Беглец из Кандагара - Холин Александр

И вот уже Алексей Гиляров стал полноправным гражданином современной России, одним из директоров ООО, выпускающих эликсир молодости с гламурным названием «Виватон». Алексей с ранних лет занимался распространением сомнительного лекарства. Россия всегда была богата доверчивыми лохами и откровенными дураками, старавшимися казаться мудрыми философами и мыслителями, обмануть которых не составляло большого труда. Лёшка таким не противоречил, лишь бы позволяли стричь на своих огородах «капусту».

Художником он был довольно посредственным, но это его нисколько не волновало, потому что, будучи членом Союза художников, он уже урвал себе мастерскую, которую использовал для добычи любимой сердцу «американской капусты». К тому же творчеству как таковому он уделял слишком мало времени, гоняясь за полновесным ощутимым заработком. А искусство в любой своей ипостаси этого не любит и не прощает: будь ты художник, писатель или музыкант. Если поклоняешься Мамоне, то путь настоящего творчества автоматически и бесследно исчезает.

— Да кто ж нынче бобло не любит? — спрашивал он Вадима. — Ты ведь недаром домой вернулся. Значит, тоже должен «капусту» зарабатывать. И чем больше, тем лучше. А то как же!

— Знаешь, Лёша, спасибо, конечно, что ты меня не забыл, но как ты предлагаешь «зарабатывать»?

— Нет ничего проще! — глаза Алексея заблестели. — Ты можешь заработать довольно хорошие бабки на продаже Виватона. Поверь, больше двух десятков лет прошло, а Виватон меня до сих пор выручает. Некоторым он помогает бобло срубить, кому-то — здоровье восстановить. Жалко, Серёга погиб. Он бы помог тебе принять правильное решение.

— Спасибо за заботу, Лёша, только я не совсем нищим домой явился.

— Хорошо, хорошо, — согласился Гиляров. — Я тебя уговаривать не собираюсь. Только у меня ты быстро сможешь подняться в командный состав и снова стать полноправным офицером.

— Это как?

— Очень просто. У меня довольно много должников скопилось. Так вот. Помоги мне вернуть мои деньги. В результате сам заработаешь, мне поможешь, и, думаю, попробуешь Виватоном натереть не только тело, но и голову.

От предложения Гилярова попахивало явным скотством, но Вадим обещал Анфисе ни в коем случае не ссориться с деловым художником. Беглец исподлобья посмотрел на Алексея и неожиданно предложил:

— Хорошо, я подумаю. Но для пользы дела тебе не мешает удлинить фамилию.

— Что? — не понял Алексей.

— Удлини фамилию. Добавь к ней суффиксное окончание «ский». Получится — Гиляровский. Это тоже поможет загребать американское бобло лопатой и дурить головы российским лохам.

Алексей озадаченно посмотрел на Вадима, но тот взгляд свой не прятал, и губы не кривились в злорадной усмешке. Может быть, Вадим от чистого сердца предложил это? Кто знает?

И тут всех отвлёк появившийся в мастерской поэт. А поскольку народу собралось уже довольно много, поэт тоже решил развлечь уважаемую публику.

— Я сейчас прочитаю вам своё последнее стихотворение, — начал он. — Это получилось у меня потому, что практически везде можно услышать что-то паршивое, пакостное про нашу родину. Только родину не выбирают, как и родителей. Пока не умерли поэты, не умрёт и Россия!

Мы не стали скромнее и прощепод давлением смут и преград,лишь по смуглой берёзовой рощеветер вздыбил чумной листопад.Лишь нахмурилось небо в зенитеи ослабился скрипки смычок.Полно, люди!Прошу вас, взглянитес перекрестья путей и дорогна раздольное наше безволье,на всеобщую злобу в аду!…Где ж тот кот, что гулял в ЛукоморьеПо злащёной цепи на дубу?Было много цепей и кандаловна Руси, да не те всё, не те.Но под вонью господ и вандаловвновь Россия ползёт в пустоте.Нам уже не хватает ни прыти,ни ума для тактических драк.Вы простите, прошу вас, простите,но маньячит немеркнущий мрак,но свистит порожняк лихолетьяв перепутинской патоке лжи.Сколько ж нужно России столетий,чтоб воскресли и жили Кижи?Чтобы Русь моя вновь возродиласьи оставил её Черномор?Я надеюсь, что Божия милостьснова вычертит в небе узор.А в столице, некрополе истин,будто истина — мать-перемать.И последний берёзовый листикпо бульварам пустился гулять.

