Статус: все сложно - Дарья Белова

Я несильно ее сжал. Зачем? Просто ощутил потребность так сделать. А она посмотрела на меня доверчивым взглядом, и я первый раз за вечер улыбнулся.

Или когда ушла от меня, убежала, скрывая слезы. Там, после прыжка, когда вдвоем прыгали в бездну. Я ведь Милу так и не остановил, хотя мог. Понимал, что мог. Только спустя несколько минут понял, что натворил.

В нашу с ней первую встречу я увидел ее карие глаза, которые смотрели на меня изумленно, с долей испуга и любопытства. Ей же было лет десять, не больше. Возможно, все началось именно тогда. Я понял, либо брать ее за руку и никогда уже не отпускать, либо бежать и не оглядываться. Я решил, чем меньше я вижу ее в своей жизни, тем безопаснее. Придурок. Хотя мне было всего четырнадцать лет. Что я тогда мог понимать?

Меня бесила ее правильность, идеальность, безупречность. Смотрел на ужинах и тихо раздражался. До зубного скрежета. А после отгонял от себя мысли, как вынимаю тонкую шпильку из ее волос и запускаю в них руку.

Потом так все запуталось, что разобрать было очень сложно. Мы шли словно по лабиринту и в какой-то из поворотов свернули не туда. Это был тупик.

Игра, которая вскрыла больше наших травм, обид, тайн, чем можно было представить. Оголила нас, как провода, затем замкнула и выкинула на обочину.

Почему о важности многих вещей я начинаю понимать только, когда потерял это? Ведь Мила всегда была рядом. Даже в прыжке. Она думала, что я ее опора. Но она ошибалась. Потому что она мое все.

В эту ночь я просто бродил по улицам города. Бесцельно. Ворох мыслей был в голове.

А рассвет я встречал напротив Большого театра – символа неосуществленной мечты Милы.

 Глава 41

Мила.

Я подъезжаю к любимому маминому ресторану. Как всегда парковка забита всевозможными авто, общая сумма которых превышает годовой доход небольшой африканской страны.

Маме всегда нравился лоск, изысканность и богатство. Причем она ценила то, что имела. Возможно, Марья Апраксина одна из немногих, кто нашел свою золотую середину среди этого разнообразия и кича.

Раз в месяц мы собираемся семьей на обед именно в этом месте. Своего рода традиция. Спустя время, не без помощи Мистера М, я поняла, что на нейтральной территории чувствую себя более уверенной. Более взрослой, получается. Я больше не та девочка, что сидит в стороне с идеально ровной спиной, соблюдая все правила столового этикета. Такое идеальное пособие для молодых девиц высшего общества.

У родителей дома я еще чувствую влияние мамы. И каждый раз ждала, что из-за неверного шага, неправильно сказанного слова, меня ожидало бы порицание. Нет, наказаний никогда не было. Но после таких вечеров, когда я могла случайно сделать что-то не то, мама назидательным и нудным тоном объясняла мне мои ошибки. От них всегда тошнило. Тело сковывало, что я чувствовала, как затекают мышцы. Меня не покидало ощущение постоянного давления и наблюдения даже в своей комнате. Казалось, стоит мне сделать то, что хочу, и в момент вбежит очередная моя гувернантка, репетитор, няня, и снова начнутся нравоучения.

Сегодня нежелание встречаться достигает верхней отметки. Останавливает только то, что эта недолгая встреча соединяет нашу семью, где у каждого уже свои интересы. А еще ставит галочку, и я со спокойной душой могу целый месяц не думать и не переживать об этом дне.

Родителей вижу уже за столиком. Они перешептываются, мама мило краснеет, а папа улыбается. Они не замечают меня, пока я не подхожу. В такие дня стараюсь походить на ту Милу, к которой они привыкли – нежный цветочек в очаровательном одеянии. По словам мамы “чтобы глаз радовался”. Поэтому любимые шорты и толстовку сменила на платье нежно-розового цвета с поясом и туфли-лодочки. Непривычно идти и слышать стук каблуков. Удобной обувью для меня являются последнее время кеды. В них можно быстро идти, если опаздываешь на репетицию, и резво спускаться по лестнице к парковке после спектакля. На лице ноль косметики.

– Всем добрый день.

– Мила, радость моя. Добрый день. Сегодня как солнышко светит! Обратила внимание? Погода чудесная. Может быть, нам стоит после обеда прогуляться? Как считаешь, Иван? – Мама начинает упрашивать папу, который никогда не мог ей отказать. Хотела бы сказать, что это идеальная модель поведения мужа и жены, но не смогу. – А вообще, Мила, я так жду, когда ты уже приедешь домой. Я наняла новую домработницу. Она раньше работала в семье Парвицких. Ты же помнишь их? Они с нами как-то отдыхали на юге Франции. Еще в тот сезон стояла ненастная погода. Так вот она, зовут домработницу Павла, интересное имя, согласись, умеет готовить просто превосходные десерты. А какой луковый суп выходит! Безупречно! Я думаю, ты оценишь.

– Хорошо, мама, я постараюсь, – хотя прекрасно знаю, что не приеду. Пока не готова снова стать той послушной девочкой, что покорно выполняет любое требование, задвигая свои желания. Иногда казалась, кто та незнакомка, что договорилась с Павлом о свадьбе? Я ли это? Или с того самого дня началась моя история? История другой Милы.

С папой мы просто обнялись. Он как всегда потрепал меня по макушке. И я на миг перенеслась в детство, где он ласково меня задирал. А когда я дулась на него, то так же гладил меня по голове и трепал волосы. Папа говорил много ласковых слов и тепло обнимал. Мне всегда казалось, что с папой у меня больше общего, нежели с мамой. И отношения более доверительные. Это странно. Первым, к кому я пошла рассказывать о запланированной свадьбе, о моем выступлении, о предательстве и о Париже, был папа.

Родители уселись на свои места, а я между ними. Мама рассказывала последние новости. Я про себя называю их сплетнями, но маме ни в коем случае не признаюсь. Это может обидеть. Понимание, что я теперь другая и имею право на свои желания, не отменяет факта, что своими высказываниями могу обидеть ближнего. Надо еще и помнить о чувствах других, когда выходишь за свои рамки и условия.

– Да, у меня тоже есть новость, – откашливаюсь. Набираюсь смелости. Мама вся во внимании, папа напрягся. А я начинаю дрожать.

Вспоминаю вчерашний вечер. Как мой палец завис над маленькой черной кнопкой открытия двери, но так и не нажав на нее. Не смогла. В меня будто вкололи жало, опасный токсин распределился по телу. Больнее всего было сердцу. Оно ныло, покалывало. Останавливалось, а