Пять граммов бессмертия (сборник) - Аркадий Неминов

Далее Сева уже ничего не слышал. Слово «наказание» за несовершенное им преступление затмило все, произнесенное прокурором, включая даже слова «условно» и «штраф». Для него это все уже было не важно. Важно то, что прокурор, хотя и снял обвинение в краже со взломом, тем не менее, считал его все равно виновным. Теперь было дело за адвокатом, а потом и за судьей…

Между тем уже начал говорить адвокат, приводя собранные воедино доказательства и показания свидетелей в пользу ответчика. Речь его на сей раз была более сухой и деловитой. Он уже не позволял себе тех вольностей, которыми так изобиловала его речь до этого выступления. Сейчас же это был оратор, трибун. Куда девались его кошачьи повадки и улыбка?! Глаза Ароновича метали гром и молнии. Наконец он коснулся эпизода с передачей фермента Катерине, и голос его зазвучал мягче:

– …и последнее. Как уже было сказано выше, именно сам факт получения госпожой Колмогоровой этого лекарства еще раз подтверждает, на мой взгляд, уже доказанную истину: только семья автора изобретения имеет моральное право на испытание на самих себе ими же созданного препарата. А также еще и то, что Зинаида Козырева и ее руководитель Сергеев пошли на риск и должностные нарушения из чувства справедливости, отдав лекарство, не разрешенное Минздравом, не кому-нибудь, а именно этой семье. Надеюсь, что уважаемый суд примет во внимание также и все то, о чем поведали нам здесь удивительный маленький свидетель и его бабушка. Листочки, которые она принесла, лишний раз доказывают, каким образом и в каких условиях моему подзащитному приходилось работать над созданием своего детища. А удивительный и непостижимый по своей сути диалог двух бывших друзей только подтверждает мое высказывание об истинности авторства Осипова и его помощника Колмогорова. Этот диалог приоткрывает и некую завесу тайн молодости истца, что также отнюдь его не красит, а самое главное, доказывает, кто на самом деле является первооткрывателем фермента. Все эти факты и доказательства, мною изложенные и представленные, говорят исключительно в пользу невиновности моего подзащитного. Человека, который своим трудом и своей жизнью доказал самое главное для себя: он не зря жил и работал, он создал панацею от целого ряда заболеваний, спас от смерти свою жену и дал возможность вылечиться многим тысячам обреченных. Я закончил. Благодарю за внимание.

– Прошу слова! – неожиданно раздался голос Грошева.

– Пожалуйста, господин Грошев, – произнес судья. – Только уточните, в качестве кого вы будете выступать – истца или своего адвоката?

– Истца! И, как истец, хочу заявить, что я снимаю свой иск по причине плохого самочувствия и невозможности далее продолжать свое участие в этом судебном заседании. Я пережил шок, после которого вряд ли адекватно смогу реагировать на все происходящее. Я отзываю свой иск ввиду обеща… личных причин! – Грошев сел на место, закрыв лицо руками.

Глава 17

– Знаешь, Сева, все-таки ты был не прав!

– Ты о чем, Катя?

Они сидели в небольшом кафе и мирно беседовали.

– Да я все про этот суд, – задумчиво продолжила она. – Мне кажется, надо было послушать Семена Григорьевича и выдвинуть встречный иск о защите твоей чести и достоинства! Уверяю, мы бы его выиграли! А так этот хлыщ Грошев легко отделался, просто отозвав свой иск. И как все обставил, подлец – «ввиду плохого самочувствия!»

– Да брось ты, Катя. Он же извинился перед нами всеми и… перед Санькой, а, значит, твоим отцом. Звучит это, конечно, странно, но факт остается фактом, и это слышали все! К тому же, все и так поняли истинную причину этого отзыва. И знаешь, я рад, что все этим кончилось. Я не хочу уподобляться Грошеву и произносить пусть и справедливые, но обвинения в чей-либо адрес. Не хочу, понимаешь? Мне достаточно того, что ты жива и здорова, что фермент, наконец, получил официальный статус как самостоятельное лекарство, что мы занимаемся с помощью Ароновича вопросом патента на изобретение и, как он утверждает, добьемся, что будет признано мое авторство. Ну, чего еще нам не хватает? Ведь получилось все, как ты и хотела!

– Так-то оно так, но я считаю, что зло должно быть наказано!..

