Коричневый дракон - Иар Эльтериус

В этот момент девочка поравнялась со мной.

— Най, они страшные! Их там много, Най!

Я схватила ее на руки и, развернувшись, побежала в обратную сторону, к брошенной сумке.

«С ума сошла?! Перемещайся немедленно! — кричал Феликс. — Вас окружают!»

И действительно, я сразу-то не заметила, как из-за цветущих, ровно подстриженных кустов с одной стороны и куста сирени — с другой, прямо на нас движутся люди с каменными лицами. Некоторые из них показались мне знакомыми. Так и есть — слева шел один из охранников Заххара Тоина, справа горничная. Они надвигались с разных сторон, но цель у них была одна — мы.

«Чего тянешь? — торопил Меч. — Перемещайся!»

«Не могу я сумку бросить, там лежит Туська».

«Сдурела?! Сдался тебе плюшевый медведь!» — Феликс заорал как полоумный.

«Мне Ди никогда не простит потери друга».

Меч хотел было напомнить, кто есть на самом деле Дитя Ночи, сравнить значимость моей жизни и важность игрушки, но не успел. Я ловко подхватила за лямки походную сумку, тут же отыскала в подпространстве телеригу, ведущую на Ангриарские горы, и, уцепившись за нее, переместилась.

Сидя у разгорающегося костра, Заххар молча наблюдал за игрой огня. Все его мысли в данную минуту сводились к одному — что с Софьей? Как она переносит полет и что ей сказала в оправдание Ши'А? Поверила ли Софья, что причиной его возвращения в город стали срочные дела и что он в скором времени тоже прилетит на Регнал? Столько «что», и ни одного ответа…

Его супруга — женщина умная, умеет считывать ситуацию, поэтому ее не так уж и легко обмануть. Матери Драконов потребуется немало хитрости и изворотливости, чтобы убедить Софью в безопасности ситуации, заставить поверить в то, что с Заххаром все в порядке.

Впрочем, сейчас это не так важно, главное — Софья будет жить, и их долгожданная дочурка появится на свет. Размышления о наследнице заставили премьер-министра тяжело вздохнуть.

— Друг мой, — подбрасывая ветки в костер, обратился к нему отец Лазурий, — не забывайте, что уныние и чувство безнадежности — смертельные грехи. Не стоит отчаиваться раньше времени.

— Вы верите в то, что сумеете обмануть магию Мертвых? — грустно усмехнулся Заххар.

— Я верю в то, что мы с вами проживем еще долго и обязательно счастливо.

На некоторое время оба мужчины замолчали. Продолжать обсуждение сложившейся ситуации не хотелось ни одному, ни другому. В вечерних сумерках костер разгорался все ярче и ярче. Заххар то и дело с хрустом ломал сухие ветки и подбрасывал их в огонь. Отец Лазурий внимательно наблюдал за ним и понимал, что если не отвлечь премьер-министра от горьких раздумий, то в скором времени он накрутит себя до предела.

— Когда я был маленький, — глядя на пляшущие огоньки, заговорил старик, — мать часто рассказывала истории о смелом и храбром Рагоне — воине Света. Мама придумывала их сама, и каждая последующая история была интереснее предыдущей. Рагона на каждом шагу подстерегали сложные задания и захватывающие приключения. Я каждый вечер гадал — а что сегодня случится с воином Света? Но всегда твердо знал одно — он победит, найдет выход из самой сложной и кажущейся на первый взгляд непреодолимой ситуации.

— Ваша мама сочиняла истории? — удивился Заххар.

— Да, и весьма интересно. Я рос под впечатлением от них и всегда говорил себе, что буду поступать, как Рагон.

— Получалось?

— Отчасти. Иногда поступал необдуманно, рискуя собственной жизнью.

— Риск — благородное дело, — премьер-министр пошурудил палкой в костре.

— Глупость. Риск не всегда приводит к желаемому результату. Порой рисковые дела заканчиваются весьма плачевно. Это не пустые слова, это жизненный опыт.

— Ваш личный?

— Да. По моей глупости чуть было не погибли люди, кинувшиеся спасать отчаянного героя, а мать могла остаться одна с младшей сестренкой на руках и мужем-инвалидом.

— У вас есть сестра? — приподнял брови Заххар.

— Была. Она умерла несколько лет назад.

— Сожалею…

— Ничего, Клер прожила долгую и счастливую жизнь, — с легкой грустью в голосе ответил старик.

— Так что же произошло с вами, уважаемый отец Лазурий?

— О, это поучительная история про то, как надо аккуратнее геройствовать. Мне тогда исполнилось восемнадцать лет. В нашем поселке случился пожар — горела местная библиотека. Пламя мгновенно охватило все здание и рьяно пожирало его. Зевак собралось видимо-невидимо, но никто из них, руководствуясь здравым смыслом, не кидался спасать книги. Вот тогда-то я и решил проявить необдуманную отвагу — кинулся выносить из огня народное достояние.

— Вы же поступили благородно, — возразил Заххар.

— Отнюдь. В нашей библиотеке не хранились важные книги, в основном это были или любовные романы, или беллетристика, детские сказки. Одним словом, такие книги, которые в изобилии продаются на рынках. Пожарный расчет все никак не приезжал, а я, мня себя героем, вбегал в горящий дом и выносил очередную партию. На третьем заходе, почти у самой двери рухнула потолочная балка, ударив меня по голове и придавив ноги. В ту секунду я осознал, что погибаю по глупости. Дальше я ничего не помню — сознание отключилось. Мама рассказывала, что несколько мужчин кинулись в пылающий дом спасать горе-героя. Затем меня срочно отвезли в ближайший город в больницу. Врачи несколько часов боролись за мою жизнь, приложив все свое мастерство. Одному из ординаторов даже пришлось стать моим кровным братом. Можно сказать, именно ему я и обязан жизнью.

— А что так?

— Крови много потерял, а группа редкая, лишь у трех-четырех процентов населения Арлила такая. Ординатор тот, совсем мальчишка, почти мне ровесник. Как же его звали? Столько лет прошло… А ведь клялся, что помнить буду, пока не помру.

— Сейчас это не важно, — махнул рукой Заххар.

— Как не важно? Очень даже важно. Руф… Риф… Вот ты память стариковская, — отец Лазурий принялся усиленно тереть пальцами виски. — Ро… А может быть, и не на «р» его имя начиналось?

В ответ на вопрос Заххар только плечами пожал — дескать: а я откуда знаю? По выражению лица старика было видно, что он изо всех сил пытается вспомнить, словно от этого зависело очень многое. Отец Лазурий не мог себе простить, что забыл имя спасителя, и жутко нервничал. Премьер-министр и сам уже начал переживать, глядя на то, как мучается старик, и хотел уже начать перечислять вслух мужские имена, как вдруг отец Лазурий радостно выкрикнул:

— Вспомнил! Его звали Трифальд, — лицо старика сияло, как начищенная монета. — Слава Владыке, все-таки вспомнил.