Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг

Судя по этим цифрам, приобрести велосипед в СССР удавалось далеко не каждому, и велоспорт, вопреки картине, которую рисовали газетные заметки о спортивных занятиях инженеров, не имел шансов сделаться массовым видом спорта. Правда, директор Московского велосипедного завода И. Масленников обещал собрать в 1936 г. «миллионы велосипедов» и представил новые модели — велосипед с большой корзиной для домохозяек, тандем и велоприцеп. Но в то же время среди продукции его завода стоило большого труда найти хотя бы один пригодный для использования велосипед{1297}. Между тем газета «За индустриализацию» в рубрике «Вещи должны радовать глаз» не уставала пропагандировать велосипеды как необходимую для отдыха и повседневного быта вещь и ругать предприятия за их ничтожное количество и скверное качество. В сравнении с яркими, изящными английскими и американскими моделями все отечественные кажутся «грязносерыми», возмущался орган Наркомтяжпрома. Изделия всех трех советских велосипедных заводов, пензенского, харьковского и московского, одинаково уродливы, громоздки и, несмотря на свою массивность, очень легко ломаются. Звонки на них либо не действуют, либо трезвонят без перерыва, устройство фары плохо продумано. А разработка модели детского велосипеда занимает больше времени, чем проектирование турбины{1298}. Редактор М. Николайчук рассказывал о типичных мучениях, которые приходится терпеть владельцу советского велосипеда: динамо, видимо, рассчитан только на гонщиков, потому что при средней скорости лампочка не загорается, а если ее меняешь, она перегорает, как только поедешь чуть быстрее. Впрочем, проблема разрешается сама собой, когда болты не держат ни лампочку, ни динамо и те вылетают{1299}.

Помимо велосипедов под огонь критики попадали в первую очередь предметы домашнего обихода: вентиляторы, настольные лампы, будильники, кастрюли и сковородки, утюги, электрические печки и т. п. При этом рупор наркомата создавал впечатление, будто правительство делает все, что в его силах, дабы облегчить и украсить быт людей, дело только за тем, чтобы заводы и фабрики претворяли его распоряжения в жизнь. Ответственность за перманентно неудовлетворительное снабжение товарами широкого потребления, оказывается, несли исключительно директора заводов и инженеры, как, например, в случае с плохо работающим советским настольным вентилятором. Вентилятор № 5706 с боковыми лопастями производства Ярославского электромеханического завода, появившийся в продаже как раз в жаркие летние дни, в июне 1935 г., принес автору, который подписался инициалами «Б. И.», сплошные огорчения: когда его включили в первый раз, он так нагрелся, что дополнительно отапливал всю комнату, во второй раз остановился и угрожал взорваться, в третий раз отказал окончательно. «Б. И.» винил за неудачную модель лично директора завода. Как может завод два года «осваивать» эту технику без малейшего результата, вопрошал он: «Откуда такое неуважение к нам, потребителям, тов. Сипер, и долго ли вы собираетесь торговать бракованными, компрометирующими марку завода вентиляторами?»{1300} Год спустя корреспондент газеты испытал следующую модель, оснащенную металлическими крылышками. Заметка называлась «Джазовый вентилятор». Этот прибор, рассказывалось в ней, постоянно издавал самые разные душераздирающие звуки. Сначала он свистел, как будто по комнате ехал поезд, потом начал вскрикивать так, словно кого-то душат. В конце концов к его владельцам пришел сосед и пригрозил вызвать милицию, если они не перестанут мучить ребенка. Это же «производственное хулиганство», бушевала «За индустриализацию», вновь обвиняя директора завода в том, что он издевается над потребителями и разбазаривает огромные средства{1301}.

