Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея - Александр Вельтман

Несмотря на данное слово, Дарья Ивановна не могла сдержать его. От гофманских капель Фирс Игнатьич совершенно оправился.

— Она воскресила меня! — говорил он Андрею Павловичу, — не приди она, я бы умер.

Собравшись с духом и подстрекаемый Андреем Павловичем, он, наконец, решился объявить Дарье Ивановне задушевное желание сочетать судьбу свою с ее судьбою.

«Теперь прекрасный случай, — думал он, — начну с благодарности за участие ко мне и за оказанную помощь, а потом и объявлю… Ну, с богом!»

И вот Фирс Игнатьич, разодевшись и прихолившись, отправился на половину хозяйки. Вошел и смутился, поцеловал ручку, сел и молчит. Дарья Ивановна, предчувствуя решительную минуту, также была смущена и тяжело дышала.

— Дарья Ивановна, — начал, наконец, Фирс Игнатьич, — я столько вам обязан, что уж и не знаю как благодарить.

— Помилуйте, Фирс Игнатьич, какая благодарность, вы как родной у меня, — отвечала Дарья Ивановна.

Фирс Игнатьич глубоко вздохнул.

— Если б я был так счастлив, — начал он; но на беду Дарья Ивановна чихнула.

— Желаю здравствовать!

— Покорно благодарю! Вот видите ли, что правда? Покойный мой муж необыкновенно как… Ах, дура, что это я? — прибавила про себя Дарья Ивановна, спохватившись.

— Что изволили сказать? — спросил Фирс Игнатьич.

— Ничего… так, я вспомнила… Ах, ты господи! — И Дарья Ивановна смутилась.

Приятная наружность Фирса Игнатьича вдруг обратилась в суровую. Это заметила Дарья Ивановна. «Ах, дура я, дура! — подумала она, — все дело испортила!»

И на глазах ее невольно выступили слезы.

Фирс Игнатьич посмотрел и вздохнул.

— Не угодно ли в пикет? — сказала Дарья Ивановна, желая отвлечь разговор от всех возможных воспоминаний.

— Если прикажете!

Но о предложении Фирс Игнатьич уже ни слова.

— Нет, брат, — сказал он на другой день Андрею Павловичу, — какое тут предложение, когда по сию пору только что вспомнит о муже, тотчас и слезы на глазах.

— Ей-ей, вы ошибаетесь!

— Нет, любезный друг!

— Ну, позвольте мне за вас объясниться с Дарьей Ивановной.

— Нет, это неловко! Спасибо, брат, у меня у самого язык есть, да дело не в том!

После усильных просьб и убеждений Фирс Игнатьич согласился, наконец, чтоб Андрей Павлович был его сватом. Дело решилось; однако же и тут, в минуту объяснений, Дарья Ивановна дала промаху: некстати упомянула о муже и заплакала; но по простоте души тотчас же призналась, что она плачет не об нем, а с досады на себя.

Когда душа в человеке расцветает, все вокруг него начинает цвести. Домик Дарьи Ивановны как будто снова оделся цветом: крыша покрылась железным листом, стены законопатились, снаружи обились новым тесом, внутри обклеились обоями. Помолодели и Фирс Игнатьич и Дарья Ивановна, точно как будто кто обшил их новым тесом, обклеил алыми обоями — весело смотрят, как все приходит в порядок, строится по обшей их мысли. О Наташеньке и Андрее Павловиче нечего и говорить. Наташенька тралла-ла, тралла-ла по комнате от радости, а Андрей Павлович то и дело: голюпцик мой, потялуй меня! Словом — День веселия настал, все утехи прилетели, птички громче все запели.

А в городе не одна уже, а все дамы говорят: «Я говорила, что Фирс Игнатьич не даром стоит на квартире у Дарьи Ивановны!»

Вот уж назначен и день свадьбы. Вдруг почтальон приносит Дарье Ивановне повестку: письмо со вложением двадцати тысяч, У Дарьи Ивановны подкосились от ужаса ноги. «Господи, боже мой, откуда такой клад?» — повторяет она, торопясь в почтовую экспедицию.

Там сам почтмейстер встречает и принимает ее под руки, помощник провожает, а почтальоны почтительно кланяются.

— Изрядная сумма! из Шклова! — сказал почтмейстер, разрезывая толстое письмо с пятью печатями и вручая ей.

— Господи, боже мой! от кого ж это из Шклова?… «Любезная тетушка… с год назад вы писали ко мне… просили прислать… тогда у меня, ей-ей, ничего не было… Теперь очень рад служить вам…» — Вася!.. ах дорогой мой Вася! — проговорила Дарья Ивановна, едва переводя дыхание.

— Верно, вам на свадьбу подарок?

— От племянника, — отвечала Дарья Ивановна.

— Наташа, Наташа! — вскричала она, прибежав домой. — Смотри-ко! читай!

Наташа стала читать письмо.

— Голубчик мой! — вскричала Дарья Ивановна, когда Наташенька прочла: «Вы да Наташенька — только и родных у меня!» — кто бы подумал, что из такого повесы выйдет порядочный человек? ну?

— «Наташеньке я везу жениха…» Черт с ним! — вскричала Наташенька, — вот еще!

— Ах, да читай, Наташа, навязывать не буду!

— «Моего приятеля, графа…»

— Графа! — вскричала Дарья Ивановна, — вот тебе раз!.. Ах, голубчик мой! графа!.. скажи, пожалуйста!.. вот, кто бы ожидал!

— Черт с ним, маменька, с графом! — сказала Наташенька, бросив письмо и заплакав.

— Что ты это, с ума сошла! — вскричала Дарья Ивановна, подняв письмо с полу. «Пожалуйста наймите богатый дом, со всей роскошью, да нашейте моей сестричке, будущей… графине… модного платья… и разных уборов… чтоб все было на знатную ногу…» Голубчик мой! слышишь, Наташа?… «На расходы посылаю двадцать тысяч…» На расходы двадцать тысяч! «…а сам привезу все приданое, шалей, материй… драгоценных вещей…» Господи! да он, верно, в миллионщики попал!.. Слышишь, Наташа, везет тебе какое приданое?… шали, бральяи-ты… ах, ты, мой отец!.. «Поторопитесь все устроить… недели через две непременно буду…» Через две недели! да можно ли в две недели справиться!..

Наташенька, вслушиваясь в слова матери, вдруг зарыдала.

— Что ты это, моя милая, воешь?

— Как же мне не плакать… Бог знает, что это такое будет!.. дали слово Андрею Павловичу… все готово к свадьбе… а тут вдруг…

Наташенька не могла кончить, всхлипыванья стеснили ей дыхание, она закрыла лицо руками, бросилась ничком на диван и разливалась горючими слезами. Мать испугалась.

— Наташа, Наташа, душа моя! — вскричала Дарья Ивановна, — ах, дура я, в самом деле! у меня ведь и из головы вон… крестная с нами сила!.. Ах, господи! что ж я буду делать?… прислал двадцать тысяч на приданое… везет графа в женихи… что я буду делать?… Вот не было горя, пришел мат! Наташа, да хоть скажи ты словечко!

— Что ж буду я говорить? просили братца мешать моему счастию!..

— Ну, кто просил его? я просила, что ли?

— Черт просил!

— Так бы ты и говорила; подлинно не вовремя такое счастие… Граф! что ж мы будем делать, как он приедет? ведь нельзя же не приготовиться!

— Приготовляйтесь как хотите, маменька, а я умру!