Сборник фантастических рассказов - Дмитрий Емец

Пораженные дружинники взглянули на солнце и увидели, что оно стоит точно двурогий месяц.

Дружина забеспокоилась, говоря, что это недоброе знамение, однако Игорь не хотел прерывать похода.

«Братья и дружина! Один лишь Бог ведает, кому во зло это видение — нам или поганым», — сказал он.

Вскоре русские рати переправились за Донец и пришли к Осколу, где два дня дожидались Всеволода Трубчевского, шедшего другой дорогой через Курск. Из Оскола дружины пошли к реке Сальнице. Степи волновались. Половцы, заранее предупрежденные о приближении русских, собирались вместе.

Опытные дружинники, посланные с разъездами, качали головами:

— Теперь не наше время. Поганые ездят наготове и собираются ордами со всех кочевий. Надо или ступать скорее или возвращаться.

Игорь же со Всеволодом отвечали:

— Если мы теперь возвратимся, не бившись, то стыд нам будет хуже смерти.

Всю ночь русская рать углублялась в степи, а на другой день к обеду встретила половецкие полки, стоявшие по той стороне реки.

— Вот и настал наш час! — сказал, перекрестившись, Игорь.

Против половцев князья выстроили шесть полков: Игорев полк стоял посередине, по правую сторону — полк «буй-тура» Всеволода, по левую – племянника Святослава. Впереди же войска был поставлен полк сына Игорева Владимира, усиленный отрядом коуев.

Кроме того, зная обычную манеру половецкую, Игорь с Всеволодом вывели из всех дружин лучников и выстроили их отдельно впереди полков.

Когда рати были выстроены, Игорь сказал князьям: «Братья! Мы этого сами искали, так и пойдем!» и направил все полки к реке. Половцы же, не принимая боя, выпустили по нескольку стрел и, повернув коней, бросились бежать прежде чем русские полки переправились.

Коуи погнались за ними и стали избивать отставших, в то время, как русские шли, не торопясь, опасаясь рассеиваться. Вскоре половцы пробежали мимо своих веж и скрылись в степях, Игорь же с князьями заняли вежи и захватили много пленных.

Создатель «Слова о полку Игореве» пишет:

«С утра в пятницу потоптали они нечестивые полки половецкие, и рассыпавшись стрелами по полю, помчали прекрасных девушек половецких, и с ними золото, и драгоценные ткани, и дорогие бархаты; покрывалами, и плащами, и кожухами начали мосты мостить по болотам и топким местам — и всякими украшениями половецкими».

Игорь же из общей добычи взял себе лишь червленый стяг, белую хоругвь и серебряное древко — главный трофей половецкий.

Три дня северские полки, отдыхая, простояли в половецких вежах. Младшая дружина, бахвалясь, говорила: «Прежде Святослав-князь, сражаясь с половцами озирался на Переяславль, мы же теперь в самой земле Половецкой. Теперь пойдем на них за Дон и до конца истребим их; после же пойдем в Лукоморье, куда и деды наши не хаживали, и возьмем до конца свою славу и честь».

Тем временем возвратился передовой полк и стал говорить, что видел многих половцев, стекающихся со всех краев.

— Славная будет рать, — сказал «буй-тур» Всеволод.

На другое утро подошли орды ханов Гзы и Кончака, и было их так много, что почудилось русичам, что «черные тучи с моря идут, хотят закрыть четыре солнца а в тучах трепещут синие молнии.»

Видя это, Игорь сказал: «Долго медлили мы. Сами собрали на себя всю землю», — и стал советоваться с князьями, как поступить.

— Если побежим теперь, то сами спасемся, но черных людей оставим. Будет на нас грех пред Богом, что их выдали. Уж лучше или умрем все или живы будем, но все на одном месте, — сказал Игорю Всеволод.

Итак, решено было принять неравный бой, бой не на жизнь, а на смерть.

— Спешивайтесь, братья, и отпускайте коней! Не придется нам больше сидеть в седле. Пробил наш час, — прокатилось по дружинам.

Русичи спешились и, сплотившись, отпустили коней. По обычаю старинному, на смерть шли всегда пешими, а порой даже и босыми, ибо так все были едины, и легче было умирать. Увидев, что русь спешилась, разулась и встала голыми ногами на траву, половцы содрогнулись, ибо поняли, что битва будет не на жизнь.

— Что стали? Скачите и убейте их!

С дикими криками выскакав вперед, ханы Гза и Кончак бросили свои орды в бой…

Русские полки бились крепко целый день до вечера; после же стояли в поле всю ночь, изнывая от жажды и ожидая нового натиска.

