Сердце зимы - Роберт Джордан

Бергитте уставилась на Найнив, беззвучно шевеля губами, по узам от Стража доносились вперемешку напряжение, разочарование и раздражение. Наконец она бросилась в кресло, расставила ноги, уперлась в пол шпорами в виде львиных голов и начала что-то угрюмо бормотать себе под нос. Не знай Илэйн ее лучше, поклялась бы, что Бергитте надулась. Знать бы, как это у Найнив получается. Когда-то Найнив благоговела перед Бергитте не меньше Авиенды, но теперь все изменилось, полностью. Теперь Найнив шпыняла Бергитте, как и любого другого. Причем помыкала ею с большим успехом, чем другими. Она такая же женщина, как и все, говорила Найнив. Она сама мне так сказала, и я поняла, что она права. Как будто этим все объяснялось. Бергитте по-прежнему была Бергитте.

– Мой кошель? – произнесла Илэйн, и именно Бергитте встала и принесла из гардеробной ее шитый золотом красный кошель. Что ж, кому, как не Стражу, быть на посылках, но Бергитте никогда не забывала отпустить при этом какое-нибудь язвительное замечание. Она протянула кошель Илэйн, отвесив ей церемонный поклон. И скривила губы – для Найнив и Авиенды. Илэйн вздохнула. Не то чтобы эти женщины не нравились друг другу; вообще-то они хорошо ладили, не считая мелочей. Просто наступали порой друг другу на любимые мозоли.

На самом дне кошеля, погребенное под монетами разнообразного достоинства и чеканки, лежало странно перекрученное каменное кольцо, надетое на простой кожаный шнурок, рядом хранился тщательно свернутый шелковый платочек, полный перышек, которые она некогда считала своим величайшим сокровищем. Вообще-то каменным тер’ангриал казался только с виду – со своими синими, красными, коричневыми прожилками и точечками, – но на ощупь он был твердым и скользким как сталь, а по весу даже тяжелее стали. Продев голову в кожаную петлю и пристроив кольцо в ложбинке груди, Илэйн туго затянула завязки и, положив кошель на столик, взяла серебряный кубок. Пахло от напитка просто хорошим вином, но она все равно вопросительно приподняла бровь и улыбнулась Найнив.

– Я пойду к себе в комнату, – натянуто произнесла та. Поднявшись с перины, она строго взглянула на Бергитте и Авиенду. Почему-то из-за ки’сайн на лбу Найнив выглядела еще более непреклонной. – Вы обе бодрствуйте и следите за нею во все глаза! Пока нет охраны, она по-прежнему в опасности. Да и потом тоже – надеюсь, мне не надо напоминать вам об этом.

– Думаешь, я не понимаю? – возмутилась Авиенда, а Бергитте в то же самое время заворчала:

– Найнив, я же не дура!

– Как скажете, – ответила сразу обеим Найнив. – Надеюсь, что так – ради Илэйн. Да и ради вас самих тоже.

Поправив шаль, она плавной походкой двинулась из комнаты, столь величаво, что ей позавидовала бы любая Айз Седай. Это ей удавалось как нельзя лучше.

– Можно подумать, это она тут проклятая королева, – пробормотала Бергитте.

– Вот кто возгордился сверх меры, Бергитте Трагелион, – буркнула Авиенда. – Горда, как Шайдо с одним козлом.

Обе, придя к взаимному согласию, кивнули друг другу.

Однако Илэйн подметила, что, прежде чем заговорить, они подождали все же, пока дверь за Найнив не закрылась. Женщина, которая с таким жаром отрицала желание стать Айз Седай, превратилась в Айз Седай до мозга костей. Возможно, к этому имел отношение и Лан. Натаскивал ее, с его-то опытом! Иногда Найнив по-прежнему с трудом удавалось сохранять самообладание, но после ее необычной свадьбы сдержанность давалась ей как будто все легче и легче.

