Бунтари не попадают в рай - Татьяна Никандрова

Она тяжело и как-то рвано вздыхает, а затем вибрирующим от волнения голосом выдает:

– Ты один?

– Да…

Я ошарашенно пячусь назад, а она шагает в квартиру и торопливо захлопывает за собой дверь. И только тогда я замечаю, что ее ладони и пальцы, виднеющиеся из-под длинных рукавов джинсовки, вымазаны бурой кровью.

– Что случилось? – повторяю громче.

От нервов сосет под ложечкой, а ощущение роковой неизбежности продолжает нарастать. Еще чуть-чуть – и я просто захлебнусь им.

– Я… – Стелла поджимает губы и по ее лицу одинокой градинкой прокатывается слеза. Девушка спешит утереть ее рукой и нечаянно оставляет на щеке кровавый мазок. – Я убила отчима, Глеб.

Ее слова пробивают мне грудь навылет.

Отяжелевшее сердце, кажется, перестает трепыхаться. Сокращается медленно, с паузами, едва-едва проталкивая разжиженную кровь по венам.

Секунды исчезают в пучине времени, а все стою и ошеломленно таращусь на Стеллу не в силах выдавить и слова. Беспомощно барахтаюсь в зыбком состоянии эмоционального шока и онемело ловлю губами воздух.

– Как? – мне приходится буквально выталкивать из себя звуки. – Как это произошло?

Она молчит и смотрит куда-то мимо меня. При этом выглядит неестественно отстраненной, будто ее душа решила погулять и покинула тело.

– Стелла? – произношу чуть громче. – Как это случилось?

– Он распсиховался и начал меня душить, – надтреснутым голосом отзывается она. – А я ударила его утюгом.

– Так, может, он жив? – выпаливаю с надеждой. – Просто отключился?

– Пульса не было. Я попала ему в висок.

Это хреново.

Это, блин, очень и очень хреново!

– Ладно-ладно, – хватаюсь за голову и принимаюсь мерить шагами коридор. – Мы… Мы сейчас пойдем в ментовку и обо всем расскажем. Это ведь была самооборона, верно? Ты как могла спасала за свою жизнь… Стелла? Стелла, ты тут?

Я останавливаюсь и, обернувшись к ней, вдруг замечаю, как девчонка рассеяно пытается стереть красно-коричневые разводы с ладоней. Трет сначала медленно, а потом жестче и быстрее. Скребет ногтями кожу, царапая ее до крови, и плачет. Плачет без единого всхлипа. Слезы просто беззвучно текут по ее мертвенно-бледному лицу.

Стелла такая потерянная и неживая, что от взгляда на нее внутри меня рвется какая-то потаенная струна, о существовании которой я не догадывался. Девчонка отчаянно раздирает свою кожу, а я не могу отделаться от ощущения, будто и мне больно тоже. Будто это меня полосуют ногтями по живому.

– Прошу, хватит, – подлетаю к ней и хватаю за запястья. – Хватит себя истязать! Это была самооборона, слышишь? Мы докажем это! Непременно докажем!

– У меня почти нет следов побоев, Глеб, – голос Стеллы сухой и хрустящий, как высушенная на солнце листва. – Только разбитая губа и ушибленный затылок. Они не поверят в версию самообороны.

– Но ты сказала, что он тебя душил! – настаиваю я.

Она горько усмехается и, слегка задрав подбородок, демонстрирует толстый ворот шерстяного свитера:

– Да. Но доказательств у меня нет.

– Ну и что? Плевать, что нет следов на шее! Того, что есть, достаточно! Ты же не должна была ждать, пока он тебя убьет!

– Как ты не поймешь? – Стелла смотрит на меня абсолютно темными глазами, потому что зрачки стали гигантскими и утопили всю голубизну, словно черные дыры. – Мне не поверят! А даже если поверят, то все равно решат, что я превысила пределы самообороны! Черт, Глеб… Я же грохнула его! Игорь – бывший мент. С участковым он на Новый год бухал, с начальником следственного изолятора в армии вместе служил… Они меня уничтожат. Просто уничтожат!

Я ощущаю, как вслед за Стеллой проваливаюсь в ледяную бездну беспросветной тоски, а она тем временем продолжает:

– Меня посадят, Глеб. Мне ведь уже есть восемнадцать.

Я сглатываю подкатывающие к горлу слезы, шагаю к Стелле и заключаю ее, дрожащую и испуганную, в крепкие объятия. Не знаю, как мы выберемся из этого дерьма, что придумаем и что предпримем. Но я знаю одно: просто так мы не сдадимся. Не опустим руки без борьбы. Я сделаю все возможное и, черт подери, даже невозможное, чтобы уберечь Стеллу от этой беды!

– Все будет хорошо, родная, – приговариваю я, целуя ее в лоб и проводя по шелковистым волосам трясущимися ладонями. – Я с тобой. Я рядом. Мы справимся, слышишь?

– Кажется, это конец, Глеб, – обреченно шепчет она. – Конец.

– Не говори так! – одергиваю решительно. – Наш конец будет лет через сто и обязательно счастливым! А сейчас… Сейчас просто нужно выключить страх и включить мозги.

Глава 66

Стелла

Глеб расхаживает из угла в угол, потрясенно покусывая губы. Вид у него мрачный, удрученный и очень задумчивый. Видно, что в голове парня протекают сложные мыслительные процессы, поэтому я молчу, не желая его сбивать и тревожить. Лично у меня сейчас нет сил ни на логику, ни на размышления – пелена панического страха полностью застелила сознание.

Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой беспомощной и обреченной. Я попала в западню, откуда нет ни выхода, ни спасения. Я убила человека. Человека, которого ненавидела всеми фибрами своей души.

Мне не стыдно признаться, что я желала ему зла. Да, я хотела, чтоб он умер. Воображала, как над его гадкой рожей захлопывается крышка гроба и он исчезает из моей жизни навсегда.

Но чертов подонок оставил последнее слово за собой. Испачкал мою судьбу едкой грязью, не дав ни единого шанса отмыться. Он мог сдохнуть от инфаркта, от алкогольной интоксикации, от цирроза печени, в конце концов! Но выбрал смерть от моей руки. Словно знал, что таким образом сможет навсегда перечеркнуть мое будущее красной жирной линией.

Разбирательства по делу смерти Игоря еще не было, но в ушах уже звенит приговор «виновна». Я привыкла думать, что моя жизнь в прошедшие несколько лет была адом, но теперь понимаю, что настоящий ад начинается только сейчас. И именно в нем я сгорю заживо.

– Когда твоя мать вернется домой с работы? – наконец выдает Глеб, перестав метаться по комнате.

– Под утро. Не раньше пяти, – отзываюсь хрипло.

Я сижу на кровати Глеба, накрывшись теплым пледом, но мне все равно холодно. Словно кровь заледенела, и мороз сковал кости. Колючие мурашки острыми иглами скользят по коже, а сердце, по ощущениям, едва шевелится. Еще чуть-чуть – и вовсе остановится, отправив меня на тот свет вслед за Игорем.

Единственное, благодаря кому я еще держусь, – это Глеб. Парень хоть и выглядит подавленным, но все же не теряет самообладания. Не кричит, не причитает, не скатывается в истерику. И это его хладнокровие внушает пусть призрачную, но все же надежду: а вдруг еще не все потеряно?

Когда