более, когда их так много. Пошли слухи. Кто-то что-то сказал, где-то о чем-то написали, и вы решили спрятаться за ворохом ненаучных и малограмотных публикаций на подобную тему. Вы организовали вброс в прессу информации о сигмафетине, поскольку он уже давно не являлся приоритетным направлением деятельности вашей команды. Пока шли разработки и совершенствования методик получения препарата, над темой трудилось тьма народа. Целый ряд лабораторий в различных институтах Москвы. И не только Москвы. Каждая из этих лабораторий или научных групп работала над своей темой, над своим элементом единого проекта. Несанкционированные начальством публикации результатов в научной печати были строжайше запрещены. Каждая статья внимательно проверялась, нет ли там чего-нибудь лишнего… Многие статьи не публиковались вообще. Руководство ссылалось на незавершенность, недостаточную достоверность результата, на необходимость дополнительных проверок, на коммерческую тайну, наконец. То немногое, что все же допускалось в научные журналы, проходило тщательную предварительную проверку кем-либо из руководителей проекта.