Мой грешный пират - Рона Шерон

Аланис хотела бы стать свидетельницей этого воссоединения, но увы…

– Я не член вашей семьи. И, откровенно говоря, не хочу его снова видеть, зная, что он тоже не хочет видеть меня.

– Ты должна ему все объяснить.

Аланис представила, как приходит его поздравить, а он поворачивается к ней спиной.

– Ты боишься, что он отвергнет тебя, – догадалась Джасмин. Аланис закрыла глаза и вздохнула.

– Я отдам тебе его медальон, когда поедешь в Милан, и давай не будем больше говорить об Эросе.

Он устал от сражений, смертельно устал. Он взял десятки укрепленных городов, но этого было мало. Только тот, кто контролировал столицу, контролировал герцогство, и Эрос знал это лучше кого бы то ни было. Двигаясь среди рядов пушек и заградительных сооружений, он смотрел на север, где тянулась линия укреплений, названная французами и испанцами «Ne plus Ultra» – Большее невозможно. Город окружали мили оборонительных рвов и земляных валов с тысячью орудий. Брандмауэр. За ними, возвышаясь над увлажненным росой плато, пресекаемым ручьем, вставал город его предков, его детства, город его сердца, который он покинул в момент опасности, несмотря на заносчивые клятвы оптимистичной юности, – Милан.

Ла Фюиллад практически разрушил Турин во время осады. Сможет ли он обстрелять Милан, в сотый раз спрашивал себя Эрос. Город с двухтысячной историей, столица римских императоров, перестроенный Леонардо да Винчи в идеальный город, соединенный посредством каналов и ручьев с рекой По.

Вдыхая холодный воздух Альп, он рассматривал вздымающиеся городские купола. Среди них в лучах солнца сияли белые башни и крыши Дуомо. При виде этого зрелища сердце Эроса сжалось. Обнесенный Испанской стеной, город процветал, и он снова его видел, видел свой дом. Только никто не ждал его там: ни отец, ни мать, а лишь чужие люди, живущие надеждой, что он даст им свободу. Он не мог обстрелять Милан. Город должен остаться нетронутым для будущих поколений, возможно, даже его потомков.

Эрос тяжело опустился на гнилой ствол без веток и корней, служивший солдатам скамьей, и посочувствовал дереву. Похоже, что и сам он обречен на жизнь в таком усеченном виде: без прошлого и будущего. Неудачник.

– Войны, – произнес он, – меня ждут только войны.

К нему подошли пять офицеров. После бессонной ночи они выглядели, как обычно, бодрыми.

– Какой будет приказ? – спросил Никколо. – Когда атака?

– Не будет атаки.

Эрос взъерошил волосы. Офицеры недоуменно переглянулись.

– Хочешь сказать, что будем ждать подкрепления от генерала Савойского, когда он вернется из Турина? – спросил Джованни.

– Нет, К моменту его возвращения мы будем окружены.

– Мы можем предпринять малую атаку, – предложил Даниэлло. – Захватить их ближние орудия.

– Они отобьются. Они сильнее.

– Но их силы размазаны по линиям обороны, – заметил Нико. – А солдаты в окопах давно утратили боевой пыл, зная о своем численном превосходстве.

– Давай отправим разведку, чтобы узнать их слабые места, – предложил Джованни. – И прорвемся там, где тонко, разделив силы врага.

– Подвергнуться риску быть разбитыми в пух и прах на открытой местности?

Под огнем противника его кирасиры сгорят заживо.

– Что же делать, Эрос? – нахмурился Барбазан.

– Не знаю.

В его распоряжении имелось менее двадцати тысяч людей, конных. За пределами досягаемости вражеской артиллерии. Хотя со стороны французов было неразумно сохранять строгую оборонную линию, они верили, что враг слишком слаб, чтобы атаковать, подставляя себя под огонь, поэтому атаковать и не попытается. И были правы.

– У меня есть предложение, – сказал Греко. – Думаю, единственно правильное решение – это вывести их артиллерию из строя. Можно дождаться ночи и пробраться на линию обороны.

– Жаль, – Эрос оглянулся через плечо, – что я оставил в Агадире свои золотые крылья.

– Рискованно, – заключил Джованни, – но не невозможно.

– Нет, это самоубийство, – твердо заявил Эрос. – Никто оттуда живым не вернется.

– Все или ничего! – воскликнул Нико, но Эрос осадил его сердитым взглядом. – Мы должны что-то делать. Не можем же мы барахтаться в воде, как беспомощные котята.

Эрос замер, уставившись на Нико. Затем на ствол, на котором они сидели. Потом перевел взгляд на город, обнесенный Испанской стеной, соединенный посредством ручьев и каналов в одну систему с городскими водоемами, чтобы никогда не пересыхали.

– У Эроса есть план! – воскликнул Джованни, ударив кулаком по ладони.

– Не совсем. – Эрос поднялся. – Мне нужно подумать. Утро вечера мудренее.

– Тогда ступай с Богом! – крикнул Джованни. – А я поставлю с десяток караульных у твоей палатки, чтобы тебя никто не потревожил.

Аланис проснулась как от толчка, хотя думала, что будет спать как убитая, после того как весь день провела в разъездах с управляющим имения, навещая арендаторов Делламоров и проверяя состояние их жилищ после ремонта. Во сне ее посетило страшное предчувствие. Эрос в опасности.

Она зажгла свечу и прижала к груди его медальон.

– Зачем я отправила тебя на эту войну? – Ей вспомнились слова Маддалены о том, что самой большой мечтой Эроса было стать великим герцогом, как и его отец, герцогом Милана. – Думай о хорошем, – приказала она себе. – Пусть он почувствует, как сильно ты его любишь, даже если забыл тебя. – Она свернулась калачиком и представила себе его лицо. – Пожалуйста, будь осторожен… – взмолилась Аланис, зажмурив глаза.

Горящие факелы и цепи караульных образовали вокруг безмолвных палаток плотное кольцо. Это защитное кольцо огня вокруг освободительной армии вселяло надежду в сердца осажденных в большом городе. Кто-то подошел к их стенам, чтобы дать им свободу. Кто-то из их числа.

Она пришла к нему в ту ночь, светлая, глазастая, красивая, скользнула в его постель.

«Эрос, я люблю тебя. Я никогда-никогда тебя не оставлю». Эрос проснулся. Будь он волком, завыл бы от боли. Обливаясь потом, он сел, взбудораженный, и погрузил руки в свои влажные волосы. Отчаяние. Депрессия. Он чувствовал, что теряет самообладание, и ничего не мог с этим поделать.

Со всех сторон его обступала тьма. Возникло непреодолимое желание встать и влить в себя бутылку коньяка. Но от него зависели жизни и чаяния миллионов.

Эрос поднялся и смочил водой пересохшее горло. Вдруг он увидел на стене своей палатки три крадущиеся тени с кинжалами в руках. Убийцы. Отточенные за годы опасной жизни, его рефлексы пришли в боевую готовность. Он вынул из ножен кинжал и положил в постель под подушку, потом, босой и полуголый, притаился в засаде в ожидании убийц.