Так далеко, так близко… - Барбара Брэдфорд

— Сегодня немного лучше, — ответил он. — Ей опять полегчало. Это необыкновенная женщина, мадам Трент. И она очень хочет вас видеть.

— Я тоже хочу ее видеть, Юбер.

Он провел меня по коридору, открыл большую двустворчатую дверь в спальню, ввел меня, извинился и исчез, как и положено вышколенному лакею.

Глянув на старинную кровать, я с удивлением обнаружила, что она застлана шелковым покрывалом, и на ней никого нет.

— Я здесь, Вивьен, у огня, — окликнула меня графиня. Голос у нее был не такой слабый, как я ожидала, и каким она говорила сегодня утром по телефону. Я тогда очень встревожилась.

Повернувшись к ней и улыбаясь, я прошла через всю комнату к камину. И не могла не заметить, как хорошо она выглядит. Юбер прав, это действительно необыкновенная женщина. Каштановые волосы стильно причесаны, на лице — искусный макияж. В который раз меня поразило, как привлекательна эта семидесятитрехлетняя дама.

В этот день на ней была верхняя шелковая пижама цвета синих дельфиниумов, явно произведение «от кутюр», и сапфировые серьги. Цвет шелка и сапфиров очень подходил к ее глазам. С первой же нашей встречи Красота графини, весь ее облик казались мне хорошо знакомыми. Я никак не могла понять, почему. Теперь поняла. Она напоминала мне Себастьяна. У него были ее глаза. Кусочки неба, как я называла их. Такие бывают у людей чувствительных и ранимых.

Когда я подошла, она сказала:

— Я рада, что вы опять в Париже, Вивьен, я очень хотела вас видеть. Спасибо, что пришли, дорогая.

— Я хотела заглянуть к вам днем, — ответила я, наклоняясь и целуя ее в обе щеки. — Собиралась позвонить вам и напроситься на чай, когда вы позвонили в отель.

Улыбнувшись, она похлопала меня по руке.

— Вы стали нужны мне, Вивьен.

— И вы мне, графиня. — Я поставила возле ее кресла пакет с купленными книгами и добавила: — Это вам, надеюсь, понравиться.

— Непременно. Вы, по‑моему, хорошо изучили мои вкусы, и вы очень добры, милочка. Благодарю вас.

Я села в кресло напротив и выжидающе посмотрела на нее.

— Я хотела вас видеть, потому что у меня есть кое‑что для вас. — Говоря это, она повернулась к столику в стиле Людовика XII, стоящему рядом с ее креслом, и вынула маленький пакетик. Протянув его мне, она добавила: — Это вам, Вивьен.

Я удивилась и воскликнула, беря пакетик из ее рук:

— Но вы, графиня, вовсе не должны делать мне подарки!

Она легко засмеялась:

— знаю, что не должна… ну, откройте же.

Я повиновалась, развязала ленточку и сняла золотую оберточную бумагу. маленькая бархатная коробочка казалась старой, и подняв крышку, я вскрикнула от изумления. На темно‑красном бархате лежала брошь в форме сердца, усыпанная маленькими бриллиантиками, в середине были бриллианты покрупнее.

— Графиня Зоэ! Это прекрасно! Но я не могу этого принять. Это слишком ценная вещь!

— Я хочу, чтобы она была у вас. Мне ее подарил Хэрри Робсон, когда мы поженились в 1944 году, я всегда ее любила. Надеюсь, вам она тоже понравится. Это не только брошь, но и кулон. Если вы взглянете на обратную сторону, вы увидите, как это делается. Там есть крючочек, и ее можно повесить на цепочку.

— Но вы должны подарить ее Ариэль или вашей невестке!

— А вам не приходило в голову, что вы и есть моя невестка? Ведь вы были женой Себастьяна.

Я молча смотрела на нее. Конечно, она права. Но брошь, несомненно, чудовищно дорогая, и принять ее невозможно.

Графиня продолжала:

— Впрочем, я дарю ее вам не по этой причине. Я хочу чтобы у вас была памятная вещь, что‑то особенное, что напоминало бы вам обо мне…

— Графиня Зоэ, я никогда вас не забуду, что вы говорите! Вы — самый удивительный человек, которого я встретила за всю свою жизнь.

— Прошу вас, примите брошь, Вивьен, доставьте мне удовольствие. Сердце мое радуется при мысли, что всякий раз, когда вы ее наденете, вы вспомните о старой даме, которая была к вам очень привязана.

— Выговорите так, будто мы никогда больше не увидимся. Но мы будем видеться! Каждый раз, когда я буду приезжать в Париж.

— От все души надеюсь на это. Но давайте будем реалистами, милочка. Я старая женщина и очень больна. Вы это знаете. И я не собираюсь вечно пребывать в этом мире. Ну, хватит об этом! Не будем впадать в сентиментальность. Прошу вас, примите брошь. Сделайте это для меня.

— Конечно, я принимаю ее, графиня, и большое вам спасибо. Она так красива, а вы так мудры… — Я встала, поцеловала ее. Посмотрев в ее лицо, поднятое ко мне, я сказала: — Но ведь вы знаете, что я и без броши вас не забуду.

— Знаю, — ответила она. Ее яркие синие глаза сверкнули.

Я почувствовала, что она счастлива, и обрадовалась. Бриллиантовое сердце я приколола на свой жакет.

— Ну, как она выглядит?

— Ослепительно, — ответила она и добавила, взглянув на стол у окна: — Не могли бы вы принести мне портфельчик вон оттуда?

Я повиновалась. Потом опять села в кресло. Откинувшись на старинные вышитые подушки, я смотрела, как она открывает портфельчик и разбирается в его содержимом.

Эта женщина заворожила меня с того мгновения, как я вошла в дом, и почти сразу же мы почувствовали, что как‑то связаны друг с другом. Я была совершенно очарована ее; в ней было нечто неповторимое. У нее чуткое сердце; она умна, мудра, отважна. Очень отважна. Думая о страданиях, выпавших ей на долю, я удивлялась, как она вынесла все это и выжила. Просто чудо, с какой храбростью она прошла через трагедии. Зоэ де Гренай воистину несгибаема. Я восхищаюсь ею; я ее люблю.

— Вивьен!

— Да, графиня?

— Вот это метрика Себастьяна. Пожалуйста, сожгите ее. Если хотите, можете прочесть.

Я опустила глаза на документ. Факты, указанные там, были совершенно теми же, которые она мне сообщила. Имена заплясали у меня перед глазами. Сирес Лайон Лок. Мэри Эллен Рафферти Лок. Себастьян Лайон Лок. Ферма Рэддингтон, округ Сомерсет, Нью‑Джерси. 3 июня 1938 года, дата рождения Себастьяна. Как часто мы с ним праздновали этот день.

— Вот оно, начало… начало великой трагедии, — прошептала я.

— Сожгите это, Вивьен, прошу вас.

— Немедленно. — Подойдя к огню, я опустилась на колени, и пламя поглотило метрику Себастьяна.

— А теперь вот это. Мое свидетельство о браке.

Я взяла лист бумаги, узаконивший союз между Мэри Эллен и Сиресом Лайоном Локом, и меня охватила волна гнева. Вот кто породил все эти трагедии! Сирес Лок! Воистину, носитель зла! Разорвав брачное свидетельство напополам, я бросила обрывки в огонь.

— Вот фотография, сделанная в «Ля Шэнга» в 1960 году, — продолжала графиня Зоэ, протягивая мне список. — Предайте пламени и ее.