Певец меча - Дженнифер Роберсон

Дел смотрела на Массоу, Киприану, Адару. На злобных демонов, похожих на людей, которые как-то заменили человеческий мозг на обман локи, человеческие желания на потребности локи. Дел смотрела на женщину, мальчика и девочку, которые где-то во время нашего путешествия проиграли битву трем локи, случайно освобожденным мною.

В пещерах и тоннелях загорелось множество свечей. За локи в темноте двигались тени, маленькие бледные тени, поющие песню ловушки.

Они появлялись отовсюду, Кантеада. Выбираясь из пещер и спускаясь со скал, неся свечи, подходя все ближе, чтобы образовать круг, в который попали мы все, даже Дел и я.

Локи мучительно стонали.

Было холодно. В темноте, рассекаемой светом свечей, я видел как от моего дыхания шел пар, но дрожь, которая сотрясала мое тело, шла изнутри, а не снаружи.

Локи не просто приняли форму людей. Их лица кривились от бешенства, разочарования и отчаяния. Связанные песней, они могли только страдать. Может быть так же, как страдали человеческие хозяева этих тел.

Круг замкнулся. Меня окружали пламя, песня и лица. Необыкновенные, нечеловеческие лица. Пушистые гребешки, окрашенные огнем, стояли ото лба до шеи и дрожа, говорили на своем языке. До этого момента я видел только мастера песни. Теперь я увидел остальных. Я услышал их пение.

Я не из тех, кого берет за душу музыка, я глух к ее сложностям. Я уже говорил: музыка это шум, издаваемый с разными целями. Но на этот раз я слышал не просто шум. Не просто песню. Звук, который наполнил каньон, был силой.

Ноги подогнулись, я сел. Так же как другие: Дел рухнула рядом со мной, безвольно свесив руки, расслабившись, уронив рядом меч, неуклюжая от неожиданной потери контроля над телом. То же происходило с локи: один за другим, они превращались в комки плоти, как глина, ожидающая, что из нее что-то слепят.

Я открыл рот, чтобы заговорить, спросить Дел что происходит, что они собираются делать и что хотят от нас – она Северянка, разумеется она знала

– но я ничего не спросил, потому что не мог. Потому что песня стала моим миром.

Пламя растеклось, слилось, образовало круг. Я видел свет, только свет и сиял он так, что я не мог его вынести. Я мог сделать только одно и сделал это. Я убежал.

Но пламя пошло за мной. Как и песня.

– Песня рождения? – спросил кто-то.

Песня рождения. Песня рождения? Я тупо смотрел на свет.

Молчание.

Имя при рождении?

Имя при рождении. Это уже другое дело. Фраза имела смысл.

Я нахмурился, задумался и понял, что у меня нет ответа.

Мать или отец дают ребенку имя. Я родителей не знал, а значит при рождении у меня имени не было.

Я просто покачал головой.

Песня немного изменилась.

– Имя при рождении? – настаивала она.

Мастер песни? Я задумался. И снова только покачал головой.

Песня стала еще настойчивее. Это было невыносимо. Что-то разрывало мой череп.

А потом вдруг мелодия задрожала. Я почувствовал след удивления, которое ко мне не имело отношения.

– Как тебя называют? – спросили мягко.

На этот вопрос я мог ответить.

– Песчаный Тигр, – сказал я.

Песня задержалась у меня в голове в поисках правды или фальши, нашла ответ и позволила мне удалиться.

Удалиться. Я нахмурился. Уставился в пламя. Потом понял: от меня хотели, чтобы я прошел сквозь него.

Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.

Я прислонился к стене каньона, чувствуя только что истощен умом и телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада. Эта музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.

Я повернулся. За кругом света сидела Дел, глядя, как раньше я, в кольцо пламени. Красный свет застыл на ее лице и жестко обозначил глубокие линии – следы утомления и напряжения. Я видел кровь, синяки, грязь. У Дел почти не оставалось сил, я чувствовал, что она близка к срыву.

Я хотел подойти к ней. Хотел вернуться в круг и вывести ее из пламени, из кольца, из песни Кантеада, но побоялся. Я узнал слишком много, чтобы выступать против такой силы.

Подошла очередь Дел.

– Имя при рождении? – спросил мастер песни.

Она смотрела в пламя.

Он повторил вопрос мягче.

– Дел, – ответил танцор меча.

– Имя при рождении? – настаивал мастер песни.

– Делила, – прошептала женщина.

Я подождал, пока она вышла из круга, ослепленная светом и слезами, взял ее за руку, отвел в сторону и прижал к себе. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, я просто стоял рядом с ней. Надеясь, что это ей и нужно.

Песня усилилась. Я услышал в ней диссонанс и жесткость. Скрытое требование. Мастер песни не делал поблажек, когда спрашивал имена остальных.

Он задал вопрос каждому из них. Адаре, Киприане, Массоу.

Все они солгали.

Песня усилилась. Я видел десятки раздувающихся горл и боялся, что они разорвутся от напряжения. Я слышал высокие мелодичные стенания, низкое гудение, негромкое отрывистое жужжание. Я ощущал силу в песне и знал, что локи не смогут противиться ей.

Ей ничто не могло противиться.

Массоу сломался первым.

– Шеду! – закричал он. – Шеду, Шеду, Шеду!

Мастер песни повторил вопрос.

– Шеду! – закричал Массоу слишком низким для ребенка голосом.

Я посмотрел на мальчика. Массоу, который больше не был Массоу. Чье имя теперь было Шеду.

Очередь Адары. Как и Шеду-Массоу, она сломалась под песней.

– Даэва, – прошептала женщина. Я видел в ее глазах ярость, беспомощность, отчаяние.

– Даэва, – снова сказала она, закусив губу. Кровь потекла по подбородку.

– Даэва, – закричала она и крик эхом отозвался в каньоне.

Я перевел взгляд на Киприану. Прямую, честную Киприану. Кокетливую, требовательную Киприану, которая напоминала мне Дел. Которая так старалась соблазнить меня. И которая теперь билась с песней всеми силами ее души.

Вопрос был задан.

– Киприана, – ответила она.

Мастер песни повторил.

– Киприана, – выкрикнула она.

Ее спросила в третий раз.

Светлые волосы встали на голове дыбом, негнущиеся руки взлетели в воздух.

– Киприана! – закричала она.

Я сделал шаг вперед. Дел удержала меня и молча покачала головой.

Я ждал. Песня не менялась, не прерывалась. Мастер песни задал тот же вопрос.

Воздух в круге затрещал. Я увидел в голубых глазах бешенство, ненависть, ярость и страх.

– Кип… Кип… Кип… – она замолчала. Снова повторила атаку против имени. Ее лицо кривилось. Песня усилилась.

– Имя при рождении? – последовал приказ.

Губы приподнялись в хищном оскале. Имя вырвалось изо рта яростным шипением.

– Ракшаса, – голос больше напоминал змею, чем человека. – Ракшаса, Ракшаса…