Балтийская трагедия: Агония - Игорь Львович Бунич

предстоит очень тяжёлый переход. На нашем пути будут минные поля. В воздухе — немецкая авиация. В финских шхерах — надводные корабли и подводные лодки. В этих условиях мы обязаны нести охрану крейсера «Киров», сберечь свой корабль и доставить в Кронштадт авиационную часть, которая находится у нас на борту.

Командир «Гордого» снова замолчал и затем добавил:

— Прошу вас быть готовыми ко всему.

Капитан 3-го ранга Ефет пристально посмотрел на стоявших и сидевших перед ним краснофлотцев, словно желая понять, какое впечатление произвели его слова.

Матросы молчали. Если у них и были вопросы, то они хорошо знали, что ни командир, ни комиссар не в состоянии на них ответить.

— Тогда, — закончил Ефет, — всё. По местам стоять!

И спрыгнул с банки на качающуюся палубу.

07:50

Военный корреспондент Михайловский с палубы «Виронии» с интересом наблюдал, как обретает причудливые и прекрасные краски остров Найссаар. Ночью он чернел тёмной глыбой, в предрассветной дымке выглядел туманной серой массой, а сейчас, когда полностью рассвело, заиграл зеленью своих корабельных сосен, желтизной песчаных пляжей и воронёным гранитом валунов.

Кругом стояли корабли и суда. Таллинн вдали был закрыт облаками дыма, пеленой ещё идущего дождя и стелющейся над гаванями гарью.

С рейда доносилась стрельба.

Неожиданно со стоявшего далеко от «Виронии», но хорошо видимого с нее лидера «Минск» загрохотали орудийные залпы.

На палубе «Виронии» началось оживление. Все показывали в сторону серого стремительного силуэта лидера, пытаясь понять, что происходит. Было видно, что орудия лидера развернуты в сторону открытого моря. С мостика «Виронии» кто-то закричал сильным голосом:

— Катера! Торпедные катера противника!

И тогда их увидели все — маленькие чёрные точки, развернутым строем несущиеся прямо на десятки сгрудившихся транспортов.

Истерически завизжали ревуны, тревожно запели гудки, завыли сирены. Некоторые суда начали съёмку с якоря, чтобы иметь возможность уклониться от выпущенных катерами торпед. Вслед за «Минском» загрохотали орудиями ещё несколько эсминцев. Катера, развернувшись, стали уходить в сторону моря.

Михайловскому показалось, что он видел прямое попадание снаряда в один из катеров. От маленьких точек вверх взметнулись белые сгустки дыма. На горизонте сверкнули отблески пламени.

На палубе «Виронии» все восторженно закричали «ура».

Стрельба постепенно стихла. Все замахали руками, приветствуя лидер «Минск», идущий малым ходом по рейду.

— Молодец Петунии! — пробасил кто-то. — Дал им жару![16]

08:15

Короткий отдых быстро привел в себя адмирала Пантелеева. Приняв душ, он вошёл в блистающую чистотой кают-компанию «Минска». Адмирал был моряком до мозга костей. Нигде он не чувствовал себя столь комфортно, как на борту боевого корабля. И ничего он не любил так, как кают-компании кораблей, живущими, несмотря на все политические перемены и катаклизмы, по выработанному веками ритуалу. Отделанные тиком или буком переборки, большой полированный стол для общего обеда, мягкий свет скрытых в потолке плафонов, мягкие кресла и диваны, пианино и шахматные столики, хрусталь, серебро и дорогой фарфор обеденных сервизов — почти всё осталось неизменным при трансформации Императорского флота в Рабоче-крестьянский, включая строгое запрещение матросам (за исключением вестовых) переступать порог кают-компании. Разве что меньше стало офицеров, умеющих играть на пианино. Но адмирал Пантелеев умел и любил играть на фортепиано, хотя за последнее время ему редко предоставлялась такая возможность. Производство в адмиралы и назначение на должность начальника штаба КБФ требовали проведения большей части времени на берегу, что его сильно тяготило. Но уже практически ушли в Лету времена, когда командующие и начальники штабов флотов могли руководить вверенными им военно-морскими соединениями, оставаясь на борту кораблей. Всё руководство в масштабах флота уже велось исключительно с берега...

Офицеры завтракали. Они могли это делать до половины девятого утра. Пантелеев, сидевший между капитаном 1-го ранга Питерским и военкомом штаба КБФ бригадным комиссаром Серебренниковым, чтобы поднять им настроение рассказывал смешную историю, как ещё будучи младшим командиром, случайно окатил из шланга адмирала Галлера.

Грохот орудийных залпов заставил адмирала замолчать на полуслове. Сняв с колен салфетку и взяв фуражку, Пантелеев быстро поднялся на мостик.

— Что случилось? — спросил адмирал капитана 2-го ранга Петунина.

— Торпедные катера противника, — доложил тот, показывая биноклем в сторону северо-восточного горизонта.

Адмирал внимательно обследовал горизонт в бинокль, но не увидел ничего.

— Ушли, — сказал старший артиллерист лидера Волков, недавно повышенный из старших лейтенантов в капитан-лейтенанты.

Адмирал Пантелеев знал, что вчера вечером в сторону финских шхер был послан в разведку дивизион торпедных катеров 1-й бригады. Как раз к этому времени они должны были вернуться. В штабы соединений было дано оповещение. Но до «Минска», видимо, оно не дошло.

Это его промашка, поскольку «Минск», выбранный в качестве флагманского корабля сил прикрытия, непосредственно замыкался на штаб КБФ, а не на штаб ОЛС, как ранее.

Пантелеев ничего не сказал по этому поводу, а лишь осторожно поинтересовался у Волкова:

— Попали?

— Было накрытие, товарищ адмирал, — доложил старший артиллерист лидера. — О прямых попаданиях точно доложить не могу.

Адмирал Пантелеев подавил вздох облегчения и тут же вздрогнул от крика сигнальщика, показывающего в сторону города:

— Товарищ адмирал, смотрите!

08:35

Вскинув бинокль к глазам, адмирал посмотрел в указанном сигнальщиком направлении и стиснул зубы. На флагштоке башни «Длинный Герман» не было советского флага. На его месте полоскался по ветру сине-чёрно-белый национальный флаг республики Эстония. На мостике воцарилось тягостное молчание.

А через мгновение корабли открыли огонь по городу из всех орудий главного калибра.[17]

Адмирал Пантелеев молча стоял на мостике, не спуская глаз с Эстонского флага над Вышгородом и как бы не замечая грохота стрельбы. И, разумеется, не отдавая никаких приказов.

Все были очень возбуждены. Ясное осознание собственного поражения, сдача противнику своей главной базы, двухмесячный хоровод позорных неудач — все это требовало какого-то естественного выхода или выброса ещё не истраченной предвоенной агрессивности.

Три снарядных всплеска, неожиданно поднявшихся недалеко от левого борта лидера, вернули всех находящихся на мостике из повышенного эмоционального состояния к реальности.

Сначала никто не мог толком понять кто и откуда ведет огонь. Потом поняли. В перелеске полуострова Вимси немцы уже развернули полевую батарею. Три орудия били по «Минску», три — пытались достать до транспортов у Найссаара.

Целью немцев, видимо, было заставить «Минск» перенести огонь с города на них.

Так и произошло. Приблизительно оценив место батареи противника, «Минск» дал по ней два залпа. Судя по всему — не особенно удачных, поскольку следующие три немецких снаряда накрыли лидер: