Мемуары - Теннесси Уильямс

Марион никогда не отказывала мне в просьбах за все долгие годы нашего знакомства. Пьяной походкой она пошла по дороге к отелю «Роз».

Я сидел за столиком, отупевший от выпитого и смотрел — как ящерица — на привлекательного — и доступного — сошедшего на берег представителя американских военно-морских сил.

Я сидел там, несчастный, очень долго, удивляясь, где черти носят Марион.

В конце концов она вернулась — в очень интересном виде. Перед ее платья промок от чего-то, что, как подсказывало мне обоняние, было мочой.

— Милая, где ты так промокла? — спросил я ее с осторожным благоразумием.

— На полпути к отелю «Роз» мне захотелось пописать, я спустила юбку и пописала на дорогу, и только сейчас заметила, что обоссала всю юбку.

— И что потом?

— Что потом? Пошла в отель «Роз» и попыталась забронировать нам места, но дурак за стойкой сказал, что у них мест нет и не будет в течение ближайших трех месяцев.

— Я понял.

И мы оба начали смеяться.

В шестидесятые годы произошли два события, имевшие большое значение для моей жизни. Менее важным из них был мой альянс с кем-то вроде компаньона-няньки-сторожа, человека большого обаяния, тонкого юмора и пленительной внешности — я дам ему вымышленное имя Райан. Я до сих пор обожаю его, но должен избегать с ним видеться, так как даже короткая и случайная встреча с ним возвращает меня к этому катастрофическому десятилетию моей жизни, к шестидесятым. Нечестно, конечно, ассоциировать его с несчастьями, преследовавшими меня в этот период, когда я еле выжил — период глубокой депрессии и паранойи. Мне кажется, он в моей жизни ближе всех стоит к образу Чанса Уэйна в «Сладкоголосой птице юности», хотя, насколько я помню — а я изо всей силы пытаюсь вспомнить все — сексуальное содержание нашей привязанности было минимальным и выбиралось им.

Более важное событие, произошедшее в середине шестидесятых — я стал пациентом врача, иногда называемого Доктором Неболитом. Я достиг такой стадии депрессии, что тот, кто еще заботился обо мне, постарался мне помочь — этот джентльмен был связан со мною профессионально, поэтому мне лучше опустить его имя. Так вот, он долгое время был пациентом Доктора Неболита, терапия доброго доктора замещала у него в прошлом периоды алкоголизма, и он искренне верил, что этот доктор способен спасти меня. Таким образом, однажды вечером, когда я в состоянии почти полного коллапса вернулся в Нью-Йорк, этот джентльмен, очень озабоченный моим здоровьем, привел меня в кабинет Доктора Неболита, и там мне сделали первый «неболитовский» укол. Должен признаться — я боялся этого укола, но у доктора была магическая аура понимания и сострадания. Он не стал подвергать меня обычным врачебным процедурам, даже не мерил пульс и давление и не заставлял меня заполнять никаких анкет по поводу моей медицинской истории. Он просто посмотрел на меня. Его осмотр был обманчиво небрежным. Он смотрел даже не на меня, а сквозь меня. А потом начал вытягивать шприцем немножечко жидкости из одного пузырька, немного из другого, потом из третьего, а мое напряжение и тревога росли и росли. Проводя свои манипуляции, он не переставал болтать — увещевательным игривым тоном. В конце концов он заставил меня спустить штаны и вколол мне в ягодицу шприц, полный таинственных жидкостей; примерно через минуту произошло чудо. Я почувствовал, что как будто лопнул бетонный саркофаг, окружавший меня, и я стал свободен, как птица.

Джентльмен, который привел меня, уже ушел домой, но присутствовал один юный актер, мой знакомый — он был одновременно и помощником, и пациентом этого доктора. Он отвез меня домой, в пустую квартиру на Восточной шестьдесят шестой — но долгим окольным путем, так как мы заезжали за моим багажом, оставшимся в аэропорту Кеннеди. Я все время повторял: «Боже мой, я чувствую себя великолепно». Потом я спросил юношу, сколько это состояние будет продолжаться. Он грустно улыбнулся и сказал: «Теннесси, об этом лучше не думай».

Сначала я ходил к Доктору Неболиту на уколы, но вскоре он стал давать мне такие стеклянные пузыречки — каждый раз немного не такой, как предыдущий — и я, вставая по утрам, сам себе делал уколы внутримышечно.

Может быть, если бы я отказался от спиртного и от моих ночных снотворных — двух таблеток доридена и одной пятисотмиллиграммовой таблетки мелларила, не говоря уже об утренних барбитуратах, которые я принимал немедленно после внутримышечною укола — то моя встреча с добрым доктором не привела бы к таким печальным последствиям.

Во время моих путешествий — а я путешествовал очень мною — Доктор Неболит высылал мне пузыречки с этим составом, куда бы я ни ехал. Если лекарства прибывали с опозданием на день-два, я начинал впадать в панику, но они доходили до меня, раньше или позже. Они позволяли мне работать. Позволяли мне двигаться. До тех пор, пока… Но об этом позже.

Я возвращаюсь к высокому молодому человеку, которому дал имя Райан.

Я прожил с ним около пяти лет. Познакомились мы в пентхаузе, в двухэтажной квартире, которую я недолго занимал вместе со своим кузеном Джимом Адамсом. Однажды там появились Райан и Майк Стин и куда-то меня повезли — в английской спортивной машине Райана марки «Триумф».

Райан спросил меня, помню ли я первую встречу с ним; я не помнил. Он сказал, что был у меня в гостях с группой друзей еще в пятидесятые годы, и я тогда немедленно прокомментировал красоту его задницы… По крайней мере, весьма похоже на меня…

Вскоре Райан начал захаживать все чаще и чаще — по вечерам. Помню, какие вкусные он делал коктейли «олд-фэшенд» с апельсиновым соком. Помню, как мы вместе слушали последний альбом Билли Холидей «Lady in Satin», и как я был им очарован.

Мне многие говорили, что Райан был самым красивым из моих компаньонов, но могу вас заверить, что наша долгая совместная жизнь больше зависела от его способностей хозяйствовать — а это он умел — чем от каких-то там моих чувств. Он многое вытерпел. Очень нелегко жить с писателем, предпочитающим быть зомби все время, кроме часов работы по утрам. Меня интересовала только работа. Не знаю, хотел я жить или нет — Райану приходилось со всем этим управляться, и, естественно, это было тяжелым бременем.

Райан уделял мне почти все свое время, провожая меня к моему последнему психоаналитику и в АМХ — поплавать. Боюсь, что ему было просто удобно жить со мной, и честно скажу вам — он предложил мне себя всего три или четыре раза за пять лет нашей совместной жизни, и, насколько помню, я не имел никаких других плотских контактов за все время, пока он жил со мной.