Что говорить, обществу такие афронты всегда нравились, особенно если певец не боялся говорить правду в лицо. Поэтому вслед за открывшим вечер поэтом стали выступать барды, юмористы, писатели, композиторы и прочие творческие москвичи.

К Вадиму вернулась Анфиса, которая ненадолго отходила, чтобы поздороваться с многочисленными друзьями, толпившимися в комнатах мастерской Гилярова. Она тоже слышала декламацию стихов и улыбнулась, заметив на лице Вадима почти детскую растерянность.

— Вадька, ты, кажется, не ожидал здесь встретить настоящих поэтов, не боящихся публично высказывать своё мнение?

— Не ожидал, — признался беглец. — Это уж точно. Но я тоже с юношеских времён стихи пишу, ты же знаешь.

— Вот как? — поджала губы Анфиса. — Что ж ты до сих пор не прочитал ничего?

— Хочешь прямо сейчас услышать моё новое стихотворение, посвящённое нашему общему знакомому, Алёшке Гилярову? Я его написал только что.

— Ещё как хочу! — захлопала в ладоши Анфиса.

— Ну, так слушай:

Мир наполнен дыханием Горним,воздух свеж и до одури чист.Помогает мне справиться с горемдобродетельный не альтруист.Он живёт и доподлинно знает,как испить Благодати глоток,и в уплату за землю желаетнеба синего твёрдый кусок.Ах, какая вокруг быстротечность,суеты и страстей дребедень!Мой помощник желает, конечно,вечность хапнуть за нынешний день.Мир по-прежнему весел, беспечен.Воздух свеж и до одури чист.Стал в России престижен и вечендобродетельный не альтруист.

— Здорово! — обрадовалась Анфиса. — Тебя, я вижу, задели за живое финансовые происки художника. Так прочитай это перед всеми.

— Неужели в Москве можно теперь высказывать своё мнение прилюдно?

— Не всем и не всегда. Я был рядом, когда вы разговаривали с Алексеем, — услышал Вадим из-за спины. — Знаете, мне ваш приём невинной язвительности понравился, как и стихи, прочтённые вами. Хотя Гиляров вряд ли поймёт вас.

Вадим обернулся. Сзади стоял парень и держал в руках картину в раме. Вадим не успел ещё разглядеть полотно, однако понял, что парень был скорее всего художником.

— Вы принесли сюда картину? — на всякий случай спросил Вадим. — Можно посмотреть?

Художник развернул картину к Вадиму, и тот с удивлением стал вглядываться в изображённый пейзаж. Там на берегах тёмной, но игравшей блёстками речки раскинулись два берега. Только левый был пронизан лучами летнего солнца, а правый расплывался под струями надвигавшегося ливня. Далеко, на излучине, горел костёр, будто приглашая погреться, если путник попал на дождливый берег.

— Это не выдумка, — пояснил художник. — Я действительно видел такое на Валдае.

— Фантастика! — восхищённо посмотрел на живописца Вадим. — Признаюсь, ни разу в жизни не встречал ещё художника, который на одном полотне сразу смог изобразить всю сущность человеческой души. У вас это здорово получилось!

— Спасибо, — улыбнулся художник. — Но я тоже впервые вижу зрителя, который так искренне умеет удивляться. Хотите, я подарю вам полотно?

— Мне?!

— Вам, вам. По крайней мере, я буду уверен, что одна из моих работ доставляет кому-то радость. Ведь человек приходит в этот мир, чтобы научиться дарить радость окружающим, а не тратить жизнь на то, чтобы отнять и разделить. Согласны?

— Ещё как! — кивнул Вадим. — Как вас зовут?

— Андрей. Андрей Ковалевский.

— А я Вадим. Можете называть меня беглецом из Кандагара.

— Послушайте, это не о вас ли рассказывал Гиляров? — глаза Андрея вспыхнули любопытством. — Он не единожды вспоминал о братьях, с которыми ему удалось живым выбраться из Афганистана.

— Да, это я, — признался Вадим. — Только брата моего подстрелили пограничники при переходе через кордон. Но это было давно. Лучше скажите, часто здесь Алексей устраивает вечеринки?

— Не очень, — поджал губы Андрей. — Но к нему приходят многие, потому что сейчас в городе опять недолюбливают творческие сборища.

— Кто недолюбливает?

— Как кто? — удивился Андрей. — Власть имущие. Вероятно, народом управлять гораздо проще, когда человек, кроме работы на хозяина, больше ни о чём не задумывается. А тут творческие личности! Вот, например, поэта, который недавно прочитал стихотворение про Русь-бедолагу, только что вывели на улицу какие-то чужие люди.