Эверест-82 - Юрий Рост

Этот первый наш сеанс связи с вершиной состоялся в 14 часов 35 минут. Перед спуском связались еще раз. Конец этого сеанса успел записать Кононов. Из-за страшного холода на вершине аккумулятор в рации у ребят подсел, слышимость ухудшилась и не все можно было разобрать.

Балыбердин:…Нет, работает (имеется в виду рация), просто надо было подойти пять метров к ней (имеется в виду тренога, установленная на вершине; далее неразборчиво.)

Тамм: …Прием, прием, Эдик!

Мысловский или Балыбердин (голос неразборчив):…Этой треноги китайской нету, снег поднялся над гребнем метра на два с половиной, наверное…и торчит… кончик.

Тамм: …Года четыре назад торчала она по описанию на двадцать сантиметров, так что вы можете ее и не найти… Действуйте из общих соображений и, главное, снимите панораму, панораму снимите. Ну, поздравляем вас, поздравляем. Эдя, Эдя! Не задерживайтесь, спускайтесь вниз скорее, спускайтесь. Потому что поздно будет, поздно. Дороги, боюсь, не найдете, не найдете дороги. Как понял?

Балыбердин: …Все ясно, все ясно. Сейчас немного затягивает туманом, панораму затягивает. Крупа снизу. Оставляем баллон… кислородный баллон двести восемьдесят… сто тридцать семь… к треноге… верхушке треноги…

Двойка начала спускаться с вершины в 15 часов 15 минут. С этого момента в базовом лагере радость соседствовала с напряженным ожиданием. Спуск, даже на обычных маршрутах, бывает сложнее подъема. А ребята тратили уже последние физические и нервные силы. Прежде чем сегодня утром выйти из V лагеря, они 7 дней работали наверху. Перед ними стояла чрезвычайно сложная задача — обработка верхнего участка далась очень тяжело, особенно Эдику. Не избежали они и ЧП. Работали ежедневно, начиная с 29 апреля, до позднего вечера, кончая в полной темноте.

Вот запись, сделанная утром 1 мая: «Пока это был самый страшный день (точнее, ночь) во всей экспедиции. Мысловский-Балыбердин в 18:00 перенесли связь на 20:00, так как еще работали на маршруте. Но ни в 20:00, ни в 21:00, ни… до 8:30 утра на связь не вышли. Я всю ночь пролежал с рацией. Что тут было! Но виду, кажется, не подал. Все то же: «Сукины дети эти двое!»

Последнее замечание вызвано тем, что в предыдущие дни они неоднократно, по 2–3 раза, переносили последний сеанс связи, и он проводился не ранее 21–22 часов. Для нас это было связано с дополнительной нервной нагрузкой, а для них это было к тому же неимоверно изнурительно. Но каждый раз такой ценой эти двое выжимали дневное задание до конца, закладывая будущий успех экспедиции и свой успех. Володя — кремень. Он должен все выдержать. А Эдик? Почему такой вопрос? Откуда он? Разве есть сомнения? Нет. А все же. И тут выплывает откуда-то мысль о запрете. Как же это должно мешать спокойно работать ему, Эдику!

В Москве на последнем этапе медицинского отбора его вдруг забраковали. Сколько было споров и пересуд! Сколько раз на всех уровнях возвращались к этому вопросу! В результате у меня сложилось твердое мнение, что это ошибка.

Да и сам запрет был не полный и категоричный, с ясным объяснением, а что-то половинчатое и расплывчатое. Эдик поехал с нами, но мне была дана директива (уже не медиками) не выпускать выше 6000 м. Однако события требовали другого, они же подтверждали мнение об ошибочности запрета. И он не был отстранен от работы наверху. Это вызвало раздражение в Москве.

Наконец, не выдержав, оттуда в Катманду с особыми полномочиями командировали Ильдара Азисовича Калимулина. Удивленный его неожиданным приездом и очередным запросом о Мысловском, я передал ему 23 апреля радиограмму:

…Хочу чтобы Вы четко поняли ситуацию:

Мы всегда говорили, что основным препятствием может быть погода. В этом сезоне она отвратительная. До сих пор ежедневно идет снег, холодно, говорят даже в районе Тхъянгбоче еще не распустились цветы. Вам, наверное, уже сказали, что в Катманду лишь несколько дней назад открылись горы — месяц их там не видали. И это внизу, а на маршруте условия сверхтяжелые — заснеженность, ветер и очень сильный холод. Создается впечатление, что в этом году нет предмуссонного периода, благоприятного для восхождений, и условия близки к зимним. Я говорю это для того, чтобы стало ясно: ребятам приходится работать в тяжелейших условиях.

Маршрут, как мы и ожидали, технически сложный даже для нормальных высот. Много участков высшей категории — и все это в тех условиях, о которых только что говорилось. Убежден, что этот маршрут (если его не повторит кто-нибудь в следующем году, когда будут еще целы наши веревки) долго не пройдет ни одна группа. И если мы его одолеем, это будет действительно новое слово в высотном альпинизме.

…Все участники работают на пределе возможностей — только так можно одолеть этот маршрут. А они, возможности, не у всех одинаковые. В условиях, когда число выходов должно быть ограниченным, чтобы люди выдержали до конца, на первых порах не все справлялись с заданиями. Группы понесли урон — сократились, а дело должно было двигаться неукоснительно, иначе невозможен успех. Должны были появиться сильные лидеры, которые показали бы всем, что можно работать с запланированными заданиями. Такими лидерами оказались сначала двое — Мысловский и Балыбердин. Они, когда это стало необходимо, выполняли работу за четверых. Но надо было, чтобы в каждой группе появился лидер, способный доводить дело до конца. Иначе недоработка на выходе любой одной группы срывала все дело.

Итак, когда дорог был просто каждый участник, способный работать на высоте, не говоря уже о лидерах, я должен был либо слепо, повторяю-слепо и трусливо руководствоваться директивой и снять с работы одного из выявившихся лидеров и тем самым целиком одну группу (в ней оставалось в то время только двое полностью трудоспособных), либо исходить из здравого смысла, условий на месте и интересов основной задачи (опасность для здоровья Мысловского здесь такая же, как и других). Я, естественно, выбрал второй путь и менять решение не могу и не вижу оснований. Очень прошу до окончания работы не возвращаться к этому вопросу. Сейчас наступила ответственная фаза работы и надо сосредоточиться не на полемике по уже решенному делу, а на очень трудных моментах сегодняшней работы: все дается нам с огромным трудом и усилиями. И сейчас вновь я выпускаю (речь шла о последнем, четвертом, выходе) двойку Мысловский-Балыбердин. Предвидеть заранее, что на этом этапе работы они составят основную двойку, мы, конечно, не могли. Это уже просто естественный отбор, который, как всегда, происходит в тяжелейших условиях.