Рискнуть и победить (Убить демократа) - Андрей Таманцев

VI

Рано утром я проснулся от шквальных ударов дождя по просторным стеклам моего номера. Светало, еще не были погашены уличные фонари. Деревья и кусты внизу пригибались едва ли не к самой земле от порывов ветра. Мой номер на двенадцатом этаже «Вислы» напоминал капитанскую рубку судна, попавшего в восьмибалльный шторм.

Первым моим чувством было облегчение. При такой погоде не будет никакого митинга и, следовательно, ничего не будет. Но следующая мысль была неприятнее. Они все равно что-то предпримут. А до дня выборов оставалось слишком мало времени. И мы не могли рассчитывать, что сумеем проникнуть в их планы. Сейчас ситуация была острокритическая, но в общем понятная. А какая сложится в другом варианте?

Но мои опасения оказались напрасными. К полудню шквальные порывы шторма стихли, прекратился дождь, потом с Балтики потянуло довольно сильным, но ровным и даже не слишком холодным ветром. А к двум часам дня, когда начался митинг на площади Свободной России, вообще посветлело, словно бы вернулось ведро, об окончании которого так сожалел вчерашний милицейский сержант.

Должен признаться, что я недооценил гражданского энтузиазма демократически настроенных жителей города К. Людей было, конечно, не столько, как на митингах Антонюка, и вовсе уж не пятнадцать тысяч, как 7 ноября на площади Победы. Но человек триста-четыреста набралось, вся площадка вокруг трибуны была заполнена.

И, как я вчера и вычислил, все жались к правой части трибуны, не желая подставляться ветру, тянувшему из прорана.

Появление губернатора Хомутова в окружении целой свиты приближенных встретили аплодисментами. По команде Эдуарда Чемоданова, руководившего, как я и предполагал, съемками, оператор снял проход губернатора по аллейке от подъезда бывшего обкома к трибуне, потом сделал несколько планов толпы, приветствующей своего избранника или кумира, не знаю уж, как лучше сказать. В кадр случайно попал и я, пришлось поулыбаться и поаплодировать, хотя мне было не до улыбок и тем более не до аплодисментов.

Все мои ребята были еще вчера поздним вечером соответствующим образом проинструктированы. С Мухой и Боцманом было вообще просто, я позвонил в пансионат «Европа», мы встретились и немного покатались по городу на их «хонде», которую я для них купил, проверив, естественно, на предмет «жучков» и прочих насекомых. Встретиться с Артистом было, понятное дело, сложнее. Но мы все же пересеклись в пригородной электричке и сумели спокойно поговорить.

Вид Артиста, когда он появился на митинге, мне, честно сказать, не очень понравился. Я и сам со своим фингалом, прикрытым черной вязаной шапочкой и темными очками, и близко не напоминал Бельмондо, как и любого другого киногероя.

Но Артист… Хорошо поддатенький молодой мужичонка, одетый прилично, хоть и далеко не в «фирму», улыбчивый, благожелательный, цеплючий, как репейник. Когда я говорю «поддатенький», я вовсе не имею в виду «пьяный». Тех, кто под эту категорию попадал, отсеивали люди майора Кривошеева еще на подходах к площади.

Нет, Артист был совсем не пьяный. Ну, принял на грудь граммов несколько, торжественный день, почему нет? Поговорить хочется, пообщаться. Вот он и общался. Сначала прилип к оператору и попросил его снять на память для всемирной истории. Даже прокричал довольно натурально: «Да здравствует демократическая Россия!» Потом прилип к Эдуарду Чемоданову и объяснился ему в любви к демократии. Потом каким-то образом оказался возле меня и Егорова, угостился у Егорова огоньком (хотя с Чечни не курил) и начал объяснять, почему все должны голосовать за демократов, при этом объяснения были частью из расхожих газет и телепередач, а частью плодом собственного воображения Артиста. Именно эта часть меня тревожила больше всего. Там были такие завихрения мысли, что любой нормальный человек с ходу бы насторожился. Но Егоров сразу принял Артиста именно за того человека, за которого тот себя выдавал, и почти не слушал его текстов, отделываясь ничего не значащими междометиями.

Я все время с начала митинга находился рядом с Егоровым по его приказу. Сначала я выразил резкий протест и заявил, что не нуждаюсь в опеке. Но он показал мне маленькую коробочку рации, величиной в полторы сигаретные пачки, и объяснил, что могут поступить новые указания от руководителя операции. Он был, как всегда, собран, точен в движениях, в жизни не подумал бы, что вчера он выпил почти полную бутылку виски «Джонни Уокер» без закуски.

