Леди-послушница - Симона Вилар

Милдрэд оставалось только дивиться, как этот пройдоха умел влиять на людей. Вон и этот угрюмый мастер не стал ему перечить и даже улыбался, наблюдая, как Артур легко перенес только и успевшую ахнуть Милдрэд в это утлое суденышко. И все перед ним просто млели: настоятельница ему покровительствует, горожане расцветают улыбками, аббат едва ли не заискивает. Да и она сама… Что она сама? Милдрэд постоянно повторяла себе, что Артур не чета ей. И все же его присутствие странно беспокоило и возбуждало ее.

Артур ловко и умело загребал веслами воду, огибая Шрусбери с юга, там, где городские укрепления отступали от реки и местные жители разбили сады и огороды. Нос лодки легко разрезал сверкающие волны Северна, на воде было не так жарко, но все же Милдрэд ослабила завязки под подбородком и сняла чепец. Склонившись над бортом, она вела ладошкой по тихо плескавшейся рядом воде. Артур направлял суденышко, лишь изредка шевеля веслом, а сам рассказывал о городе Шрусбери, о том, как он возник в излучине еще в незапамятные времена, защищенный рекой. Слушая, Милдрэд расплела косу и позволила речному бризу играть кудрями. Артур даже умолк, любуясь. Ее роскошные волосы цвета бледного золота выдавали саксонскую кровь, кожа была светлой, как сливки, а глаза… Глаза лукавой кошечки. Вон как игриво она посматривает на него.

— Что же ты умолк?

«Потому что все мои мысли лишь о том, как тебя поцеловать!» — подумал Артур. Вслух же продолжал рассказывать о Шрусбери. Поведал, что некогда эти земли принадлежали валлийцам из Поуиса и на месте нынешнего Шрусбери располагался замок их правителей. Тогда это местечко называлось Пенгверн, что означает «холм старейшин». Но потом саксы отвоевали его, возвели тут свою крепость, какой дали название Скробберинг, что в свою очередь означало «город на холме, поросшем кустарником». Причем когда в эти края пришли норманны, король Вильгельм хоть и расширил город, уже называвшийся Шрусбери, однако оставил прежних саксонских владельцев. А когда саксонский род пресекся, тут прежде правили Монтгомери, а потом лорд Фиц Алан, который в нынешней войне принял сторону Матильды, пока Стефан не отвоевал крепость в излучине Северна, и теперь… Но Милдрэд и сама уже знает, что теперь это королевский город, чтящий своего монарха и имеющий право чеканить собственную монету.

Девушка слушала, не поворачиваясь к рассказчику, чтобы не смущаться под его теплым взглядом, не выдать, как ей приятно восхищение в его темных, золотисто поблескивающих глазах. Она смотрела на город в кольце речной воды, на крутые склоны, мощные стены, благодаря зубцам и башням похожие на серую корону. Над высокой оградой, скрывавшей крыши домов, поднимались лишь шпили церквей. Лодка прошла мимо высокого шпиля Святой Марии и заросшего ивами бережка, где они впервые встретились. Оба одновременно вспомнили об этом, но сейчас это вызвало лишь веселье. И они смеялись, вспоминая, как тогда все переполошились, вплоть до сестры Одри. А всегда такая достойная и величественная Тильда ле Мешен даже впопыхах схватила одеяние Милдрэд, так что самой девушке пришлось накинуть ее не по росту длинную тунику, и пока она шла к дортуару, все время наступала на длинный подол — ведь Тильда гораздо выше ее.

Рядом сверкала и журчала река, кружившая водоворотами: русло сужалось там, где на сухопутном перешейке возвышались башни красноватого песчаника замка Форгейт. Дальше шли только строения Форгейтского пригорода и от города в поля уходила широкая дорога, стремившаяся, казалось, в бесконечность.

Они уплывали все дальше. Река петляла, и Артур рассказывал, что плавал здесь столько раз, что знает хозяев всех окрестных маноров и порой бывает в их усадьбах, когда там требуется развлечь кого-то музыкой и пением. Что тоже дает неплохой заработок, заметил он.

— Но ведь фигляры надолго остаются в богатых усадьбах, если могут угодить их хозяевам. Это сытное и безбедное существование, — заметила Милдрэд.

— Да, я, бывает, остаюсь в таких манорах на зимнее время. Но едва наступает весенняя пора, меня так и тянет в путь.

— Да ты просто бродяга!

— Как и вы, миледи, замечу. Ведь что-то же заставило вас покинуть болотистые земли Денло и пересечь всю Англию, чтобы погостить у тетушки Бенедикты.

Артур давал понять, что знает, кто она. Но сейчас Милдрэд подумала лишь о том, что и впрямь ее что-то потянуло в дорогу. Она вспомнила, с каким воодушевлением пустилась в путь, как радовалась каждому новому дню, пока… Она запретила себе думать о том, что случилось с ней потом. Это портило настроение и пугало.

Заливные луга уже остались позади, берега сделались обрывистыми, над ними свешивались высокие ивы. С одной стороны реки открывалась плоская равнина, но там, куда они плыли, берег поднимался песчаными уступами и в стороне виднелись кровли какого-то строения.

— Думаю, вы устали, раз стали такой грустной и молчаливой, — заметил Артур, направив нос лодки к берегу.

Он соскочил на песчаную отмель и привязал суденышко к одному из нависавших корней ивы, после чего помог Милдрэд взобраться по выступающим, как ступени, корням огромного дерева. Здесь юноша попросил спутницу немного обождать. Однако не было его довольно долго, и Милдрэд неожиданно ощутила себя совсем неуютно в этом незнакомом пустынном месте. И когда Артур наконец появился, неся в руке небольшую корзинку, она едва не накинулась на него с упреками.

— Не ожидал, что вы так скоро соскучитесь без меня, — преувеличенно удивился парень и рассмеялся, когда она слегка стукнула его кулачком по плечу. — Ого, миледи еще и драчунья. Ну, ну, все вы сначала деретесь, а потом не прочь и приласкать.

От возмущения она только и смогла, что набрать полную грудь воздуха и сердито зашипеть:

— Я тебе не все!

— Истинный крест — не все, — улыбался Артур. — Ибо давно я уже так не влюблялся. Но вы достойны того, чтобы из-за вас потерять голову и отдать вам сердце.

— Фигляр! — буркнула Милдрэд, отвернувшись, чтобы он не заметил ее улыбку.

Девушка отобрала у него корзину, но, оглядев ее содержимое, смилостивилась. Кусок свежего сыра, вареные яйца, запотевший кувшинчик с легким сидром, пара горячих лепешек. Милдрэд сама не заметила, насколько успела проголодаться. А Артур благородно позаботился о ней. Ну и о себе, разумеется. Сидит, опираясь о ствол ивы, аккуратно чистит скорлупу с яйца, рассказывая, что в местной усадьбе его хорошо знают и не отказались угостить, когда он поведал, что умыкнул из монастыря девицу и она изголодалась по пище не менее, чем по любовным утехам. При этих словах Милдрэд подавилась сидром и долго кашляла, а Артур даже услужливо похлопал ее по спине.