– Кстати о зле! Ты помнишь ту нашумевшую историю со странным самоубийством пресс-секретаря директора, которое произошло сразу после гибели Чуркина? Так вот, по институту до сих пор бродят упорные слухи, что это как-то связано с гибелью Чуркина. Оказывается, он был хорошо с ним знаком, чуть ли не со школы, и дело здесь не чисто. Их видели вместе в кафе недалеко от института, как раз перед тем страшным ДТП! Понимаешь?! И это якобы и послужило причиной его ухода из жизни! Я тут подумал на досуге над этой информацией и пришел к выводу, что в этом есть определенный смысл. Если связать воедино кражу той тетради, все эти поломки-исчезновения вещ-доков и предположить, что гибель Виталика не случайна, то все сходится! И очень смахивает на банальное устранение свидетеля заказчиком! А кто у нас заказчик? Тот, кому было выгодно лишить нас вещдоков, т. е. …

– Грошеву! – выдохнула Катя. – Значит, ты тоже считаешь, что Чуркин действовал именно по указке директора и тетрадку он украл тоже для него?

– Конечно! Ну, подумай сама, кому она была нужна, кроме нас и нашего противника на суде? И я не знаю, чем бы все закончилось, если бы не Санька!

– Постой, постой, тогда, следуя этой логике, и зная, что Виталик и этот самоубийца знакомы…

– …можно предположить, – подхватил ее мысль Сева, – что и того парня тоже убили! И я рад, что дело по тому ДТП, как выяснилось, пока не закрыто, и следствие продолжается. Очень надеюсь, что этого надутого индюка Грошева прижмут к ногтю за более тяжкие преступления.

– Ладно, черт с ним! – Катя вздохнула. – Что там слышно с твоим восстановлением в институте? Тебе ведь новый директор обещал отдать лабораторию!

– Всему свое время. Он сказал, что восстановит, как только я получу патент. Еще немного терпения. А все-таки молодец, этот Аронович! Он сказал, что постарается этот вопрос решить в ускоренном порядке! Что бы мы без него делали?! Хотя, если бы не Санька…

– Вот об этом-то я и хотела с тобой поговорить здесь, а не дома.

– А в чем дело? Ты не хотела, чтобы нас слышала Елена Дмитриевна?

– Не она, а наш сын. Понимаешь, после того случая на суде я стала замечать за ним одну странность: он снова стал… прежним!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я несколько раз в течение этого месяца пыталась с ним заговорить… ну, как с отцом, понимаешь? А он никак не реагировал! Смотрел на меня удивленно и не понимал. И потом, ты, например, видел хоть раз, чтобы он прикоснулся к кубикам с химическими элементами? А вчера я ему подсунула твой листок, на котором он помог вывести тебе эту формулу. Так вот, он его рассматривал вверх ногами!

– Ты хочешь сказать, что наш сын стал обычным ребенком? Что у него испарились все его знания?

– Вот именно! Душа моего отца, похоже, покинула Саньку! Или… она временно затаилась, чтобы в нужный момент опять прийти к нам на помощь! Но разве такое бывает? Сева, не знаю, что и думать!

– Знаешь, Катя, а, может быть, это и к лучшему, что наш сын будет жить только своей жизнью. Со своими ошибками и открытиями, радостями и горестями. Жить со своей собственной, а не чужой, пусть самой родной и дорогой душой! Ты говоришь, что душа профессора его покинула как будто? А, может быть, она и не собиралась там оставаться навсегда? Может, твой отец, не успев выполнить свое земное предназначение, через нашего сына завершил, наконец, то, зачем он пришел в этот мир. И теперь его душа, успокоившись, вернулась туда, где ей и положено быть. Я много думал, перерыл кучу книг на эту тему, и мне попалась статья одного американского исследователя, изучавшего древнюю культуру племен Африки. У них считалось, что душа переходит после смерти родителей к их детям. Таким образом, в теле одного человека могла одновременно находиться не одна душа, а несколько… В общем, не случайно говорится, что чужая душа – потемки! Лучше не задумываться над тем, чего нам постичь невозможно! В любом случае, это только предположения…

– Ты, наверное, прав, что это – к лучшему! Ладно, ты допил? Пойдем домой. У нас еще целая куча дел!

Эпилог

– Колмогоров! Я к тебе обращаюсь! – раздался недовольный голос учителя химии. – Ты решил уравнение? О чем ты только думаешь? Вот уже пятнадцать минут стоишь у доски и мечтаешь, вместо того, чтобы решать задачу!

– Я сейчас, Анна Викторовна! Еще минуту!

– Все, хватит! Садись, Колмогоров, на место. Ставлю тебе очередную двойку! – химичка вернулась к своему столу и с недовольным видом раскрыла журнал. – Пора, Колмогоров, поговорить с твоим отцом. Тебе не стыдно? Сын известного профессора-биолога, ученого, автора нашумевшего изобретения! А ты в химии – полный ноль! Видно, поговорка про недалеко упавшее яблоко явно не про тебя! Я бы сказала, что про тебя есть другая пословица: насчет природы, которая отдыхает на детях гениев! Ладно, не обижайся! Я слышала от учителя литературы, что ты пишешь романы?