Игра ненависти и лжи - Л. Дж. Эндрюс

обещаю, что больше никогда не случится что-то плохое, но я могу пообещать: что бы ни случилось, я всегда буду бороться и когтями пробивать дорогу обратно к тебе. Даже в Ином мире. Такой вот обет тебе приношу.

Мой пульс участился. Идея укоренилась так быстро, словно всегда там была. Я обхватил ее лицо руками.

– Сделай больше. Обменяйся со мной истинными обетами. Сегодня же.

Малин тихо ахнула.

– Кейз.

– Я серьезно. Мое сердце – твое; так всегда было. С самых ранних моих воспоминаний ты всегда была там. Но обеты альверов даруют связь, такую сильную, что даже форвиррингу ее не разорвать.

– Но ведь столько времени нужно, чтобы спланировать…

– Ничего не нужно: лишь ты и я. Ни свидетелей, ни пиршества, лишь чистые, честные обеты.

Глаза Малин наполнились блестящими слезами, но она улыбнулась.

– Това убьет тебя, если ей не скажешь.

– Твои братья тоже. Я куплю Тове дюжину слив и буду денек прятаться от Барда и Хагена, – я заключил ее в объятия, притягивая к себе. Мои губы коснулись ее, когда я прошептал:

– Обменяйся со мной обетами.

Ее глаза метались между моих, губы раскрылись. Пару вздохов спустя она кивнула и вцепилась в мое тело, словно оно не давало ей упасть.

– Да, – Малин уперлась своим лбом в мой. – Боги, да.

Я поцеловал ее крепко, жадно, с такой страстью, что было почти больно. Когда я отстранился, ее слезы поблескивали на моих щеках, но она смеялась. Я целовал ее снова и снова, пока не был вынужден вернуться к Кривам, чтобы закончить наш план.

– Мы едем в Хемлиг, – сказал я, мое сердце бешено стучало. – Но сперва у нас еще одна встреча с начальником скидгардов.

Лицо Никласа исказила жестокая ухмылка.

– Сейчас же начну собирать вещи.

– Отдыхайте, – сказал я Кривам. – Выступаем на заре.

* * *

Обратно в Фельстад мы не пошли. Вместо этого Раум разыскал укромное местечко возле скалистых холмов, усыпанных пещерами, где мы смогли разбить лагерь.

Меня трясло от предвкушения. Чтобы чем-то себя занять, я помог обустроить место для сна Ханны и Эша, проверил, что ночной дозор знает свои смены, а затем отправил Гуннара и Тову проследить за Нидхугом и убедить его покинуть Клокглас, прежде чем он решит, что можно трепать языком о воровке памяти.

Если он откажется, они знают, что делать.

После всего этого мое тело так и не успокоилось. В любую секунду сердце собиралось пробиться сквозь ребра. Я заметил Малин, стоящую на краю лагеря; она подергивала кончики своих волос, покусывая нижнюю губу.

Пекло, эта женщина сейчас ее откусит.

Я улыбнулся и поспешил через лагерь. Ее глаза широко распахнулись при виде меня; лицо залил румянец.

Я огладил большим пальцем ее щеку.

– Малин Штром, я что… волную тебя?

– Во всех смыслах.

– Ты готова?

Она стрельнула глазами к лагерю, где Кривы и Фалькины плюхались на меха или свои плащи, собираясь спать.

– Они расстроятся, что их не позвали.

Моя улыбка увяла.

– Мы не обязаны делать это, если ты хочешь подождать. Если хотела чего-то большего.

– Нет, – она уцепилась пальцами за мою тунику, всем телом прижавшись ко мне. – Нет. Я ни о чем другом и думать не могу с тех пор, как ты это предложил, я просто предупреждаю: опасайся за свою жизнь, когда все вскроется.

Я рассмеялся и подобрал один из фонарей, с которыми мы путешествовали.

– Это будет того стоить.

Малин держалась за мою руку, пока я вел ее к пещере, которую выбрал в тот же миг, как мы сюда прибыли. Вход был узким, но открывался в большую пещеру с гладким каменным полом. Я положил у входа скатку мехов и теперь подобрал их, когда мы вошли.

Мои руки дрожали, пока я зажигал огонек в фонаре, воспламеняя плащ алых теней на стенах. Если Малин и заметила мои нервы, она ничего не сказала. По правде говоря, я не сомневался, что она внутри точно так же волнуется, как и я.

Когда мы углубились в пещеру по меньшей мере на тридцать шагов, я остановился у округлого выступа, расстелил меха, поставил фонарь в центре, затем встал на колени по одну его сторону. Малин опустилась по другую.

– Я точно не знаю, как это делается, – прошептала она.

– Я видел обеты Фиске и Исака. Они это провернули посреди дела, а Никлас с Джуни перевозили контрабанду, когда принесли свои. Похоже, жизнь в гильдии не располагает к романтичным обетам.

– Большего мне и не нужно.

– Сначала говори, что хочешь, только концовка одинаковая, – я взял ее за руку. – Давай, я первый, если хочешь.

Она кивнула и поймала мой взгляд. Голос словно запутывался в горле. Я никогда не ощущал такого прилива эмоций. Такого жара в крови. Этот миг еще только начинался, а запредельное ощущение правильности уже лишило меня языка.

Мне потребовалось больше десяти вздохов, чтобы найти слова.

– Малин Штром, я связываю обетом свое сердце с тобой. Клянусь быть твоим мужем, твоим защитником, твоим любовником и другом. Клянусь быть только твоим на все наши дни, и в Ином мире, навечно.

Малин улыбнулась, ее глаза сияли.

– Кейз Эрикссон, я клянусь быть твоей женой, отдать тебе все свое сердце. Клянусь быть твоей безопасной гаванью, любовницей, другом. Клянусь быть только твоей на все наши дни, и в Ином мире, навечно.

Что-то натянулось в центре моей груди, обожгло. Малин поморщилась и потерла место над своим сердцем. Я поцеловал ее ладонь и вытащил керамбит из сапога.

– Обеты альверов запечатывают кровью.

Не колеблясь, Малин протянула руку. Я вырезал простую руну, означающую радость. Она закрыла глаза, но не поморщилась. Она пыталась быть нежной, когда вырезала на моей ладони такую же руну, затем прижалась поцелуем к кончикам моих пальцев, когда закончила.

Я протянул руку и положил ее окровавленную ладонь поверх своей.

– Та сила, что у меня есть, – твоя, до конца твоих дней, – прошептал я.

– Та сила, что у меня есть, – твоя, до конца твоих дней, – повторила она.

Мы переплели пальцы, и наши ладони соединились.

Вспышка яростного жара пронеслась по моим венам. Ветер, тени и огненный свет вращались вокруг нас. Мой лоб коснулся лба Малин. Ошеломляющая резь горячего месмера схлестнулась с морозом моей тьмы. Меня тянуло быть с ней рядом. Я чувствовал, что мне будет физически плохо, если я стану этому противиться.

Эта буря оборвалась так же резко, как и началась. Когда Малин вновь открыла глаза, один кратчайший миг сияние их зелени укрывало одеяло ночи.

Клятвы альверов, принесенные по любви,