Плейлист «Долго и счастливо» - Эбби Хименес

выходных нет, — внезапно вся смешливость из ее голоса пропала.

— И что?

— Ну забеременею я, и что потом? Тошнота по утрам и джетлаг? А когда я буду ходить по врачам? И будешь ли ты рядом со мной с твоей-то работой? Вдруг мне пропишут постельный режим? Что, если я начну рожать в дороге, в чужой стране? Что, если ребенок заболеет или…

— Я позабочусь, чтобы все было хорошо, — медленно произнес я. Ты же знаешь.

— Ты даже о себе позаботиться не можешь. У тебя постоянные головные боли, ты не спишь. И мы прекрасно знаем, как чувствую себяя, переезжая с места на место.

Я попытался выровнять дыхание.

— И что теперь? Ты не хочешь от меня детей?

— Я так не говорила, — осторожно возразила она. — Я сказала, что сейчас не самое подходящее время. Это нерационально.

— Слоан, это лучшее, что я могу тебе дать. И я ничего не могу изменить.

— Я знаю. Но это значит, что ты должен реально смотреть на свои возможности — на наши возможности, — пока положение не улучшится. Многие пары откладывают рождение детей, чтобы сосредоточиться на карьере. Это нормально.

Но это не нормально. Ни для меня, ни для нее, что бы она там ни говорила, лишь бы меня успокоить.

На сцене стихла музыка, значит, разогрев закончен. Мы оба это слышали. Зейн протянула мне очередной «ред булл» и подняла руку, давая понять, что мой выход через три минуты.

— Послушай, тебе пора, — смягчилась Слоан. — Поговорим об этом потом, ладно? Не стоит заводиться перед выступлением.

Я снова сжал виски пальцами.

— Слоан…

— Созвонимся вечером, Джейсон. Я тебя люблю.

Звонок прервался.

Я положил телефон на колени и закрыл глаза ладонями.

Жизнь вдали от Слоан убивала меня. Я совсем расклеился. Так больше продолжаться не может.

Не было ничего общего с тем, как мы болтали, когда только познакомились. Телефонного общения больше не хватало, а при той скорости, с которой работала Слоан, я сомневался, что она сможет прилететь ко мне в Париж. Теперь еще и это? От чего еще она готова отказаться?

Я потащился на сцену и сделал все, что от меня требовалось, не переставая думать о нашем разговоре.

В середине выступления у меня был небольшой перерыв, и я снова позвонил Слоан.

— Привет, — сказала она, поднимая трубку.

— Я хочу знать, что ты сделаешь все возможное, чтобы мы жили вместе, — начал я без прелюдий.

— Что я должна тебе сказать? Что забеременею и буду, словно группи, везде таскаться за тобой, пока тебе не надоест быть рок-звездой? — раздраженно воскликнула она. — Серьезно? Почему тебе так хочется поругаться на эту тему?

— Почему ты так настаиваешь, что ничего у нас не получится? Я музыкант, Слоан. Ты знала, на что подписывалась.

— Я подписывалась на то, что буду мотаться с тобой по гастролям. Я. Не малыши, которым придется расти в гостиницах. Не маленькие дети, которым, кроме как в автобусе, будет негде поиграть. Это несправедливо по отношению к ним. Я бы даже щенка не завела, пока в твоей жизни не наметится какая-нибудь стабильность.

— Была бы стабильность, если бы ты была здесь, — бросил я сквозь стиснутые зубы.

— Джейсон, я не могу дать тебе стабильность. Я больше не хочу понижать качество своей жизни, чтобы ты поставил очередную галочку в своем списке достижений, — отрезала она.

— Слоан…

Она судорожно вздохнула.

— Джейсон, мне пора.

И повесила трубку.

Я с силой швырнул телефон в стену.

Осколки долетели до Зейн, которая стояла у пожарного входа и что-то печатала.

— Ты ведь в курсе, что до завтра я не смогу достать тебе новый? — тихо произнесла она.

— Че-е-ерт!

Я с яростью провел пальцами по лицу, а потом обратил свой гнев на ближайший неодушевленный предмет и пнул дымогенератор.

— Задолбал уже это чертов дым!

У фонтанчика для питья крутились ребята из подпевки. Увидев меня в таком состоянии, они, наверное, подумали, что я окончательно слетел с катушек.

Может, так оно и есть.

Я выдернул из уха наушник и ринулся в туалет, чтобы ополоснуть лицо. Оперся руками на раковину, пытаясь восстановить дыхание.

И что теперь? Цена за мою любовь стала еще выше? Ей и так годами придется мотаться за мной по свету, больной и измотанной. Скучать по друзьям и семье, отказаться от рисования. А теперь я еще и лишаю ее радости материнства?

Я всего-то хотел, чтобы она сказала мне: все будет хорошо. Мы справимся. Преодолеем все трудности. Но онане сказала.

А с чего ей все это говорить? В такой жизни нет ничего хорошего.

Вошла Зейн. Она не испугалась моего приступа ярости, что может означать одно из двух: либо у нее отсутствует инстинкт самосохранения, либо приступы, хроническая усталость и звездные ублюдки для нее в порядке вещей.

Черт, может, так и есть.

— Пошлешь Слоан цветы? — пробурчал я, не глядя на нее.

— Знаешь, что сейчас действительно нужно Слоан? — спросила она. — Чтобы ты перестал быть таким мудаком.

Я поднял глаза и уставился на нее. Она стояла, скрестив руки на белоснежной футболке.

— Как ты? — сухо поинтересовалась Зейн.

— Нормально, — проворчал я.

— Мне так не кажется. Ты дерьмово выглядишь. И изъясняешься дерьмово, подумай об этом.

Я прищурился на нее в зеркало, но она невозмутимо прислонилась к стене и скрестила ноги.

— Сегодня на ночь выпьешь снотворное, и не надо сопротивляться, — безапелляционно выдала она. — Пока не вернется Слоан, будешь пить по таблетке каждый день. Ты не высыпаешься и становишься мудаком.

Я отвел от нее взгляд и тяжело вздохнул.

— Прости. Я просто… Просто я по ней скучаю.

— Знаю. Она тоже по тебе скучает. Но нужно взять себя в руки. Лучше не станет, если будешь выводить ее из себя.

Лучше уже никогда не станет.

На прошлой неделе я сказал