Храброе сердце Ирены Сендлер - Джек Майер

Ирена посчитала, что, успев почти полностью вытравить из одежды канализационную вонь и уже к семи утра отправить Терезу с четырьмя детьми, 1200 злотыми и прилично подделанными Kennkarte в дальнейший путь, они с матерью совершили настоящее чудо. Но, работая весь тот день в гетто, она не могла избавиться от страха, что найдет у подъезда дома черный немецкий седан, а потом будет обыск и допросы на Шуха, 25…

Поднимаясь по лестнице на свой этаж, она чувствовала, как у нее дрожат ноги… Так, дверь квартиры на месте… Кажется, пронесло… Когда она открыла своим ключом дверь, ее встретила мать, странно улыбаясь.

– Сегодня я столкнулась на лестнице с пани Маржец. Она сказала, что очень удивилась, когда ты в три ночи разбудила ее, чтобы занять мыла. Я сказала, что у тебя муж в тюрьме и ты по нем очень тужишь. Особенно по ночам. И вот ты стираешь, чтоб забыться.

Теперь, шагая по улицам Варшавы, Ирена все время представляла себе схему подземных коммуникаций, паутину вонючих рек, превратившихся в дорогу жизни. Магистраль А под Товаровой и Окоповой улицами. Магистраль Б под Маршалковской и магистраль В под улицей Новы Свят. Эти три главные артерии сходились под Гданьским вокзалом. Чаще всего использовался люк «K-74» на пересечении Простой и Вроньей улиц.

Дети часто выходили из гетто группами по пять-десять человек в сопровождении одного-двух связных. Ее связные, в основном еврейские девушки, все чаще натыкались в основных канализационных магистралях на плавающие в вонючей жиже трупы. Приходилось пробираться через второстепенные каналы, диаметр которых не достигал и метра. Нередко приходилось ставить над люком, через который дети должны были выйти, грузовик… Все эти маневры требовали точной координации по времени.

Еврейский Песах[94] 18 апреля 1943 года совпал с Вербным воскресеньем[95]. Выходя из гетто через блокпост на улице Налевки, Ирена заметила скопление немецких жандармов, польских «синих мундиров», литовских и украинских солдат. А ночью в гетто началась перестрелка, загремели взрывы… Утром на площади перед воротами стояла гаубица, методично – снаряд за снарядом – посылая в гетто смерть. Вокруг собралась толпа зевак. Ирена слышала обрывки разговоров.

– Жиды и трех дней не продержатся.

– А я их даже зауважал. Кто бы мог подумать, что евреи возьмутся за оружие?

– Сегодня они взялись за евреев, завтра примутся за нас.

Ворота распахнулись, и из гетто начали выбегать штурмовики СС, вынося своих раненых и убитых.

Ирене стало не по себе. В обывателях было что-то невыносимо, омерзительно бесчеловечное. Она отошла в сторону…

Бой разгорался, в гетто потянулись танки и бронетранспортеры. C самолетов полетели зажигательные бомбы. Первый рассказ очевидца – выбравшейся из гетто через канализацию девочки лет пятнадцати – Ирена услышала только спустя три дня. Она рассказала Ирене об ожесточенных боях между боевиками ЖОБ и штурмовыми подразделениями СС[96]. Люди ушли под землю, в обширную систему укрепленных бункеров, построенных в ожидании неминуемой финальной немецкой Aktion.

Евреи оказались для немцев очень непростым противником. Совершая вылазки, они немедленно уходили в запутанные лабиринты недавно построенных подземных городов. Через неделю после начала восстания немцы начали выжигать в гетто кварталы. По ночам над гетто висело кроваво-красное зарево. Ирена продолжала помогать тем, кому удавалось выбраться из зоны боевых действий, и поддерживать остающихся в убежищах.

В Пасхальное воскресенье над гетто все еще висели тучи черного дыма… Однако, подходя к нему, Ирена услышала… звуки музыки. На площади красовалась карусель и гигантские качели. Рядом со стеной гетто под вальс из Веселой вдовы[97] на карусельных лошадках катались визжащие от восторга дети и влюбленные парочки. Качели-лодочки уносили детей высоко в небо, и они, оказываясь на самой верхней точке, могли на какое-то мгновение заглянуть на территорию гетто. Карусель была окружена наспех сколоченными ярмарочными павильонами. В одном торговали сосисками с жареным луком, из другого доносился цирковой марш, в тире хлопали пневматические ружья… а из-за стены слышались очереди, выстрелы танковых пушек и полицейские свистки.

Крутилась карусель, летали качели, а празднично одетые люди поздравляли друг друга с Воскресением Христовым.

Во исполнение приказа главы полиции Варшавы, польские граждане, сознательно оказавшие любую помощь евреям, совершившим побег из еврейского района города, будут расстреляны без суда и следствия. Польские граждане, уличенные в сокрытии любой информации о евреях, находящихся за пределами еврейского района города, будут отправлены в концентрационные лагеря.

Все понимали, что восстание может закончиться только полным уничтожением гетто, а поэтому, даже несмотря на строгость последнего приказа, все меры предосторожности были отброшены в сторону. По всему городу из канализационных люков стали внезапно выскакивать дети. Немцы начали пускать в уже и без того забитые гниющими трупами канализационные тоннели ядовитые газы, но дети продолжали выбираться из гетто, а поляки – их укрывать. Все временные убежища на Лекарской были забиты под завязку.

Деньги для Жеготы падали с неба – пачками купюр обвязывались парашютисты-курьеры, засылавшиеся из Лондона Польским правительством в изгнании. Средства поступали и от американских евреев через Объединенный распределительный комитет. Но даже располагая миллионами злотых, Ирена еле успевала размещать спасенных детей. На содержание по крайней мере половины из 2000 уже размещенных детей требовалось полмиллиона злотых ежемесячно. Когда шмальцовникам удавалось «спалить» временное убежище, найти другое было нужно в тот же день. Иногда дети уходили в леса. Но там было опаснее всего: дети становились живыми мишенями не только для немцев, но и для антисемитски настроенных партизан. Теперь Ирене было нужно вдвое больше связных, вдвое больше временных убежищ и вдвое больше семей, готовых оставить у себя спасенных детей надолго или навсегда.

27 февраля 1943 – Натан Гросс → Александр Ракоч – Паланта, 5

27 февраля 1943 – Давид Гросс → Йозеф Ракоч – Паланта, 5

Во вторник после Пасхи Ирена занесла деньги на содержание некогда Натана и Давида Гроссов, а теперь Александра и Йозефа Ракочей их приемным родителям на Паланта, 5. Она уже собралась уходить, когда в кухню с корзинкой пасхальных яиц в руках вбежал старший из братьев Натан.