Вся синева неба - Мелисса да Коста

хочет ее печалить, заставлять говорить об отце, снова создавать неловкость. Поэтому выбирает вопрос полегче.

— Я заметил одну вещь…

— Да?

— Когда ты уходишь вечером медитировать или просто подышать воздухом, ты всегда делаешь это…

— Что?

— Ты поднимаешь глаза к небу и сидишь часами, глядя вверх. Почему ты так делаешь?

Эмиль слишком поздно понимает, что задал бестактный вопрос, что, наверно, спросить о черных одеждах было бы лучше. Он видит смятение на ее лице, она с явным усилием пытается сохранить нейтральное и равнодушное выражение, но уголки ее рта подрагивают.

— Жоанна, если ты не хочешь… — поспешно добавляет он.

Но она уже отвечает:

— Я знала одного маленького мальчика, который часами смотрел в небо… Его звали Том. Это был мальчик, непохожий на других. Он жил в своем мире. До него трудно было достучаться.

Жоанна грустно улыбается. Эмиль вдруг понимает, что глаза ее полны слез, но она продолжает:

— Это был удивительный мальчик. Все время рисовал…

Она останавливается на мгновение, чтобы сглотнуть:

— …рисовал синеву. Страницы и страницы заполнял синим цветом. Ничего, кроме синего. Никто не знал, рисует он небо или море. Он не говорил. И хуже всего было… что он комкал все свои рисунки. Едва закончив, мял, как будто был разочарован, недоволен, что не нашел нужного оттенка, нужной смеси синих красок. Тогда он уходил во двор и снова часами смотрел на небо. И можно было быть уверенным, что назавтра он снова напишет картину в синих тонах.

Эмиль взволнован, видя ее такой. Со слезами на глазах, но улыбающейся. Она говорит быстро, страстно, эмоционально. Такой она никогда не была. Ее не остановить.

— Педагоги прозвали его Том Блю, Синий Том. Они запретили другим детям использовать синюю краску… По моей просьбе. Она была только для него. Это была краска Тома Блю.

У нее вырывается нервный смешок, голос дрожит от волнения. Эмиль никогда не видел, чтобы она так искренне смеялась. Она, должно быть, очень любила этого маленького мальчика.

— Он был в школе, в которой ты работала? — растроганно спрашивает он.

Она взволнованно кивает.

— Да. Он был в школе. Но он ушел.

— Давно?

— В общем, да.

Она отпивает долгий глоток шампанского. Вот такая она, Жоанна, подбирает самых слабых, самых беззащитных, непохожих на других, тех, кто замкнут в своем мире или кого грозят убить… Маленький Том Блю, Пок… Да, он был прав. Она удивительная.

— И теперь ты тоже смотришь на небо?

Она кивает. Слезы исчезли в глубине глаз.

— Да. Не знаю, найду ли я когда-нибудь нужное сочетание синих красок. Смогу ли нарисовать за него синеву и подарить ее ему в тот день, когда с ним встречусь…

Эмиль тоже отпивает глоток шампанского, чтобы скрыть волнение.

— Он будет очень рад, — говорит он.

— Ты думаешь?

— Я уверен.

Они обмениваются подрагивающей улыбкой. Они разделили сейчас особую близость. Эмиль чувствует это и уверен, что Жоанна тоже это чувствует.

— Ты знаешь, куда он ушел? Знаешь, как сможешь встретиться с ним?

Жоанна сглатывает.

— Есть идейка.

Она берет кубики с доски и спрашивает, откашлявшись:

— Я могу играть?

— Конечно. Бросай кубики.

До конца игры они избегают тюрьмы, не то чтобы намеренно, но жребий решил оставить их в покое на остаток вечера. В полночь они убирают со стола и раскладывают диван. Они гасят свет, и Эмиль ничего не говорит, когда Пок и Каналья запрыгивают на постель и устраиваются у них в ногах. Сегодня праздник, думает он, и можно сделать исключение.

— Спокойной ночи, — шепчет он Жоанне.

— Спокойной ночи.

— Славный был вечерок.

— Согласна.

Наступает тишина, едва нарушаемая довольным мурлыканьем Пока. Наверняка Жоанна чешет ему брюшко в темноте. Эмиль думает о маленьком Томе Блю, покрывавшем листы синей краской… О нем и о себе. Его она тоже подобрала. Она решила сопровождать его в последнем путешествии и подарить ему свободу, выйдя за него замуж. Он тоже в их числе. Том Блю, Пок и он. Она решила дать им второй шанс. Всем троим. Она как эта маленькая церковь, которая гордо возвышается, целая и крепкая, среди развалин Кома. Она такая, Жоанна… Символ надежды посреди разоренной земли.

15

Миртиль появляется наутро, не выдержав больше. Должно быть, она считала часы, прячась вчера в гостиной.

— Ну, как прошла свадьба?

Она восторженно улыбается. Она приготовила им блинчики и крепкий чай, что вызывает у Жоанны недовольный возглас:

— Вам надо было сидеть спокойно!

Миртиль резко возражает:

— Ну нет! Не уподобляйся моей дочери! Мне и Анни хватает!

После этого она заставляет их сесть во внутреннем дворике под платаном. Эмиль помогает ей спуститься по ступенькам и устроиться с ними.

— Ну же, как свадьба? Вы такие таинственные!

— Было хорошо.

— Было хорошо? И это все? Анни сказала мне, что вы попросили у нее шампанского. Вы состряпали праздничный ужин?

Эмиль кивает.

— Да. Жоанна приготовила нам суперский ужин. Кстати, она оставила вам десерт!

Это на время отвлекает Миртиль. Она расспрашивает об ужине, Жоанна приносит ей десерт, Миртиль говорит, что это изумительно. Но снова возвращается к главной теме: свадьба в мэрии, платье.

— Вы хотя бы сделали фотографии?

Она с ужасом всплескивает руками, когда они отрицательно качают головами.

— Это надо срочно исправить! Вы не можете пожениться без свадебных фотографий! Что вы покажете малышу?

Два голоса звучат одновременно:

— Миртиль! Никакого малыша нет!

Она цокает языком.

— Я позвоню Анни. Ее зять — фотограф. Он сделает вам прекрасные снимки на улицах.

Эмиль так раздражен, что не замечает, как срывается на крик:

— Нет, Миртиль, довольно! Не будет никаких фотографий! И никакого ребенка нет! Свадьба уже прошла. Теперь забудьте