Подобным же образом газета Орджоникидзе представляла читателю и другие предметы ширпотреба. Каждый раз обвиняющим тоном задавался риторический вопрос: как может советская промышленность производить такие недоброкачественные товары? Подверглась разносу стандартная настольная лампа с зеленым абажуром: вид невзрачный, абажур сидит неправильно, цоколь сработан грубо деревянная подставка покрашена неаккуратно. И функцию свою она толком не выполняет: 75% света поглощается абажуром. Поработав два-три года с такой лампой, человек себе вконец глаза испортит. Почему, спрашивала газета, над освещением метро трудятся лучшее архитекторы и художники, а на работу над лампой, которая будет красоваться в квартирах миллионов рабочих, отрядили всего двух человек?{1302} Электролампочки, ругалась она, перегорают через день, а если спрашиваешь в магазине мясорубку, продавщица отвечает, что их нет, потому что ей неловко предлагать никуда не годную советскую продукцию{1303}. Эталоном неизменно служили товары иностранного производства. Сверкающие заграничные кастрюли из высококачественной стали затмевали темную и тусклую советскую алюминиевую посуду{1304}. Старомодный, простецкий советский будильник не выдерживал сравнения с импортным — современного дизайна, изобретательно снабженным фосфоресцирующими стрелками{1305}. Иногда газета видела редкие просветы в безотрадной картине. Тогда она в рубрике «Появляются красивые вещи» рассказывала об электромоторчике для детей или образцовом ассортименте продукции Харьковского электромеханического завода{1306}. На общем фоне выгодно выделялись московские гастрономы № 1 и № 2, торговавшие детскими подарочными наборами, шоколадом, марципановыми фигурками, пряниками и другими кондитерскими изделиями. В Петровском пассаже и Верхних торговых рядах можно было купить игрушки, елочные украшения из золотой и серебряной бумаги, канитель, бумажные флажки, гирлянды, конфетти, электрические фонарики, искусственный снег и пр. Ведь в 1935 г., когда личное счастье перестало быть запретным и уют домашнего очага превратился в показатель трудовых успехов, дождалась реабилитации и елка. На новый 1936 год (но не на Рождество) елку поставили в ресторанах, кафе, на фабриках-кухнях и в заводских столовых{1307}.

Отставание инженеров в производстве предметов широкого потребления все резче противопоставлялось мнимым чудесам индустриализации, совершенным в области тяжелой промышленности в первую пятилетку Средства массовой информации проникались пессимизмом, и тон их в отношении инженеров становился все агрессивнее. Как же так, твердила печать, магнитогорский металлургический гигант в голой степи за тысячу дней возвели, а обеспечить страну велосипедами, мясорубками и вентиляторами не сумели?

г) Движение общественниц

В рамках кампании за «культурность» реабилитировались не только личные потребности в досуге, отдыхе и потребительских товарах, но и нуклеарная семья. Как и в частной сфере вообще, партия обнаружила в семье новое поле деятельности, а в лице неработающей замужней женщины — новую героиню. Стране нужен был кто-то, кто станет проводить в жизнь новые ценности и позаботится о том, чтобы инженер носил белую рубашку, заводской двор подметался, а за столом все вели себя прилично. Идеальную фигуру, казалось, самой судьбой предназначенную для насаждения «культурности» в частной и общественной жизни, представляла собой домохозяйка. На нее партия взвалила все воспитательные задачи, с которыми не справлялась она сама или другие учреждения: воспитание детей и повышение культурного уровня, организацию клубов ИТР и культурных программ, создание красивых и уютных уголков. В 1936 г. институт семьи был закреплен в конституции и вышел закон об охране семьи, обложивший высокой пошлиной разводы и запретивший аборты{1308}. Еще раньше, чем правительство поставило нуклеарную семью под охрану государства, в 1935 г., оно инициировало «движение общественниц»{1309}. Эта идея пришла в голову наркому Орджоникидзе, когда он во время посещения одного из заводов встретил там жену директора, которая активно занималась заводским хозяйством. Говорят, он тут же решил систематически привлекать жен ИТР к работе над улучшением условий быта. Одно время «первой общественницей» называли Евгению Весник, жену начальника строительства в Кривом Роге, разводившую для нужд предприятия кур{1310}, потом — жену директора завода «Красный Урал» Суровцева, разбившую на заводской территории цветочные клумбы{1311}. Возможно, мы имеем дело с «мифом происхождения», но это неважно — мысль ясна: женщины взялись за дело, желая облегчить и украсить жизнь своим мужчинам, которые трудились не покладая рук в неприветливых, далеких от цивилизации местах: «Во имя родины, во имя ее блага, во имя создания крепчайшей, сильнейшей в мире тяжелой индустрии шла лучшая часть инженерства покорять пустынные, неосвоенные просторы, отправлялась строить на этих местах великие промышленные очаги, создавать вокруг этих очагов счастливые города социализма»{1312}. Благодаря активной деятельности женщин мужчины должны были почувствовать себя на заводе как дома и не пытаться при первой возможности его покинуть. Если женщины будут создавать мужчинам уют, надеялись застрельщики движения, чудовищная текучка, «чемоданные настроения» среди инженеров пойдут на убыль{1313}. Предшественницей движения стала Валентина Хетагурова (р. 1914), которая с 1932 г. опекала красноармейцев, строивших укрепления в бухте Де-Кастри на Тихом океане, а в 1937 г. на страницах «Комсомольской правды» призвала молодых женщин страны ехать вслед за ней на Дальний Восток и позаботиться о бойцах Красной армии: «Нашим женщинам некогда скучать. Они работают рука об руку со своими мужьями»{1314}.