Священная книга Тота ВЕЛИКИЕ АРКАНЫ ТАРО - Владимир Шмаков

«Арабские мистики, утвердив сначала принцип, что Бог есть Единая Субстанция всех вещей и Неизменная Первопричина вселенной, объясняют, что Он проявляется или манифестируется в трех различных аспектах: I — есть Единство или Бытие Абсолютное, в Котором еще не существует никаких подразделений, II — есть тот аспект, в котором объекты, долженствующие образовать вселенную, начинают определяться через разделение в своих сущностях в интеллигибельные формы и предстают в них пред Божественной Мудростью, III-я Божественная Манифестация есть вселенная как таковая, это реальный мир, или Бог, ставший видимым».

Все изложенное и выявляет доктрину Тройственной Триады: «Абсолютная Триада утверждает Себя в трех аспектах бытия: в бытии едином и нераздельном — синтезе всех потенций, в единстве бытия совокупности своих объектированных потенций, эмалированных во вне Интегрального Единства, как единичные quasi-независимые аспекты, и в бытии в каждом отдельном своем аспекте. Каждое состояние Триады познается в тернере, и эти три частных тернера, соединенных вместе, и выявляют совершенным образом для человеческого сознания Субстанцию Триады».

Система первых 9 Арканов Священной Книги Тота представляет собой таким образом, стройное и замкнутое целое; их цикл исчерпывает собой учение о Мировом Творчестве, как Самоутверждении Субстанции. Каждый из этих Арканов в отдельности есть лишь аспект Целого, и потому все они связаны единством в своем Синтезе и Генезисе. Эта идея с полной яркостью запечатлена в религии Египта — «Космогонические боги древнего Египта», говорит Масперо,[441] «образовывали теоретическое целое из девяти божеств, которое называли «Псит» (psit) или «Паут нугиру» (paout noutîrou), «девятерица богов», или, употребляя более общий термин — «сонм богов» (цикл богов)».

I. Индивидуальность и обособленность, как руководящие начала Природы Земной

«Подобно одинокой горе, живи в уединении, в созерцании вещей, окружающих тебя, и, подобно же вершине горы, чело твое коснется небес».

«Ты был один во время рождения, ты будешь один в минуту смерти, ты один должен отвечать пред Неумолимым Судьей».

Аркан III есть учение о Природе Божественной, присущей Единому Однородному Космическому Духу; Аркан VI учит о Природе Небесной, присущей Космическому Тварному Духу — Эдеме вселенской семьи индивидуальных монад; Аркан IX раскрывает законы Природы Земной, жизнь в которой есть удел падшего Адама. Аспект Единой Реальности — индивидуальная монада, бывшая в Аркане III потенциальным модусом Самосознания Реальности, в Аркане VI претворяется в quasi-независимого единичного деятеля, субстанцию второго рода; как в том, так и в другом своем состоянии монада сознавала себя совокупно с Космическим Целым. Аркан VII есть великий перелом, падение первозданного человека; каждая монада теряет связь с Целым, начинает жить лишь в своем собственном индивидуальном относительном мире. Аркан IX есть учение о падшей монаде и жизни ее в феноменальной среде; эта среда лежит во вне сознания человека и она тяготит его, ибо она видимым образом реализует оторванность его от Синтеза. Божественная Природа рождается из Сознания Космическим Духом множественности Своих потенций; Небесная Природа утверждается Грезой Его об этой множественности как реальности с забвением Единства; Земная Природа утверждается сознанием падших монад своей обособленности как прообразе индивидуальности. Учение об индивидуальности и познании ее и составляет проблему Аркана IX.

История человечества начинается с тех пор, когда человек впервые сознал свое царственное на земле достоинство; именно это сознание и отличает человека от всех других существ земли. Каждый род животного мира имеет свой особый характер, присущий лишь с ничтожными изменениями всем особям данного вида. Привычки и наклонности вытекают не столько из условий жизни, сколько из наследственности, она именно создает тяготение всех особей одного вида к определенным привычкам и склонностям; индивидуальность здесь сведена до минимума и почти вовсе отсутствует; здесь царствует чувство стадности, которое начинает исчезать лишь на высших ступенях животного мира, что и является показателем нарождения высшего свойства индивидуальности — свободной воли. В этом мире необычайно сильна привязанность к окружающей обстановке; животное неизмеримо больше чем обыденный человек сознает себя частью природы, ибо сознание отчужденности и есть первый этап к сознанию индивидуальности..

«Человек не встречает почти ничего другого, как различия и противоположности; он не имеет, так сказать, связи ни с кем из ему подобных, он отличается от них знаниями. Когда он углубляется в себя самого, он обвиняет всех в самомнении, алчности, грехах, отрицает их талант и их учения; каждый человек подобен владыке в своем царстве, каждый человек стремится к всемирному господству».

Чем ниже стоит человек по своему развитию, чем сильнее в нем чувство стадности. Страстное желание быть самим собой, стремление быть самодовлеющей ценностью есть истинное мерило благородства человеческого духа, а потому любовь к одиночеству есть удел немногих избранных душ.

«У низших рас все индивиды, даже тогда, когда они принадлежат к различным полам, обладают почти одним и тем же психическим уровнем. Будучи все похожи друг на друга, они представляют вполне картину того равенства, о котором мечтают современные социалисты. У высших рас неравенство индивидов и полов, напротив, составляет закон».

«Начало культуры коренится в росте индивидуальности; ее продолжение — в индивидуальном росте суммы личностей, объединенных расовыми особенностями».

«A mesure qu’on a plus d’esprit, on trouve qu’il у a plus d’hommes originaux. Les gens du commun ne trouvent pas de difference entre les homines».

Чувство стадности продолжает тяготеть над человеком еще очень долго, пока человек не получит полной уверенности в самом себе. Чем ближе человек к толпе, тем больше тяготеет он к человеческим скопищам; боязнь одиночества и стремление к ним живут в человеке бессознательно для него самого. Он никогда не отдает себе отчета и не может отдать, что именно заставляет его тяготеть к людскому обществу, он попросту чувствует себя как-то не по себе, в его груди развивается какая то мощная тоска, когда он не видит вокруг себя суеты людской. Чудится, что человек боится самого себя, боится чего-то смутного, неопределенного, что может внести беспокойство в его ум. Часто, не сознавая этого, он просто чувствует, что уйди он от толпы, какое-то равновесие будет нарушено, какая-то новая опасность развернется перед ним, что-то произойдет столь непоправимое, что этого нужно страшно бояться и делать все, чтобы этому помешать. День за днем, неведомо зачем и для какой цели, люди создают себе одни призраки за другими, строят нелепые замыслы, запутываются в них, затем наконец разбираются, а потом вновь строят; время идет, и в суете, без смысла, без пользы, без радостей, без удовлетворения, под гнетом безысходной и глухой тоски они влачат свои дни предаваясь нелепой забаве.

«Жизнь невежественного человека, которого существование и дух одинаково объяты ленью, проходит ночью во сне, а днем в деяниях бесполезных».

Рано или поздно в человеке, наконец, пробуждается протест, его начинает тяготить и давить безысходность печали этой бессмысленной суеты. Он начинает отходить от людей, и чем больше он отходит, тем больше он начинает сознавать себя самого, и чем больше себя сознает, тем все дальше отходит. И вот наступает пора одиночества; жутка и страшна она вначале, недаром так люди боятся ее! После стихнувшего громкого хаоса, он чувствует лишь гулкую пустоту вокруг себя, он начинает суетиться в ней, его душа охватывается томлением, и чашу горькую страданий выпьет прежде человек, чем эта пустота вокруг него перестанет тяготить его столь тяжко.

С момента рождения одиночества в человеке начинает впервые проявляться, сознаваемым для него образом, индивидуальность. Лишь с этого времени он действительно начинает чувствовать, что он представляет из себя личность, имеющую самодовлеющую ценность, вовсе не являющуюся лишь определенной особью человеческого стада.