Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное) - Александр Тимофеевич Филичкин

скромной деревни. Там было штук двадцать маленьких домиков. Судя по габаритам, каждый из них состоял из одной или двух крошечных комнаток.

Григорий вспомнил о том, что такие строения здесь назывались странным словом — фанза. Их складывали из необожженных в огне кирпичей, изготовленных из мятой глины, соломы и навоза коров.

Комбат вызвал подчинённого себе командира и дал приказ: — Бери стрелков своей роты, и шагай по правой дороге, а мы все, пойдём дальше по левой. По пути будем проверять все деревни, которые нам попадутся. Судя по карте, эти просёлки идут параллельно друг другу и сходятся в указанном нам городке. — он указал пальцем на карте цель их маршрута.

Лейтенант вернулся в подразделение и довёл приказ до всех подчинённых. Оставив обоз с лошадьми, рота отделилась от батальона и двинулась в указанном ей направлении.

Скоро она оказалась у небольшого селенья. Стрелки растянулись в длинную цепь. Пригибаясь к земле, они устремились вперёд и короткими перебежками взяли в кольцо группу домов.

До ближайшего здания оставалось всего десять метров. Из подслеповатого небольшого окошка высунулся ствол карабина. Послышался выстрел, и красноармеец, бегущий рядом с Григорием, резко споткнулся. Он сделал пару шагов по инерции и рухнул лицом в желтоватую пыль.

Парень поднял автомат и прижал к плечу деревянный приклад. Сквозь прорезь прицела Григорий увидел, как японский стрелок отшатнулся вглубь комнаты. Самурай передёрнул затвор, выкинул дымящую порохом гильзу и послал новый патрон в коротенький ствол.

Не дожидаясь, пока враг поднимет оружие, Григорий дал прицельную очередь в сторону домика. Цепочка из нескольких пуль прошлась по стене и пересекла неширокий проём.

Стальные цилиндрики пробили тонкие стены толщиной в один саманный кирпич. Не потеряв своей скорости, они двинулись дальше и вонзились в молодого японца.

Противник уронил карабин и схватился за щуплую грудь. Обильная кровавая пена выступила у него на губах. Самурай отчаянно всхлипнул, сделал два шага назад и рухнул на перегородку спиной. Затем, сполз на глиняный пол и немедля скончался.

Справа и слева послышалось ещё несколько винтовочных выстрелов. За ними последовали автоматные очереди, и всё тут же стихло. Бойцы быстро разбились на группы и проверили все без исключения домики.

В них оказались лишь испуганные деревенские жители да десяток мёртвых японцев. Заодно отыскали пожилого мужчину, который говорил немного по-русски. По словам старика, захватчики были из воинской части, которую недавно разбили возле границы.

Все самураи были полуодеты. Они пришли сюда развлекаться с китайскими женщинами, провели бурную ночь и совершенно не ждали нападения советских бойцов.

Разбуженные громкими выстрелами, крестьяне торопливо поднялись с убогих лежанок и быстро оделись. Они забились в углы своих мазанок и дрожали там, пока не стихла стрельба.

Дождавшись конца скоротечного боя, они выскочили из примитивных жилищ. Все разбежались в разные стороны, и попрятались в окружающих зарослях какой-то высокой травы.

Красноармейцы не стали задерживать штатских. Перебив вооружённых противников, штрафники выставили охранение по периметру небольшого селения. Они стащили японцев к местному кладбищу и уложили в короткий рядочек. Мол, китайцы потом их всех закопают.

После чего, похоронили своих трёх погибших бойцов и перевязали всех раненых при атаке друзей. День быстро клонился к закату, и двигаться в ночь по тылам самураев, никому не хотелось. По приказу своего командира, штрафники разместились в опустевших глинобитных постройках. Перекусив сухими пайками, они выставили часовых и отправились спать.

Сразу после рассвета, в деревню вкатился маленький «газик». На заднем сиденье машины разместилось два автоматчика. Рядом с шофёром сидел молодой, но, видимо, опытный боевой офицер.

Майор выбрался из автомобиля, отдалённо похожего на американские джипы, поманил к себе часового и приказал позвать командира. Когда прибежал заспанный ротный, офицер его о чём-то спросил и, услышав ответ, подтвердил команду комбата:

— Идите дальше на юг до ближайшего небольшого посёлка. Отсюда всего семь километров по приличной грунтовке. Остановитесь там, пообедаете и двинетесь дальше на соединение со своим батальоном.

Напоследок он сообщил: — Как мне доложили, японцев там нет. Остались лишь их прихлебатели, что из китайцев. Наши там уже побывали вчера. Они разоружили полицию и оставили отделение из хозвзвода полка. Так что, придёте туда, а там всё готовое, и еда, и вода и боеприпасы.

«Козлик» с молодым офицером уехал. Рота построилась в колонну по два и двинулась дальше по узкой и пыльной дороге. Высылать разведку вперёд командир, почему-то не стал.

С другой стороны, впереди прошли наши части, а вокруг простиралась почти такая же голая степь, как и в Крыму. Засаду в таком ровном месте японцы устроить никак не могли.

Да и осматривать тут особенно нечего. Ни тебе поселений, ни даже отдельных строений. Лишь чуть дальше синели какие-то лесистые кручи, но до них оставалось километров десять, не меньше.

Потянулись монотонные вёрсты утомительного пешего марша. Григорий шагал вместе со всеми и от нечего делать прислушивался к разговорам соратников. Он очень долго работал с заключёнными на Среднем Урале и хорошо понимал жаргон блатных и воров. Ведь на нём говорило почти всё население северной части страны.

Парень доподлинно знал, что среди штрафников имелись очень разные люди. Особенно много встречалось бывших преступников. Поэтому он не удивился знакомым словам.

У него за спиной, двое бойцов стали тихо «ботать по фене». Один рассказывал другу о своих ночных похождениях. В переводе на русский язык это выглядело приблизительно так:

— После отбоя я вышел, как будто до ветру. На небе светила большая луна. Всё вокруг было видно, как днём. Дай, думаю, поищу какую-нибудь бабёшку из местных. Они же ведь ублажали японцев. Я тихо прокрался сквозь огород и углубился в заросли высокой травы, где укрывались крестьяне.

Не успел сделать и пару шагов, как наткнулся на спящую там китаёшку. Смотрю, а она симпатичная. Волосы чёрные, стрижка короткая. Правда, одета, как все желтолицые, в штаны и рубаху.

Я приставил нож к её горлу, она дёрнулась и тут же проснулась. Вытаращила свои узкие глазки, глядит на меня и трясётся от страха. Я ей жестами, значит, показываю, мол, держи язык за зубами и тихонько вставай.

Поднял её на ноги и повёл подальше в кусты, чтобы часовые не слышали, чем мы там занимаемся. Оттащил деваху немного в сторону и начал штаны с неё стаскивать. А она вдруг тихо так, мне говорит на ломаном русском: «Не надо! Не надо! Я тоже ведь жеребец!» — представляешь, потеха? Ну, я никогда не любил петухов, а на свободе, тем более, не собирался этим заняться. Плюнул со злости, дал китайцу