Бывший при рати священник читал молитвы и пел тропари. Убитых не хоронили — лишь отпевали.

На рассвете, сговорившись между собой, бежали союзники — коуи. Увидев это Игорь, раненый накануне в руку, вскочил на коня и поскакал за коуями, чтобы удержать их. Сгоряча он отскакал слишком далеко от своей дружины. Увидев это половцы кинулись ему наперерез и, схватив княжеского коня за повод, пленили князя.

Уже схваченный, Игорь увидел брата своего Всеволода, отбивавшегося от окруживших его врагов, и стал просить половцев: «Убейте меня, не хочу я видеть его гибели».

А орды с диким гиканьем уже вновь скакали на русичей. Изнемогшие северские полки были совершенно разбиты. По свидетельству летописи, из всех дружин спаслось едва ли 15 человек.

Игорь же, которого вели в плен, внезапно вспомнил, как однажды, взяв на щит город Глебов у Переяславля, не пощадил он православной крови.

«За то и наказан я Богом. Где ныне сын мой, где брат, где племянник? Где дружина моя? Всего я лишен и предан в руки поганых», — говорил он со слезами.

Однако Бог, наказав Игоря, вскоре явил ему свою милость: выяснилось, что брат его Всеволод и сын Владимир, защищенные крепкими своими бронями, остались живы и находятся в плену.

Тем временем Гза с Кончаком, разбившие Игоря, возгордились и решили идти на Русь. Свирепый Кончак требовал: «Гза, пойдем на киевскую сторону, где перебита наша братья и великий князь наш Боняк»; осторожный же Гза говорил другое: «Пойдем на Сейм, в землю Игореву, где остались одни жены да дети.

Готов нам полон, возьмем города без всякой трудности».

Так и не сговорившись, ханы поссорились и, разделившись, ударили на Русь каждый со своей ордой. Кончак осадил Переяславль и сжег Римов, плохо построенные стены которого рухнули, не выдержав тяжести защитников.

Гза же разграбил окрестности Путивля и отступил в степи с большой добычей.

Продвинуться дальше на Русь половцы не отважились, узнав, что на них собираются смоленские и черниговские рати.

Умея ценить отвагу, половцы обходились с пленным Игорем Святославичем очень неплохо. Приставив к нему двадцать сторожей, в остальном они не притесняли его и давали ему волю ездить на охоту, куда он не пожелает. Почитая Игоря, половецкая стража слушалась его и выполняла все его приказы. Кроме того, у князя было шесть русских слуг, которые всюду ездили с ним, и священник со всею службой.

Однако Бог, по словам летописца, вскоре совсем избавил Игоря от плена по христианской молитве, потому что многие проливали слезы за него.

Один из стражников Игоревых, половец Лавор стал говорить Игорю: «Пойду с тобой в Русь и выведу тебя из степей. Ты же после наградишь меня».

Игорь вначале отказывался, говоря: «Я для славы не бежал во время боя от дружины и теперь бесславным путем не пойду», после же согласился на уговоры слуг и послал сказать Лавору, чтобы тот готовил сменных коней.

Вскоре пришедший конюший сообщил, что Лавор ждет Игоря за рекой.

Помолившись на образ, князь разрезал войлок шатра и выбрался наружу незамеченный сторожами.

Одиннадцать дней спустя он был уже на Руси, где его встретили с великой радостью. Через два года из половецкого плена вернулись также брат его буй-тур Всеволод и юный сын Владимир, причем последний за время плена своего успел полюбить ханскую дочь и жениться на ней. Это еще раз подтверждает то глубокое почтение, с которым половцы относились к русским князьям, даже к плененным.

Насколько мирной и патриархальной была жизнь в молодых городах и пригородах Ростовских и Суздальских, где князь и народ составляли единое целое, настолько же смутна и крамольна она была в приграничном княжестве Галицком. Княжество это, богатое плодородными своими землями, занимало самую западную окраину Русской земли, простираясь вдоль течения рек Днестра, Серета и Прута.

Одной своей частью галицкое княжество граничило с Венгрией, другой же — с Польшей; и эта близость сильных западных государств сильно сказывалась на обычаях галицких бояр. Бояре эти, некогда составлявшие дружины, теперь прочно осели на землях и, не покидая их, стремились манипулировать своими князьями сильно ограничивая их власть. Подобное самовластие боярское, кроме Галича было лишь в Новгороде, однако там на севере, оно имело более русские, не окрашенные влияниями польского и венгерского рыцарства очертания.