Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях - Теодор Кернер

Он и в самом деле явился на следующий день и, застав Якобею одну, так заговорил с ней:

— Я всю ночь не мог заснуть, думая только о вашей красоте и ваших слезах. Обещайте мне вашу улыбку, чтобы мои бледные от бессонной ночи щеки снова окрасились румянцем.

— Разве я могу улыбаться? — сказала Якобея. — Изменник вернул мне кольцо и разбил мое сердце.

Граф взял у нее из руки кольцо и выбросил его в окно, воскликнув: „Туда ему и дорога! О, как я хотел бы предложить вам взамен более красивое! — При этих словах он снял с пальца и положил перед ней на стол свое самое красивое кольцо, добавив при этом: — Как хорошо подошел бы ко всем этим кольцам и к каждому в отдельности графский титул!“

Якобея покраснела от смущения и отодвинула в сторону роскошное кольцо. „Не будьте так жестоки, — сказал граф. — Увидев вас однажды, я уже не могу не думать о вас. Нельзя оставаться в долгу перед женихом, который отвергает невесту. Это будет сладкая месть. Мое сердце и графство у ваших ног“.

Неохотно слушала Якобея его речи, хотя в душе и соглашалась с графом относительно мести изменнику. О многом они еще говорили друг с другом. Хоть речи графа были галантны и скромны, да сам он был не так красив, как ее бывший жених: слишком бледным и землистым было его лицо, но стоило ему заговорить, как Якобея вдруг забывала о цвете его лица. И поскольку ничто не может продолжаться до бесконечности, то и она перестала, наконец, плакать и даже стала изредка отвечать улыбкой на шутки графа.

Слух о том, что в Хербесхайме живет богатый господин, который держит роскошно одетых слуг и буквально бросает деньги на ветер, разнесся вскоре по всему городу. Скоро всем стало известно и то, что он доставил письмо от пропавшего жениха Якобее. Вероника и Франциска, услышав это, поспешили к своей подруге, надеясь через нее узнать у графа что-нибудь о судьбе остальных двоих женихов.

Якобея не стала отказывать своим подругам в их просьбе. И поскольку граф изъявил желание сам навестить скорбящих подруг, чтобы на основании описаний разобраться, о каких женихах шла речь, девушка сердечно поблагодарила его.

Она относилась к нему уже более благосклонно: рассматривая ночью дорогое кольцо, девушка пораскинула умом и решила: „Стоит мне только пальцем пошевелить — и графство будет у моих ног, причем мне не придется его делить с Вероникой и Франциской. Изменник, сам того не ведая, своим поступком поможет мне стать графиней“. И она показала родителям драгоценность, оставленную графом на столе, рассказав им о его предложении и сказав попутно о его несметных богатствах. Родители были настолько поражены, что долго отказывались верить ее словам. Но когда граф снова явился и самым учтивым образом спросил, не позволят ли они ему подарить их дочери одну безделицу к воскресному наряду, отец с матерью всерьез задумались над словами Якобеи. Посовещавшись, они решили между собой: „Упускать такого зятя было бы глупостью“.

Теперь они стали всячески уговаривать дочь, часто оставляли ее наедине с графом, угощая его вкусными закусками и дорогими винами, — и все это чуть ли не до самой ночи. Он, в свою очередь, ни разу не ограничился одними словами благодарности — и родители не могли натешиться его щедрыми подарками. Якобее в душе льстила мысль о том, как она — в качестве будущей графини фон Греберн — станет предметом зависти и восхищения всего города, поэтому со все большим сочувствием выслушивала она пылкие признания нового возлюбленного.

Тот, однако, оказался большим пройдохой. Дело в том, что Вероника, которую он как-то навестил, показалась ему еще более прекрасной, чем очаровательная Якобея, а увидев напоследок белокурую Франциску, граф нашел остальных просто безобразными. Как белокурой Франциске, так и черноволосой Веронике почти слово в слово пересказал он одну и ту же историю об их возлюбленных. По пути граф якобы встретил всех троих молодых людей на одном постоялом дворе в тот момент, когда те, с полными бокалами, непристойно заигрывали с двумя юными девицами. Молодые люди, по его словам, собирались отправиться на войну с Богемией, прихватив с собой заодно и этих шлюх. Из разговора с ним они-де узнали, что он будет проезжать мимо Хербесхайма, и кто-то из этих господ написал письмо Якобее, попросив передать его девушке. Остальные, по словам графа, лишь посмеялись над этим бывшим женихом: они-де со своими веселыми девочками найдут более веселое занятие, чем писание писем. Граф же, если ему будет не в тягость, может передать их бывшим невестам, что их бывшие женихи едут на войну с Богемией, так как они совершили-де по их милости дурной поступок. Вместо писем молодые люди якобы передали ему обручальные кольца, добавив, что их бывшие невесты могут поискать себе утешения у других мужчин, которым эти кольца гораздо больше подойдут, чем им.