Ну, у нас в Затопино многие могли бы это сделать. Но пить перед ответственной операцией, в которой тебе отводится одна из главных ролей! А что она отводится именно Егорову, у меня не было и малейших сомнений. Гена Козлов и трое других ребят работали в толпе, не проявляя никакой активности до тех пор, пока она от них не понадобится, а я Егорову нужен был все время рядом, чтобы не искать меня потом в толпе. Ему же нужно было не только пристрелить меня, но и передать переброшенный ему ребятами ствол. И не просто передать, а вложить в мою хладеющую длань. 0,7 литра виски «Джонни Уокер» не могут не сказаться на человеке, и в душе я очень рассчитывал на то, что он потеряет в решающий момент те десятые доли секунды, которые решат исход дела. А я был уверен, что решать этот исход будут именно десятые доли секунды.

Миня, который без нашего блока был свободен, как горный орел, сделает свое дело (если какими-то своими способами ему не помешает смотритель маяка), остальные чистильщики тоже сделают свое дело, а вот насчет Саши Егорова я чуть-чуть сомневался. И это была единственная надежда. Ну, и на Артиста, естественно.

Митинг шел своим чередом. Выступали какие-то валуи, несли обычную в этих случаях чушь, лозунгами провоцируя то на «ура», то на аплодисменты. Наконец слово было предоставлено губернатору. Окончание его речи означало для всех моих ребят сигнал: «Внимание! Готовность — ноль». И, вероятно, не только для моих. По мере продвижения неприхотливой и довольно стандартной речи губернатора, основная мысль которого сводилась к тому, что хватит болтать о демократии, а нужно претворять ее в конкретные дела, ребята Егорова подтягивались поближе, а Миня, похожий в своей курточке на подростка, уже был в первом ряду. Я перехватил недоумевающий взгляд Боцмана и еле заметно качнул головой. Есть приказ, и никаких отступлений от него. Ни малейших.

Хоть этому мне не приходилось ребят учить. Слава Богу, научились в Чечне.

Правда, чего это стоило — лучше не вспоминать.

К концу речи Хомутова, когда вот-вот должны были прозвучать заключительные лозунги, вдруг оживился Артист.

— Ты русский? — спросил он Егорова с тем воодушевлением, с каким поддатый человек готовится начать длинный и содержательный разговор.

— Ну, русский, русский, — попытался отмахнуться Егоров.

— И я русский, — заявил Сенька, хотя во всех анкетах писал себя евреем и по отцу, и по матери.

У меня в Чечне в штабе даже возникли из-за этого небольшие проблемы, когда я хотел забрать его в свою спецгруппу. Мне даже пришлось привести на полигон полковника Дементьева, который командовал у нас спецназом, и попросить Семена немного пострелять из двух «АКМов» на бегу по пересеченной местности. И если сейчас Артист утверждал, что он русский, для этого у него были, надо полагать, основания.

— Да, русский, — повторил Сенька. — Так вот и скажи мне, как русский русскому: можем мы мириться с притеснением наших братьев в Прибалтике?

Речь губернатора уже шла к концу. И Егорову было не до общеполитических дискуссий.

— Не можем, — сквозь зубы сказал он и незаметно врезал Артисту по печени. Ну, этот прием со школьником прошел бы, но не с Артистом. Он усилием мышц блокировал удар и завопил:

— Так почему же об этом никто не говорит?! Никто ни слова не сказал?! Выступи и скажи, мужик! Тебе миллионы спасибо скажут! Я бы сам сказал, но язык у меня не с той стороны подвешен! Давай, скажи!

И начал потихоньку оттирать Егорова не столько к трибунам, сколько от меня.

— Отцепись, не мешай слушать! — попробовал огрызнуться Егоров.

— Да чего там слушать, мы это уже миллион раз слушали, — завопил Артист. — Ты про дело скажи, про дело!

А сам все оттирал его к трибуне, подальше от меня.

И тут терпение Егорова лопнуло. Он врезал Артисту по почкам так, что нормальный человек валялся бы, корчась от боли, минут двадцать. Артист и такой удар умел блокировать, но это выглядело бы подозрительным, поэтому Артист схватился за бок и спросил:

— Драться хочешь? Я к нему с открытой душой, а он… Ну, сука! Я тебе как русский человек русскому человеку!

И заехал Егорову в ухо со всего размаха. Это притом, что Артист умел убить человека всего одним движением пальца.

К дерущимся кинулись дежурившие на площади милиционеры. Но Егоров остановил их:

— Все в порядке, ребята. Маленькие идеологические разногласия. Мы их уже уладили. — И обратился к Артисту за подтверждением: