Две дороги - Василий Ардаматский

— Пан Перацкий сказал, что последнее время вы работали удачно, это вынужден был признать даже главный ваш недруг Братковский.

— Его мнение меня не волнует, — сквозь зубы сказал Дружиловский.

— О да, конечно, личные отношения в нашей работе не должны играть никакой роли, — согласился Ретингер.

Дружиловский с достоинством чуть наклонил голову. Было у него такое свойство: когда с ним говорили грубо, он становился робким, если же разговаривали по-человечески, то быстро наглел.

— Вы читали в газетах о крушении поезда в Данцигском коридоре? — спросил Ретингер.

— Читал, конечно.

— Надо сделать об этом документ. Как сделать, вы знаете лучше меня, но смысл должен быть такой: крушение организовали коммунисты в сговоре с немецкими правыми националистами. Это понятно?

— Элементарно.

— Но чтобы все в документе было достоверно, вам надо проконсультироваться у господина Бенстеда. Вы ведь с ним знакомы? Вот и прекрасно. Он это крушение знает во всех подробностях. И что особенно важно, знает все технические обстоятельства. Господин Бенстед сейчас проживает в отеле «Алжир», и он предупрежден о нашем деле.

Дружиловский набросал дома черновик фальшивки и отправился к Бенстеду. «Ничего, ничего, — подбадривал он себя, — кажется, поезд снова тронулся».

Бенстеда он узнал не сразу. Старый данцигский знакомый был без бороды и от этого выглядел значительно моложе.

— Что же это, господин Дружиловский, с моей легкой руки вы начали большую карьеру, а теперь не узнаете? Как быстро заносятся удачливые люди, — с веселой укоризной сказал Бенстед. — А между тем, когда вы ворвались в мою контору в Данциге, я в ту же минуту понял, что на вас можно ставить. У вас в глазах была такая решимость, что я сказал себе: этот человек, если нужно, проломит каменную стену, а такие люди встречаются, увы, не часто.

Дружиловский слушал настороженно и незаметно следил за Бенстедом. Самое подозрительное было то, что в Данциге Бенстед был врагом дефензивы, а сейчас действовал заодно с ней.

— Судьба распорядилась так, что теперь и вы и я снова помогаем Польше, — сказал Бенстед. — Впрочем, дело не в судьбе, а в трезвом отношении к политике. Наверно, вы, как и я, поняли, что Польша сейчас занимает самую энергичную позицию в борьбе с большевиками. А то, что где-то там есть ненавистный нам с вами Братковский, это уже вопрос чисто личного свойства. Не так ли?

Дружиловский промолчал.

— Давайте займемся делом, — предложил Бенстед.

Они сели за стол.

— Нет, нет, с правыми националистами все не так просто, как вы думаете, — сказал Бенстед, прочитав «болванку», приготовленную Дружиловский.

— Я сделал, как сказал Ретингер, — пояснил подпоручик.

— Значит, и он не понял, в чем тонкость нашего хода, — продолжал Бенстед. — Надо сделать так: крушение организовали не коммунисты, а правые националисты. Но для этого они поручили нескольким своим людям пролезть в коммунистическую партию, а потом уже, под видом коммунистов, произвели крушение.

— Зачем же выводить из-под удара коммунистов?

— Во-первых, так или иначе они окажутся под ударом, во-вторых, всегда все валят на коммунистов, и это так надоело, что никто не верит. В общем, давайте набросаем черновик.

Польская разведка все рассчитала точно.

После полуночи Дружиловский ушел от Бенстеда с окончательно отработанным черновиком фальшивки. С утра он сел за ее изготовление, а около трех часов дня, когда большую часть текста он уже перенес на бланк, явилась полиция, и Дружиловский был арестован. Черновик фальшивки был предъявлен ему как улика в том, что он собирался спровоцировать в Германии внутренние политические беспорядки. Объявили, что суд над ним состоится через два месяца.

Дружиловского посадили в одиночку.

Все было проделано так быстро, что у него минуты не было подумать о происходящем. Только теперь, в тюрьме, он восстановил в памяти эти последние дни и все понял. Это поляки. Все началось с телефонного звонка трижды проклятого Перацкого. Он не понимал толком всех тонкостей своего последнего «документа». Он, как всегда, делал то, что ему говорили, и был уверен, что документ так или иначе направлен против немецких коммунистов. Но тогда почему немцы за этот документ посадили его в тюрьму и собираются судить?

Проходили дни, на допросы его не вызывали, и он уже решил, что в его дело вмешался Зиверт. Все свои надежды Дружиловский связывал только с ним.

Зиверт о нем действительно помнил. Он спросил у доктора Ротта: не следует ли как-то дать знать Дружиловскому, чтобы он ни при каких обстоятельствах не упоминал ни одного немецкого имени? Задавая этот вопрос, Зиверт больше всего опасался за себя.

— Что он будет говорить следователям полицей-президиума, не имеет абсолютно никакого значения, с ним вообще не будут разговаривать, — ответил доктор Ротт, брезгливо сморщив свое белое анемичное лицо. — Этот человек вообще не существует, и нечего о нем думать.

Зиверт успокоился. Но случилось непредвиденное. Однажды в его кабинет вошел рослый мужчина в английском френче и лакированных желтых крагах. У Зиверта был звериный нюх на людей. По тому, как независимо этот человек держался, как он привычным легким движением вынул из кармана визитную карточку и положил ее на стол, Зиверт сразу понял, что к нему явился человек сильный, а значит, и опасный. Прочитав фамилию, он напряг все свое внимание, весь свой изворотливый ум. Это был Бризоль — известный русский богач, теперь живущий в Америке и работающий там у всесильного Генри Форда.

— У меня к вам серьезное дело, — не тратя времени попусту, сразу начал Бризоль, но Зиверт остановил его:

— Прошу понять меня правильно... — замялся он, — у вас есть еще какой-нибудь документ?

Бризоль понимающе улыбнулся и положил перед ним свой американский паспорт.

— Прошу извинить, — сухо сказал Зиверт, возвращая ему паспорт.

— Вас оправдывает русская пословица: «С кем поведешься, от того и наберешься...» — с усмешкой произнес Бризоль и начал рассказывать о своем деле.

В Америке произошел шумный инцидент между Фордом и американским журналистом Германом Бернштейном, который обвинил автомобильного короля в клевете и предъявил иск на очень крупную сумму. Форду нужны документы, подтверждающие его правоту. Нельзя ли добыть документ, доказывающий, что Бернштейн для своих выступлений против Форда пользовался данными, которыми его снабдили агенты Коминтерна и американские коммунисты?

— Это будет стоить очень дорого, — сказал Зиверт. Он мгновенно оценил ситуацию — с Фордом шутить нельзя, дело не из легких, но деньги можно огрести такие, что стоило потрудиться.