Первый глоток вина по вкусу ничем не отличался от вина – очень хорошего вина, но Илэйн нахмурилась, глядя на кубок, и чуть помедлила. Пока не поняла, что делает и почему. Ее не оставляло воспоминание о подмешанном в чай корне вилочника. Что положила в вино Найнив? Не корень вилочника, конечно, но что? Ей было страшно поднять кубок и сделать большой глоток. И она решительно осушила его. Мне очень хотелось пить, вот и все, подумала Илэйн, ставя кубок обратно на серебряный поднос. Я вовсе ничего не пытаюсь доказать.

Бергитте и Авиенда пристально наблюдали за ней, но, когда она принялась поудобнее устраиваться на кровати, повернулись друг к другу.

– Я буду дежурить в гостиной, – сказала Бергитте. – У меня там лук и колчан. Ты останься тут, вдруг ей что-то понадобится.

Авиенда, не споря, вытащила нож и опустилась на колени. Готовая вскочить в любой момент, она заняла место чуть в стороне, где могла увидеть любого входящего в дверь раньше, чем ее заметили бы.

– Перед тем как войти, стукни дважды, потом один раз, и назовись, – сказала Авиенда. – Иначе я буду считать, что это враг.

Бергитте кивнула, словно никогда не слышала слов разумнее.

– Это глу... – Илэйн зевнула, прикрывшись ладонью. – Глупо, – докончила она, когда сумела заговорить снова. – Никто не собирается... – Еще один зевок, и она едва успела прикрыть рот! О Свет, чего Найнив намешала в это вино? – Убивать меня... сегодня, – сонно промолвила она, – и вы... обе знаете... – Веки налились свинцом и опустились, вопреки всем усилиям удержать глаза открытыми. Илэйн, зарывшись лицом в подушку, попыталась докончить фразу, но...

Она оказалась в Большом Зале – тронном покое дворца. В отраженном в Тел’аран’риоде Большом Зале. Здесь перекрученное каменное кольцо, которое в реальном мире казалось тяжелым для своего размера, было таким легким, что едва ли не парило в воздухе, почти не касаясь груди. Свет лился как будто отовсюду и ниоткуда. Он не походил ни на сияние солнца, ни на свет ламп, но даже ночью все было видно. Как во сне. А не оставлявшее ни на миг ощущение, будто на тебя смотрят невидимые глаза, вовсе не походило на сон – скорее, напоминало кошмар, – но Илэйн уже привыкла к нему.

В Большом Зале происходили наиболее важные аудиенции: здесь проводили официальные встречи с иностранными послами, оглашали сановникам важные договоры и объявляли о войнах, – и огромное помещение полностью соответствовало своему названию и назначению. Пустое – в нем находилась одна только Илэйн, – оно казалось пещерой, вот только под ногами чередовались красные и белые плиты. Вдоль всей длины зала тянулись два ряда толстых мерцающих белых колонн, десяти спанов высотой, и в одном его конце, на мраморном ступенчатом возвышении, стоял Львиный Трон. К нему вела красная ковровая дорожка. Трон, судя по размерам, был предназначен для женщины, но все равно выглядел массивным из-за резных позолоченных ножек в виде львиных лап, а выложенный из лунных камней на рубиновом поле Белый Лев в верхней части высокой спинки говорил о величии государства. В высоком арочном потолке были прорезаны окна, и с вделанных в них больших разноцветных витражей взирали вниз королевы, создавшие Андор. Их лики перемежались эмблемами Белого Льва и сценами битв, в которых они выковали величие Андора, превратив единственный город расколотой империи Артура Ястребиное Крыло в мощное государство. Многие страны, уцелевшие в Войну Ста Лет, больше не существовали, однако Андор пережил с тех пор тысячелетия и процветал. Иногда Илэйн казалось, что эти лики судят ее поступки и оценивают, достойна ли она быть их наследницей.