Четвёртый Рим (СИ) - Клеймёнов Василий

— Ай-яй-яй, — тихо возмущался Артём — Что не придумывают, чтобы друг друга убивать. Нет бы жить, как мой отец — развивать прогресс, помогать бедным… и дарить своим сыновьям красивых горничных.

Артём хихикнул и крепче обнял свою спящую служанку, как маленький ребёнок плюшевого мишку.

Отец Алексий поставил Свете новую чашку травяного чая, уже четвертую по счёту.

— Переживаешь? — спросил священник, усевшись на стул. Света кивнула — Понимаю тебя. С тех пор, как Сергей ушёл, то от него ни слуху, ни духу. Уже столько дней прошло, а он не вернулся. Но мы сейчас ничего не сможем сделать. Я уже слишком стар для активной деятельности, да и тебе опасно выходить наружу. Когда пришли альфарии, стало немного спокойнее, но теперь беснующийся народа начнёт возвращаться в свои дома. Скоро в трущобах будет не протолкнуться.

Света снова кивнула и задумчиво опустила голову.

— Чувствуешь себя виноватым перед ним?

— Вы проницательны, — с грустной иронией ответила Света — Я, можно сказать, предала его. Он уже страдал из-за меня. Даже теперь пошёл на риск, после всего, что я с ним сделала.

— Ты молодец, что признаешь свою вину, дитя, — похвалил её отец Алексий — Но глупо взваливать ответственность только на свои плечи. Вы были подростками, наивными, глупыми. Могли решить, что истинная любовь может сломать систему.

Света отрицательно замотала головой.

— В том то и дело, что наивным был только он, а я всё прекрасно понимала.

Она тут же замолчала и нервно посмотрела в сторону лестницы, ведущей наверх из подвала.

— Боишься, что он вдруг появится и всё услышит?

Света снова кивнула.

Отец Алексий встал и подойдя к лестнице, закрыл дверь в подвал, а затем вернулся на место.

— Готово. Без стука не войдёт, а мы находимся на таком расстоянии от выхода, что если будешь говорить достаточно тихо, то он ничего не услышит.

Она сделала нервный глоток из кружки.

— Я не собираюсь тебя принуждать к правде, — сказал священник — Но если тебе нужно выговорится, то лучше сделать это незнакомому человеку, который не осудит.

— Вы тоже самое Сергею говорили, батюшка?

— Да. Он мне многое рассказал.

— А обо мне тоже?

— Не так много, как, наверное, тебе бы хотелось. Наши с ним беседы больше зацикливались на Багдадской кампании.

Света нахмурилась.

— Бог его уберёг.

Ответ священника, её удивил:

— Не Бог, а дикие обычаи арабов. Тем не менее, Сергей теперь всё чаще ностальгирует по этим десяти годам. Не удивляйся. Там, после некоторых мероприятий, его приняли в племя, как своего. В теории, он бы мог даже стать вождём, а в родном Ирие он даже в этой «теории» ни на что рассчитывать не мог.

— Но зачем он тогда вернулся?

— Ну… там сыграла череда событий, которая позволила ему уйти. Но он мог и остаться. Однако, захотел вернуться к тебе.

В глазах Светы мелькнула боль и раскаяние. Это не укрылось от отца Алексия.

— Так что ты имела ввиду под «всё прекрасно понимала»?

Света снова инстинктивно кинула взгляд в сторону выхода из подвала и, убедившись, что никто в ближайшее время не явится, рассказала всю правду:

— У нас, в девчачьей среде, очень популярны любовные романы классиков. Как наших, так и зарубежных. Я имею ввиду конечно литературу до двадцатого века. Больше всего нам нравились истории об так называемой «обречённой любви». Когда влюблённые из разных миров: социальных кругов и сословий. Одна из моих подруг так влюбила в себя простого солдата из гарнизона Староярска. Само собой, когда её родители добились перевода того в другой город на более высокую должность, то на отношениях был поставлен крест. Моя подруга, демонстративно выстрадав пару недель, хвалилась нам, как это интересно и завораживающе — стать героиней такой трагической истории любви. Каждая хотела пройти через это.

Священник удивился до чего отличается и одновременно похожа молодёжь разных сословий. Одни желают попробовать алкоголь в пятнадцать лет, другие «любовно страдать».

— Удивительно, что того солдата вообще живым оставили. — подметил священник, на что Света поморщившись, мотнула головой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Младшая аристократия, вопреки мнению черни, не состоит сплошь из маньяков. Да, мы пренебрежительно и даже презрительно, относимся к людям «В» и «Г» — категории. Можем разогнать митинг рабочих с помощью пулемётов, ибо пролетариат если и выходит на баррикады, то не для того, чтобы потрясти флажками, а с целью перебить нас. Но большинству из нас тоже не свойственна неоправданная жестокость. В случаях, когда молодая дворянка увлеклась простолюдином, родители, блюдущие её честь, просто решают откупится от избранника. Тогда даже нет смысла в угрызениях совести, ибо за разбитое сердце получаешь материальную компенсацию.

Отец Алексий не стал повторять заезженную мантру про «не всё определяется деньгами», но сказал совершенно другое:

— Но Сергей отказался от денег, которые ему предлагал твой отец.

— Дело не только в деньгах. С Сергеем всё изначально пошло не так. Рассказывать все мои попытки его зацепить, слишком долго и нет желания. Скажу только, что я его достаточно долго держала на дистанции. В том плане, что я по какой-то причине не могла даже целоваться с ним. Брезговала, наверное. Скрывала это, убеждая Сергея в необходимости обучения манерам, дабы войти в «высшее общество».

Света улыбнулась. На щеке возник румянец.

— Меня умиляли его попытки ходить с аристократической осанкой и целовать мне ручки. А ещё, когда он клянчил у меня книги из домашней библиотеки.

— Сергей очень любознательный мальчик.

— Я заметила, что со временем сама слишком сильно увлеклась им. Уж слишком он был необычным и порядочным. Когда с ним случилось, то что случилось то я… мне стало плохо. Не знаю, стала ли моя привязанность к нему любовью, но зла ему я точно не желала. Но зачем, зачем этот дурак отказался от перспектив, которые ему гарантировал мой отец?

— Потому что он любил тебя. По-настоящему, — ответил отец Алексий и в его голосе мелькнуло ничем не скрываемое разочарование — Я считал вашу историю любви трагической и искренней. А на деле оказалось, что трагедия была только у Сергея, а для тебя, дитя моё, это была лишь игра.

Света стыдливо втянула голову в плечи.

— Я должна сказать ему правду? — спросила она после небольшой паузы.

— Должна, — ответил отец Алексий — И дело тут не в заповедях. Хоть Сергей и говорит, что уже давно очистился от твоих чар, но я-то вижу, что он врёт. В первую очередь, самому себе. Инстинктивно, его тянет к тебе, иначе бы он не рванулся спасать твоего ребёнка. Если ты скажешь ему всю правду, то он освободится, хоть и через боль. Впрочем, учитывая то, что он пережил последние десять лет, то это пустяк.

— Но тогда он возненавидит меня.

Священник хитро улыбнулся.

— Так, а тебе не всё ли равно? Ты же его не любишь, а просто испытываешь чувство вины?

Света смущённо отвела взгляд. Когда раздался стук в дверь, она вздрогнула.

— Кто-то пришёл, — сказал священник и настороженно понизил голос — Сомневаюсь, что это Сергей.

Следуя инструкциям Ситри, Сергей вёл Алексея Никитина через тайные ходы замка Долгорукой. Всё это напоминало лабиринты в древнем Египте, про который Драгунов читал в школьном учебнике.

«Вы скоро должны добраться в сектор Зет.» — направлял его Ситри — «Там Долгорукая держит пленников.»

«А как мы их освободим?»

«Я проведу вас прямо в будку охраны, где есть пульт управления темницей. Там всего один человек, тебе будет не сложно его обезвредить»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сергей хотел было снова посетовать на то, что охрана темниц вряд ли будет состоять из одного человека, но понял, что Ситри опять парирует тем, что весь немногочисленный жилой персонал замка, либо брошен на оборону, либо пытается попрятаться по норам, плача кровавыми слезами от осознания грядущего столкновения с гвардией Альфа. А автоматические ловушки, турели и голо-призраков можно отключить из того же пульта управления. Вот только, когда Сергея и Алексея лабиринт тоннелей привёл в ту самую комнату охраны, то этой самой охраны не оказалось. Над пультом управления находилось окно, через которое был виден многоэтажный тюремный комплекс. Пустующий комплекс. Двери камер были открыты.