«Белое дело». Генерал Корнилов - Генрих Зиновьевич Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встреча членов казачьего ВРК во главе с Подтелковым и Кривошлыковым, с одной стороны, и членов «войскового правительства», возглавляемого Калединым, — с другой, состоялась в Новочеркасске 15 января. Каледин на переговорах, казалось бы, предлагал компромисс, который, однако, мог стать политической ловушкой. Он предложил Каменской принять участие в контроле над выборами в новый «войсковой круг» и затем принять высказанную им волю. Подтелков и Кривошлыков отклонили это предложение: механизм выборов, по их убеждению, был таков, что, скорее всего, они должны были дать большинство сторонникам Каледина. «Войсковому правительству» был поставлен ультиматум: если оно стоит за мирное решение вопроса о власти, без пролития казачьей крови, ему надлежит передать власть ВРК.
Член «войскового правительства» Светогоров пытался уйти от ответа на ультиматум. Он говорил, что так ставить вопрос не следует, что ожидаются переговоры с представителями Советской власти в Таганроге, в которых может принять участие и Каменский ВРК. Отвечал Ф. Подтелков. Речь его следует воспроизвести. Она раскрывает суть борьбы и передает ее колорит. Подтелков сказал: «Неладно говорите, господа. Кабы верили войсковому правительству, я бы с удовольствием отказался от своих требований. Но ведь вам не верит народ! Я согласен поехать в Таганрог. А что нам там скажут? Войсковое правительство не добьется мира. Оно само разжигает гражданскую войну… Правительство восстановило против себя всех честных людей. Вы, атаман Каледин, обманываете казаков, говоря о независимости Дона. На самом деле вы дали убежище врагам русского народа и втягиваете в войну с Россией все казачество. Как и в 1905 г., вы хотите пролить казачью кровь за помещиков и богатеев… Смеетесь? Придет срок — плакать будете! Мы требуем передачи власти нам, представителям трудящегося народа, и удаления всех буржуев из Новочеркасска и Добровольческой армии с Дона…»
Члены «войскового правительства» удалились на совещание, по главное — они ждали сообщений от войскового старшины В. Чернецова, двигавшегося в это время на Каменскую. Когда пришло известие, что он сумел разбить и разоружить некоторые ревкомовские части, «войсковое правительство» дало свой ответ: ультиматум ВРК отклонялся, ему самому ставился ультиматум, требующий самораспуститься. Одновременно объявлялось о выборах нового «войскового круга».
Переговоры не дали результата. Делегаты ВРК с трудом добрались до Каменской, которая уже находилась под ударом Чернецова. Части ВРК оказались дезорганизованными и не смогли оказать сопротивление черепцовским «партизанам». ВРК перебрался в Миллерово.
Однако Чернецов не спас Каледина. Руководители ВРК Подтелков и Кривошлыков вынуждены были теперь пойти на решительный шаг. В своем обращении к трудовому казачеству они прямо заявили, что действия Чернецова ясно показали: мирный путь борьбы с Калединым и стоявшими за его спиной контрреволюционерами из Центральной России невозможен. На оружие надо было отвечать оружием. Но основная часть фронтовых казаков — главная боевая сила, не желавшая воевать на стороне Каледина, — не проявляла особой готовности участвовать в гражданской войне и на другой стороне.
19 января командующему советскими войсками В. Антонову-Овсеенко было сообщено о признании казачьим ВРК власти ВЦИК и Совнаркома. Это дало основание для прямого взаимодействия казачьего ВРК с Донским областным Военно-революционным комитетом, фактически представлявшим центр. Теперь положение круто изменилось. 20 января войска 1-й Южной революционной армии под командованием Г. Петрова, группы 10. Саблина и части казачьего ВРК, которыми командовал Голубов, разбили Чернецова под станцией Глубокой. Сам. Чернецов был захвачен в плен. Конец его оказался трагическим. Фактически с документальной точностью он описан М. Шолоховым. И это описание с невероятной силой рисует беспощадность и жестокость разворачивавшейся на Дону гражданской войны.
Честолюбивый Голубов взял Чернецова на поруки, вероятно, с расчетом начать с калединцами «стратегический» торг. Когда конвойные гнали Чернецова и других пленных недалеко от Глубокой, они встретились с Подтелковым.
— Попался… гад! — клокочущим низким голосом сказал Подтелков и ступил шаг назад; щеки его сабельным ударом располосовала кривая улыбка.
— Изменник казачества! Под-лец! Предатель! — сквозь стиснутые зубы зазвенел Чернецов.
Подтелков мотал головой, словно уклоняясь от пощечин, — чернел в скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух.
Последующее разыгралось с изумительной быстротой. Оскаленный, побледневший Чернецов, прижимая к груди кулаки, весь наклонялся вперед, шел на Подтелкова. С губ его, сведенных судорогой, соскакивали невнятные, перемешанные с матерной руганью слова. Что он говорил, — слышал один медленно пятившийся Подтелков.
— Придется тебе… ты знаешь? — резко поднял Чернецов голос.
… Но-о-о… — как задушенный, захрипел Подтелков, кидая руку на эфес шашки.
Сразу стало тихо. Отчетливо заскрипел снег под сапогами Минаева, Кривошлыкова и еще нескольких человек, кинувшихся к Подтелкову. Но он опередил их; всем корпусом поворачиваясь вправо, приседая, вырвал из ножен шашку и, выпадом рванувшись вперед, со страшной силой рубанул Чернецова по голове…
Ткнувшись о тачанку, он повернулся к конвойным, закричал выдохшимся, лающим голосом:
— Руби-и-и… такую мать! Всех!.. Нету пленных… в кровину, в сердце!! — Лихорадочно застукали выстрелы…
Григорий Мелехов, который у Шолохова находился в отряде, участвовавшем в разгроме Чернецова, в ярости бросился к Подтелкову. Но «сзади его поперек схватил Минаев, — ломая, выворачивая руки, отнял наган, заглядывая в глаза померкшими глазами, задыхаясь, спросил:
— А ты думал — как?»
* * *
Поражение отряда Чернецова хотя и не предопределило крах калединщины, но прозвучало для нее похоронным звоном. А. Деникин позднее писал: «Со смертью Чернецова как будто ушла душа от всего дела обороны Дона. Все окончательно разваливалось…» Действительно, к концу января наступающие с трех сторон советские войска и мощные революционные выступления рабочих, иногородних и казаков на самом Дону привели режим атамана Каледина к краху. Каледин переживал личную трагедию. Это был человек, по выражению одного из современников ненавидевший революцию «до предела психической слепоты». Но он считал и верил, что казачество будет той силой, которая все же устоит перед натиском разрушающей его вековой
