Последний из могикан - Джеймс Купер

– Бог знает! Я побывал во всех хижинах поселения и не нашел ни малейшего следа.

– Вы слышали, что сказал певец, покидая нас: она близко! Простофиля испугался и спутал поручение, но его слова имеют глубокий смысл. Медведь должен уметь лазить – поэтому я загляну через стены. Может быть, в этих скалах скрыты горшки с медом, а я, как известно, животное, любящее покушать сладенького.

Разведчик оглянулся, смеясь над собственной шуткой, и стал влезать на перегородку, подражая неуклюжим движениям медведя. Но едва он добрался до верха, как сделал знак Хейворду, чтобы тот молчал, и спустился вниз чрезвычайно поспешно.

– Она здесь, – шепнул он, – и вы найдете ее за этой дверью. Я сказал бы несколько слов утешения бедняжке, да боюсь, чтоб она не сошла с ума при виде такого чудовища, хотя следует признаться, что и вы, майор, не очень-то привлекательны в этой раскраске.

Дункан, стремительно бросившийся было к двери, остановился мгновенно, услышав столь обескураживающие слова.

– Разве я так отвратителен? – спросил он с печальным видом.

– Волка вы не напугаете и английским гвардейцам не помешаете дать залп, но я видел вас более красивым. Ваше лицо, разукрашенное разноцветными полосами, может, пожалуй, показаться недурным индейским женщинам, но белокожие девушки отдают предпочтение людям одинакового цвета с ними. Смотрите, – прибавил он, указывая на трещину в скале, откуда вытекала вода, образуя маленький источник кристальной чистоты, – вы легко можете избавиться от мазни сагамора, а когда возвратитесь, я попробую разукрасить вас по-новому. Колдуну так же привычно изменять свою окраску, как щеголю менять одежду.

Осторожному охотнику не пришлось слишком долго убеждать Хейворда. Он еще говорил, а Дункан уже приступил к умыванию. В одну минуту с лица его исчезли все страшные и комические черты, и юноша снова появился в том виде, каким одарила его природа. Приготовившись таким образом к свиданию с любимой, он поспешно простился с товарищем и исчез в указанном направлении. Разведчик снисходительно смотрел ему вслед, покачивая головой и бормоча всякие пожелания, потом хладнокровно занялся исследованием состояния кладовой гуронов. Пещера, между прочим, служила и для хранения охотничьей добычи.

У Дункана не было иного проводника, кроме слабого света, мерцавшего вдали, но этот свет служил полярной звездой для влюбленного. При помощи этого света он добрался до цели своих стремлений – другого отделения пещеры, предназначенного для содержания такой важной пленницы, как дочь коменданта крепости Уильям-Генри. Помещение было заставлено многочисленными вещами, награбленными при захвате злосчастной крепости. Среди всего этого хаоса Дункан увидел Алису, бледную, встревоженную, перепуганную, но прекрасную. Давид уже подготовил ее к его посещению.

– Дункан!.. – вскрикнула она дрожащим голосом, словно пугаясь собственных слов.

– Алиса!.. – ответил он, перепрыгивая через сундуки, ящики, оружие и мебель.

– Я знала, что вы не покинете меня, – сказала она, взглянув на него, и румянец показался на мгновение на ее печальном лице. – Но вы один! Как ни благодарна я вам за память, мне все же хотелось, чтобы вы были не один.

Дункан, заметив, что она дрожит и еле держится на ногах, ласково заставил ее сесть и рассказал ей все главные события, уже известные читателю. Алиса слушала его, задыхаясь от волнения; когда молодой человек упомянул о горе несчастного отца, слезы потекли по щекам дочери ручьями, словно она никогда не плакала прежде. Но нежность Дункана скоро успокоила взрыв ее чувств, и она выслушала его до конца внимательно, хотя и не совсем спокойно.

– А теперь, Алиса, – прибавил молодой человек, – многое зависит только от вас. С помощью нашего опытного, неоценимого друга, разведчика, мы можем уйти от этого дикого племени, но для этого потребуется все ваше мужество. Помните, что вы возвратитесь в объятия вашего отца, помните, что его счастье, так же как и ваше, зависит от ваших усилий!

– Я на все готова ради отца, которому стольким обязана!

– И ради меня тоже, – продолжал молодой человек, нежно пожимая ее руку.

Невинный, полный удивления взгляд, брошенный на Дункана, убедил его в необходимости объясниться.

– Здесь не место и не время задерживать вас сердечными признаниями, – проговорил он, – но чье сердце, столь же переполненное, как мое, не пожелало бы сбросить тяжесть? Говорят, несчастье связывает людей больше, чем что-либо другое; наше общее страдание из-за вас оставило мало невыясненного между вашим отцом и мной.

– А моя дорогая Кора, Дункан? Ведь правда, Кора не забыта?

– Не забыта, нет! О ней горюют так сильно, как редко горюют о женщине. Ваш отец не делает разницы между своими детьми, но я, Алиса… вы не обидитесь, если я скажу, что ее достоинства несколько затемнены…

– Так, значит, вы не знаете достоинств моей сестры, – сказала Алиса, отнимая руку. – О вас она всегда говорит как о самом своем дорогом друге.

– Я с радостью буду считать ее своим другом, – поспешно проговорил Дункан, – но что до вас, Алиса, ваш отец позволил мне надеяться на более близкие и дорогие узы.

Алиса глубоко вздрогнула и отвернула на мгновение лицо, поддавшись волнению; но она овладела собой настолько, чтобы не выдать его.

– Хейворд, – сказала она, глядя ему прямо в лицо с трогательным выражением невинности и мольбы, – не настаивайте, прежде чем я не повидаюсь с отцом и не получу его благословение!

«Я не должен говорить больше, но меньше не мог», – хотел ответить молодой человек, но легкий удар по плечу прервал эти слова. Он вскочил на ноги, обернулся, и взгляд его упал на темную фигуру и злобное лицо Магуа. Глубокий гортанный смех дикаря звучал в эту минуту для Дункана адским хохотом демона. Поддайся он внезапному порыву бешенства, он бросился бы на гурона и нашел выход в смертельной борьбе. Но без оружия, не зная, на что способен его враг, и к тому же обязанный спасти ту, которая стала более чем когда-либо дорогой его сердцу, молодой человек тотчас же оставил это отчаянное намерение.

– Что вам нужно? – спросила Алиса, кротко сложив на груди руки. Стараясь скрыть свой смертельный страх за Хейворда, она холодно и сдержанно встретила своего похитителя.

Торжествующий индеец принял снова строгий вид, но осторожно попятился перед грозным взглядом молодого человека. Одно мгновение он пристально смотрел на обоих пленников, потом отошел в сторону и загородил бревном дверь, но не ту, через которую вошел Дункан. Молодой человек понял теперь, каким образом дикарь застал его врасплох, и, считая себя безвозвратно погибшим, прижал к груди Алису, готовый встретить участь, о которой он не сожалел, так как был рядом со своей любимой. Но Магуа, очевидно, не намеревался прибегать к немедленному насилию. Первым делом он принял меры для того, чтобы задержать нового пленника; он даже не взглянул вторично на неподвижные фигуры в центре пещеры, пока не лишил их всякой надежды ускользнуть через вход, которым воспользовался сам. Хейворд следил за каждым его движением, продолжая прижимать к сердцу хрупкое тело Алисы. Он был слишком горд, чтобы просить пощады у врага. Когда Магуа закончил свою работу, он подошел к пленникам и сказал по-английски: