Новая хозяйка собаки Баскервилей - Наталия Миронина

– Это вы о себе так?

– Нет, это однажды она меня так назвала. Мне было приятно. Да и разве я виноват, что у меня легкий характер.

– Не виноваты. Но уводить у брата девушку нехорошо.

– А он женат был. Между ним и Алей ничего не было. Так, – Юра пошевелил пальцами, словно перебирал что-то сыпучее, – что-то такое…

– Это оно и есть, – перебила его Катя, – именно так оно и называется. Что-то такое. Это «что-то такое» никак не выглядит, никак не пахнет, тени не дает, с места на место переложить нельзя. Но оно есть, и, когда оно вдруг исчезает, чувствуешь, что из твоего дома вынесли все. Даже тебя саму.

– Да, вы… ты… Слушайте, давайте перейдем на «ты»?

– А это не опасно?

– В смысле?

– Для моей репутации и вообще…

– Вообще – опасно. Но выхода у нас, похоже, нет. Вы представляете, в какой ситуации мы оказались?

– В какой?

– А вы поглядите по сторонам.

Катя посмотрела. Слева было трое мужчин. Лежа в шезлонгах, они делали вид, что читают. У одного из них Катя заметила газету «Здоровье гомеопата». Их одежда – шорты, легкие брюки, яркие футболки – ситуацию не исправляла. Вся троица излучала решимость броситься в рукопашный бой при малейших признаках опасности. Гектор, который очень чутко реагировал на превосходство в силе, благоразумно забился под зонтик. Кроме этих троих, на палубе находилось еще несколько атлетических мужчин, но они топтались ближе к корме, изображая круизную праздность.

– А у бассейна тоже эти «статисты»? – Катя повернулась к Юре.

– О да. Девушек из эскорта изображают они же.

– Господи, а зачем они все нужны?

– Ну, чтобы, когда мы сойдем на берег у того самого места, все были на яхте. И ты должна будешь посмотреть и вспомнить…

– Я уже никогда ничего не вспомню! Меня уже замучили вопросами, и я сама просто сбита с толку. Мне кажется, что я все придумала. Понимаете, дистанция между случившимся и воспоминаниями огромна. Я уже запуталась в деталях и в лицах!

– Зачем же ты согласилась на эту поездку?

– Выхода не было. И вас, то есть тебя жалко, и следователя. И если честно, мне понравилось на яхте. Если бы не это покушение, это был бы самый интересный отдых в моей жизни.

– Ну, учитывая покушение, он так и вовсе не будет иметь аналогов.

– Да, верно. – Катя помолчала, наблюдая, как сотрудники службы безопасности пытаются органично вписаться в круизный ландшафт – на корме под раскрытыми зонтиками они потягивали сок и минеральную воду. – И что? Вадим тебе все простил?

– Что именно?

– Эту вашу Алю?

– А, ты об этом. Не знаю. В этом сила моего брата – никогда не понимаешь, что он думает и чувствует. Хочется надеяться. Особенно сейчас.

– Почему особенно сейчас?

– Потому что обидно и брата потерять, и жену.

– А если бы жену не потерял, то тогда брата можно? Так нельзя говорить.

– Нет, просто тогда бы сила чувства хоть в какой-то степени извинила меня. Перед братом. А теперь…

Катя смотрела на поблескивающую паутинку, которая бог весть как зацепилась за поручень палубы. Паутинка была рваная по краям, но сохранившая свой рисунок – почти правильные круги, расчерченные ниточками-радиусами. «Совсем как в жизни – все вроде правильно, стройно, а глянь – края-то порвались и на ветру бесцельно полощутся», – подумала она.

– Ты на Алю не обижайся. Да, странно, конечно, пытаться вернуться в прошлое и, испугавшись его, сбежать. Я, наверное, не смогла бы так. Но она – не я. Она – другая. Не в смысле – мы все разные. Она, эта Аля Корсакова, другая совсем. Эти люди не имеют возможности жить так, как хотят, поскольку есть сила выше желаний. Это сила предназначения. Может, им и хочется иногда пожить нормальной человеческой жизнью, и они «покупаются» на сиюминутную слабость, но потом наступает отрезвление и приходится следовать своим путем. И этот путь тяжелее вдвойне, поскольку сознаешь, что окружающие тебя либо не понимают, либо обижены на тебя. – Катя помолчала и добавила: – Но это я так думаю. Что думала она, улетая из Москвы, мы никогда не узнаем.

– Согласен. Але некогда жить. У нее нет времени на людей, на семью, на заботы. У нее нет времени даже на мысли о семье. Когда только мы познакомились, она училась, потом стала выступать, и не чувствовалось этого страха времени. Это потом время стало врагом.

– Почему?

– Потому что певцы, балерины – их век недолог, и страх, что ты не выйдешь на сцену, сильнее всего.

– А мы ведь говорим почти об одном и том же. – Катя улыбнулась. – В конце концов, она примчалась к тебе, как только узнала о случившемся, и, может, этот испуг вызвал желание вернуться в прошлое.

Катя припомнила, как Миша заболел корью. Это в тридцать с лишним лет. Весь в мелкой сыпи, он напоминал покусанного пчелами обиженного медведя. Катя, невзирая на их уже очень плохие отношения, ухаживала за ним, поила молоком, заставляла глотать таблетки. И, вдыхая знакомый запах его влажных от испарины волос, думала: «Как же все просто могло быть! Вот – он и я. И мы так любили друг друга. И что стоит нам опять заговорить тем же тоном, с теми же интонациями, так же посмотреть друг на друга, чтобы вернуть чувство». Катя так думала и знала, что Миша выздоровеет, но чуда не произойдет.

– Послушай, гадать можно бесконечно. Понятно одно – она поступила честно, хотя внешне это выглядит иначе. Она отпустила тебя, понимая, что никогда не даст тебе того, что ты заслуживаешь. Любви, счастья, покоя.

– Адвокатом стала? – Юра с улыбкой посмотрел на Катю.

– Нет, стараюсь понять. Мы ведь с ней долго разговаривали. – Тут Катя усмехнулась. – Но она хитрая! Разговор повернула так, что я вынуждена была отвечать на вопросы.

– Раньше за ней такого не водилось. Раньше она была молчалива, но бесхитростна.

– Она и сейчас такая, бесхитростная. Только живет другой жизнью.

– Ты думаешь, мне надо ей позвонить?

– Да. Извиниться. И оставить дверь открытой.

Юрий замолчал и долго смотрел на однообразный пейзаж за бортом.

– Нет. Я больше не хочу. Никаких дверей. Я постараюсь не держать на нее зла, но возвращения не хочу. Ни в каком виде.

– Тогда просто извинись. И не откладывай это в долгий ящик.

– Интересно, ей сообщить последние новости? Или не стоит?

– Какие новости? – Катя внимательно посмотрела на Юрия.

– Неужели еще не слышала?

– Господи! Да не томи!

– Я – безработный. Со вчерашнего дня.

– Такого быть не может – ты на больничном!

– Катя! Я не о формальных вещах! Я – о сути! А по сути – я буду уволен, как только представится удобная возможность. Если быть откровеннее, то ситуация еще хуже. Вчера в больницу приезжал босс. Редкий случай в нашей практике. Он вообще никуда никогда не ездит. Типа, небожитель. Вчера приволок мне французские трюфели…