Полукровка - Даниэль Зеа Рэй

— Что ты задумала?

— Я хочу показать всем мирам, чего им стоит бояться.

— Хочешь спровоцировать Навернию?

— Я хочу спровоцировать всю Вселенную. По крайней мере, ту ее часть, которую мы знаем…

— Ты в своем уме?

— Ты сам их видел, Урджин. Это враждебные существа. Пусть и таким способом, но мы заставим наши миры пошевелиться. Не важно, кто или что спровоцировало их появление здесь, итог всего этого один — война.

— А если все не так, как мы себе это представляем?

— Если все не так, то нас есть, кому остановить.

— Кому же?

— Совету Всевидящих, Урджин.

Глава 32

Вечером Камилли и Назефри как всегда уединились в своей комнате. Их обоих беспокоило что-то, какая-то недосказанность тяжелым грузом висела на сердцах молодоженов.

Камилли разделся, принял душ и стал ожидать, когда Назефри присоединиться к нему. Еще вчера он бы неспешно прокручивал в мозгу все то, что сделает с ней ночью и какое удовольствие получит от этого его жена. Но сейчас у него внутри прочно засела другая мысль. И она по природе своей была настолько ужасна, что ему становилось мерзко и тяжело на душе.

Назефри тихо вышла из ванной и забралась к мужу под одеяло.

— Мы должны поговорить с тобой, зайчонок.

— Я знаю, Камилли.

Он обнял ее и прижал к себе.

— Ты ведь опять все понял? — вздохнула она.

— Как видишь, проницательность — не всегда приятное качество для его обладателя. Ты расскажешь мне, что произошло?

Назефри молчала. Он притянул ее поближе к себе и поцеловал ямочку за ушком.

— Он всегда меня любил. Я поняла это еще в шестнадцать. Он стал смотреть на меня по-другому. Не так, как смотрит брат. Я не обращала на это внимания по началу, но со временем мне это стало мешать. Он не позволял ни одному из претендентов на брак со мной ко мне приближаться. Он приглашал только тех людей, которые были ему чем-нибудь обязаны. И они очень пылко разыгрывали перед всеми влюбленных, а затем исчезали. Когда мне исполнилось девятнадцать, мама заболела. Последние месяцы своей жизни она по большей части пребывала в неадекватном состоянии. Зафир тяжело переживал это и стал надираться каждый вечер. Однажды он ввалился ко мне посреди ночи и сделал предложение. Я сказала ему, что он не в своем уме, и, естественно, отказала. Он пригрозил, что так этого не оставит, и ушел. На той же неделе прилетел очередной претендент, которого пригласил дядя. Молодой олманец проявил ко мне немалый интерес. Я улыбалась, заигрывала, чтобы показать Зафиру, что ему не на что надеяться, и это вывело брата из себя. Средь бела дня он затащил меня к себе в спальню, изодрал на мне всю одежду и повалил на кровать. А потом парализовал. Я только и смогла, что лежать с открытыми глазами и смотреть в потолок. Он даже не стал целовать меня. Просто раздвинул ноги и…

— Не нужно дальше, — прервал ее Камилли.

— Потом он встал, оделся и на прощание сказал, что я принадлежу теперь ему и замуж смогу выйти только за него, потому что не один из претендентов не захочет получить пользованный товар. А если я вздумаю хоть кому-то рассказать о том, что произошло, он скажет, что я спала с этим молодым олманцем, и меня изгонят. Кто поверит, что он, Зафир, изнасиловал меня? Я сказала ему тогда, что лучше умру в одиночестве, чем выйду замуж за ничтожного извращенца, который надругался над собственной сестрой. А он ответил, что я ему не сестра и то, что мы выросли вместе, ничего не меняет. Он все равно будет обладать мной, сама я приду к нему или он вынудит меня приползти. Я пыталась излить душу матери, но она не понимала того, что я говорила ей. Болезнь пожирала ее с каждым днем все больше, и она угасала на глазах. И тогда я сама не захотела жить. Я собиралась облегчить ее муки. Ведь спасти ее у меня не было сил. Зафир нашел меня первым. Когда я пришла в себя, он сказал, что не позволит мне так просто отделаться от собственной жизни. Я плюнула ему в лицо и пригрозила, что если он не уберется с Олмании, я все расскажу Эсте. Сестра поверила бы моему слову, и его участь была бы предрешена. Конечно, я знала, что никогда не смогу об этом ей рассказать. Я никому не могла этого рассказать. Он еще пытался мне угрожать, говорил, что этим я очерню всех своих близких и нанесу непоправимый вред репутации императорской семье, но все же сделал так, как я хотела. Он улетел, переложив свои обязанности по отношению ко мне на плечи Стефана. Я знаю, что ты хочешь отомстить ему. Я и сама хотела того же. Но ты должен понимать, что это не в твоих силах, и не в моих. Ты не сможешь противостоять Зафиру. И я не хочу потерять тебя.

— Ты не потеряешь меня. Но и оставить его безнаказанным я не могу.

— Если ты попытаешься отомстить, я уйду от тебя, Камилли.

— Ты в своем уме? Что ты такое говоришь?

Она повернулась к нему лицом и вполне серьезно ответила:

— Если ты пойдешь к Зафиру, я все равно потеряю тебя.

— Но ты моя жена! Ты самое дорогое, что есть у меня. Я люблю тебя! Как же я могу простить ему то, что он сделал с тобой?

— Я не прошу тебя прощать, я лишь хочу, чтобы ты не искал встречи с ним и не провоцировал, если увидишь. Каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, я таю в твоих руках. Я люблю тебя. И ты уже отомстил ему, потому что получил то, что не смог взять он — мою душу. Зафир знает об этом, и это — самая лучшая месть, которую он заслуживает.

— Я все же попробую с ним разобраться по-своему.

— Но, Камилли!

— Я обещаю не применять силу, зайчонок, по крайней мере, нападать не стану.

— Обещаешь?

— Да, милая. Есть множество других способов сделать человека несчастным. И я обязательно придумаю один из этих способов специально для него.

— Камилли, а к тебе в голову никогда не закрадывалась мысль о том, что это Зафир устраивал покушения на Эсту?

От такого заявления Камилли потерял дар речи.

— Я думал об этом множество раз, точно так же, как и Урджин. Но не рассчитывал найти союзника в твоем лице. Я даже боялся заикаться об этом в вашем с Эстой присутствии.

— Сегодняшний день все изменил?

— Не все, но многое. Да, это вполне мог быть он. Он идеальный претендент. Он вхож в вашу семью, знает о вас все, знаком с повстанцами и лично встречался с маленьким Таймо. Он запросто мог найти союзника в нашем окружении, тем более, что доннарийцев, которым Эста не мешала бы, можно пересчитать по пальцам.

— Но кроме отсутствия очевидного мотива, есть еще одна причина, по которой это не мог быть он.

— Какая?

— Зафир прекрасно знал, что вместе с Эстой в поселение к Таймо полечу я. Он бы не стал рисковать мной, понимаешь?