Месть Бела - Джеффри Арчер

Он остановился только тогда, когда вновь взметнулось черное облако, окутало и Конана и паучью тушу...

— Ну, вот и все, закончилась твое владычество над миром, — Конан отер пот со лба. Не было больше паука. Перед киммерийцем бездвижно лежал побежденный Ка'ан. Отброшенная в сторону рука колдуна сжимала рубин. Лицо мертвеца застыло в гримасе недоумения.

— Отдай. Не твое, — Конан выдрал из пальцев Ка'ана святыню хнумов.

Надо успеть вернуть рубин исконным хозяевам. Ведь он выполнил последнее условие Бела — отнял самое дорогое у третьего своего родственника.

Теперь бог воров, если он не обманщик, должен вернуть ему мужество и вернуть самого Конана в его мир. Варвар боялся не успеть, поэтому, не доходя до пещеры, во мраке которой различал силуэты маленьких подземных обитателей, кинул рубин издалека.

Рубин докатился до хнумов, а до Конана долетел взрыв радостных криков, похожих на шипение только что откупоренной бутыли игристого вина. Варвар улыбнулся. Пусть хоть такой пустяк скрасит праздником их унылую подземную жизнь...

Но где же Бел? Пора бы уж!

Ничего не происходило. И тут Конан услышал позади себя слабый стон. Он обернулся. Неужели Ка'ан еще жив? Конан быстро вернулся к побежденному колдуну. Да, тот был еще жив.

— Достань... — с трудом размыкая губы, шептал поверженный властитель мира, — из плаща... похож на уголь... Разбей... о камни... Там жизнь... Там внутри... застывшая капля... живой воды... Дай мне... Дай... Я сделаю тебя... королем... мира... Я стану... твоим... слугой... Дай... жизнь... мне. Брат...

Конан присел возле него на корточки и тихо спросил:

— А зачем? Чтобы все началось с начала? Ты не прекратишь охоту за рубином, потому что ты не откажешься от мечты о господстве над миром. И в жертву сжигающему тебя желанию власти ты принесешь чьи-то новые жизни. В первую очередь мою.

— Брат... Мы вдвоем... мы поделим... — едва шевелил губами Ка'ан.

— Да не надо мне твоего мирового господства. И вообще, без него всем гораздо лучше живется.

Ка'ан неумолимо уходил прочь, вставал на дорогу теней, он понял это, как понял бесполезность уговоров и заманчивых предложений. И у него нашлись силы на последние слова. Слова проклятья.

— Знай же ты, недоумок и никчемный человечишко! — казалось, вместе со слюной губы Ка'ан выплевывают яд. — Я вернусь... Пусть в другом обличье... Я убью тебя! Я сгною тебя в муках... В невыносимых... В жутких... Жить...

Черная душа покинула тело Ка'ана и, покидая, изогнула его в чудовищных конвульсиях. Брошенная душой телесная оболочка осталась лежать на камнях рядом с входом в подземелья.

И вдруг... Казалось, весь песок этой далекой земли, взвился ввысь и смерчем закружился вокруг киммерийца. Но почему-то... почему-то песок тот был крупнее обычного и не белого цвета, как здешний, а золотого. Да это и был золотой песок! Вокруг, в бешеном вихре, кружились крупинки золота! Да вдобавок вперемешку с крупицами серебра!!!

В тот момент, когда в вихре из ничего соткалась фигура в белом плаще, Конан понял, что не рубин был самым дорогим для Ка'ан, а его жизнь. И эту жизнь варвар у него украл.

Фигура та была крупнее человеческой раза в два, она парила в воздухе. Под белым плащом можно было разглядеть обшарпанные железные доспехи с многочисленными вмятинами. Да и сам плащ не отличала безукоризненная белизна, его покрывали красные точечки, очень похожие на кровь. Человеческое туловище же гиганта украшала головы лисицы. Крупной лисицы. Такой крупной, каких на свете не бывает.

Когда Бел (а Конан уже не сомневался, что это именно он) заговорил, песчинки застыли в воздухе, словно приклеившись к нему.

— Молодец. Ты доставил мне удовольствие. — Голос бога, умевшего (впрочем, как и остальные небожители) принимать любое обличье, звенел над головой Конана, как храмовые колокола. — Ты развлек меня, ты развлек бога. Мне было любопытно наблюдать за тобой. Я прощаю тебя. Возвращайся...

Вихрь закрутился снова, замутняя фигуру, скрывая ее. И скрыл совершенно. И только хохот бога воров не смолкал, а, напротив, становился все громче и громче. И этот хохот осязаемо кружился вместе с золотым и серебряным песком. А вихрь становился все безудержнее. Голова пошла кругом. Конану показалось, что вихрь подхватил его, смешал с песчинками. Головокружение превратило окружающий мир в сверкающие полосы. И мир пропал...

Конан очнулся на тюфяке в своей комнате на втором этаже трактира «Кровавые кони». Голова была тяжела, словно после славной попойки. Но память работала безотказно. Киммериец без напряжения вспомнил все свои приключения. Вспомнил до последней детали, до каждого слова.

Перед глазами пробежала история его странствий: незнакомец, предложивший выкрасть посох, кража, ночная стычка в переулке, первая встреча с Белом, слепцы, джаданы, хнумы, последнее явление Бела. Как же долго он бродил по неведомым мирам?

Конан подошел к окну. На улицах Шадизара шумела веселая утренняя толпа. Чересчур веселая и слишком пестрая. Мимо трактира в сторону площади жрецы пронесли чучело Митры (или символ урожая). Конан припомнил, что он отправился к развалинам монастыря как раз в ночь накануне праздника Весеннего пробуждения Ашторех. Раз в сторону площади жрецы пронесли чучело Митры... выходит, сегодня первый день праздника. Получается, Конан отсутствовал всего лишь одну ночь. Разве может быть такое?..

Головокружение заставило Конана вернуться на тюфяк. Разве могла вся эта история с ним произойти наяву, если прошла всего одна ночь? А вдруг ничего не было, а просто он сходит с ума?

— Ага, — Симур откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. — И вот с тех пор ты ходишь сам не свой. Вернее, ходил... Но ты посмотри на себя. Ты уже не тот человек, которого я встретил вчера днем на питейном состязании. Ты уже ожил, стал похож на нормального человека. Вот как важно бывает просто выговориться перед кем-то.— Он наставительно поднял палец.

— Если все держишь в себе и в одиночку пережевываешь свои горькие мысли, словно корова — траву, то разум может и не выдержать, как иногда плохая бочка не выдерживает напора перебродившей браги. Так что мы уже кое-чего добились.

Отхлебнув из чаши, Симур продолжил:

— Теперь о главном. Не есть ли рассказанная тобою история — плод охваченного некой болезнью рассудка, или долгий сон, схожий с явью, или наваждение, насланное неким магом? Ни то, ни другое и ни третье. А четвертое. То есть все это было на самом деле.

— Откуда тебе это известно? — недоверчиво ухмыльнулся Конан.

— Да из твоих рассказов. Начну по порядку. Почему не сон? Да потому что не бывает таких логич... таких связных, внятных, четких, продуманных снов. Даже длительные сновидения, навеваемые черным лотосом или иными будоражащими фантазию травами, отличаются бессвязностью и огромным количеством нелепостей. Значит, это был не сон.