Веронику граф уже пытался убедить, что кольцо пришлось бы ему впору; Франциске же он сказал, что оно словно создано было исключительно для него. Ласково утешая их, он спрашивал: „Заслуживает ли таких слез жених, злодейски бросивший свою милую и, обласканный любовницей, поправший вместе с кольцом и ее девичью честь?“ С каждой из девушек ему удалось сыграть свою роль так же блестяще, как и с Якобеей, и — в конце концов — всех он сумел утешить: каждую ублажал подарками, предлагал свое сердце и графский титул — и все три скоро привыкли к его бледному лицу.

Однако подружки скрывали друг от друга свои отношения с графом и связанные с этим расчеты: каждая из них боялась, как бы другая не переманила богатого любовника в свои сети. Они больше не ходили друг к другу в гости, как прежде, и каждая очень рассердилась, узнав, что граф поддерживает отношения с остальными. Ревнуя его к другим, каждая старалась опередить подруг и сначала сносила его ласки, а затем и сама, наконец, стала отвечать на них с тем, чтобы сильнее привязать к себе этого воздыхателя.

Никого так не устраивали вспышки ревности, как самого графа, так как благодаря им ему в короткий срок удалось подчинить себе всех трех красавиц. Он, правда, клялся и божился перед каждой из них, что остальные ему кажутся уродливыми и глупыми, но ему-де из вежливости необходимо время от времени навещать их. Но и эти отговорки, в конце концов, перестали ему помогать. Когда же каждая из девушек стала требовать, чтобы он — для подтверждения своей истинной любви — стал полностью избегать остальных, графу удалось изобразить крайнее смущение. Вслед за тем он выдвинул контрусловие: форменное обручение и обмен кольцами в присутствии родителей, а затем — тихий часок ночью, когда можно будет без помех мило поболтать о приготовлениях к свадьбе в графском дворце и свадебном путешествии.

Каждой из трех красавиц пришлось пообещать ему это, и уговор скрепили поцелуями. Но, целуясь с графом, каждая спросила его: „Дорогой граф, ну почему же вы так бледны? Да смените же свой черный наряд, в нем вы кажетесь еще бледнее“, — на что он неизменно отвечал: „Я хожу во всем черном, потому что таков мой обет. В дни свадьбы я появлюсь в таких же красно-белых одеждах, как и твои щечки, дорогая!“

Таким образом граф обручился с каждой, причем в один и тот же день. Потом, под покровом ночи, он обошел поочередно спальни всех трех девушек. Все произошло прямо той же ночью. На следующее утро родители пошли будить их, поскольку те, как им показалось, слишком уж заспались. Однако девушки лежали в своих постелях уже холодные и с вывернутыми шеями.

С улицы можно было слышать в этот утренний час громкие вопли, доносившиеся из всех трех домов. Перепуганный народ столпился перед домами, из которых неслись крики: „Убили! Убили!“ Поскольку подозрение падало на графа фон Греберна, люди пришли к трактиру „У дракона“, куда вскоре, протискиваясь в толпе, вошли судебный рассыльный и стражник. Хозяин трактира сокрушался по поводу того, что его постоялец исчез со всей своей прислугой, так что никто не заметил его отъезда. Все до единой его вещи словно испарились, хотя никто их не выносил; из тщательно запертой конюшни было выведено много породистых жеребцов графа, но ни прохожие на улицах, ни стража на воротах ничего не заметили.

Люди были перепуганы, и каждый человек, проходивший мимо домов трех несчастных невест, осенял себя крестным знамением. Горестные стенания не смолкали в них, однако всем показалось довольно странным, что ни богатых подарков, ни роскошных свадебных платьев, которые дарил граф, ни жемчужных ожерелий, ни колец с драгоценными камнями, ни бриллиантовых крестиков (несмотря на тщательные поиски) найти не удалось.

Гробы трех девушек сопровождала до городских ворот лишь небольшая кучка людей, одетых в черное. И когда тела девушек в гробах были поставлены на землю кладбища при церкви святого Севальда и все приготовились слушать отходную, от сопровождавшей гроб процессии отделился и отошел в сторону какой-то высокий человек, которого здесь прежде не видели. Смотревшие ему вслед были поражены тем, что его изначально черная одежда на глазах приобретала белый цвет, а на белом камзоле проступили три красных пятна, из которых явственно сочилась кровь. Направился этот длинный бледный человек прямо к живодерне.