Купание голышом - Карл Хайасен

– Что – все же?

Ред кипел всю дорогу из Локсахатчи. Ему полегчало, только когда грузовик коснулся наконец сухой мостовой и на востоке замерцали натриевые огни округа Палм-Бич.

– Завтра первым делом поднимем вертолет, – холодно сообщил он. – Я не беспокоюсь. Мы выследим этого слизняка.

– Если динозавры не подсуетятся, – уточнил Тул с каменным лицом.

– Сынок, ты пытаешься меня разозлить? Я, знаешь ли, не в настроении, если ты еще не заметил.

– Да, сэр.

– Знаешь, чем ты можешь завтра заняться, мистер О'Тул? Можешь взять ту пушку двенадцатого калибра и отправиться в тир, пострелять по мишеням – может, в следующий раз не промахнешься хотя бы по амбару.

Тул невозмутимо проглотил оскорбление, и его молчание Ред Хаммернат ошибочно принял за покорность. Он не уловил ни хрупкости Туловой лояльности, ни гнева, что закипал в Туловом примитивном мозгу.

– Это из-за тебя он сбежал! – ярился Ред. – Это только твоя вина, черт бы тебя взял, и ничья больше!

Тул слегка пожал плечами:

– Сам давай постреляй с пулей в подмышке.

– Черт побери, просто веди машину. Вези меня домой.

Закрыв глаза, Ред подумал о горячем джакузи дома. Он жаждал отскрести от кожи пот, солнцезащитный крем и дохлых москитов и приняться за шестнадцатиунциевый бифштекс и бутылку «Джек Дэниэлс». Он был вырван из этих грез, когда Тул внезапно затормозил на поросшей травой обочине хайвея.

Ред огляделся:

– Ну, что еще? У нас колесо спустило?

– Сиди. – Тул вылез из грузовика.

– Эй ты! А ну вернись! – заорал Ред. Он выпрыгнул из машины и побежал за ним. – Куда ты, блин, намылился? У меня нет времени на эту чепуху!

Тул даже не сбился с шага. Ред пристроился рядом и принялся осыпать его всеми известными ему бранными словами.

– Заткнись, – приказал Тул, подняв ладонь размером с кирпич. Он остановился, чтобы изучить маленький белый крест, и убрал с него букетик увядших лилий.

– Не сейчас, сынок. Вернешься сюда в другой раз и заберешь его, но не сегодня, – увещевал его Ред. – Сейчас мое время.

– Всего секунда.

– Ты что, глухой? Глухой и тупой?

На самодельном кресте в свете фар была видна надпись:

Пабло Хумберто ДУАРТЕВозлюбленный муж, отец, сын и брат.Родился 3 сентября 1959 г., погиб 21 марта 2003 г.Теперь он ездит с Господом всемогущим.Помните: ремни безопасности сохраняют жизни!

– Какой-то паршивый мекс, – сказал Ред Хаммернат. – Небось нажрался и заехал в канал.

– Ты не знаешь, – возразил Тул.

– Посмотри на имя. Пад-ла Хум-бер-те – ты считаешь, это не мексиканское имя?

Тул сидел на корточках, упершись локтями в колени.

– Ладно, тогда давай быстрее, – сварливо произнес Ред. – Вытаскивай эту чертову штуковину и поехали. Мне надо выпить и принять ванну.

Тул не шевелился. Ред сердито уставился на него:

– Что за фигня, сынок?

– Я типа тут подсчитываю. Старикану было примерно столько, сколько мне, – сказал Тул, – плюс-минус.

– Мексиканцу?

– Его зовут мистер Ду-ар-те. Как там ты это гришь.

– Спасибо, что поправил, – сказал Ред, думая: «Боже, только бы этот идиот не зарыдал у меня на плече».

Тул указал на деревянный крест:

– Он хоть был «мужем, отцом, сыном, братом», а я – ничё из этого, Ред. У меня нету ни жены, ни семьи… один вшивый кузен, и тот, етить его, сидит в Старке, прачечную ограбил.

На этом у Реда Хаммерната лопнуло терпение. По его мнению, не было ни одной разумной причины человеку его положения стоять на обочине внутриштатной дороги 441 субботним вечером в компании волосатого полудурка с пулей между ягодиц, у которого внезапно начался кризис среднего возраста, и все из-за того, что какой-то дохлый мекс забыл застегнуть свой проклятый ремень безопасности.

Не задумываясь, Ред треснул Эрла Эдварда О'Тула по голове. Это было неразумное решение, которое Тул расценил как недопустимый недостаток уважения к его персоне.

– Послушай, ты, тупая наркоманская горилла, – начал Ред. – Полмиллиона моих денег лежат в этом пикапе, как большая дымящаяся куча канючьего дерьма, открытая всем ветрам, и любой нарк в кроссовках может схватить их и слинять за пять секунд. Честно говоря, я не знаю, что на тебя нашло, сынок, но пока я считаю до десяти, ты выдернешь этот дебильный крест из земли, и мы валим отсюда на «додже» к чертовой матери. Ты меня понял?

Тул не пошевелился, даже чтобы стереть брызги слюны Реда с комбинезона.

– Один… – пыхтел Ред, – два… три… четыре… – Он понятия не имел, что делать, если упрямый осел откажется повиноваться. Еще раз его ударить?

К неизмеримому облегчению Реда, Тул медленно встал и сказал:

– Ты – босс.

Он здоровенными ручищами ухватил перекладину белого креста и неторопливо вытащил его из земли, стараясь не расщепить дерево.

– Пора ехать, блин, – сказал Ред. – Давай, поспеши.

– Тебе не пора, шеф.

– Чего?

«Забавно, – подумал Ред, – как у человека все шарики могут заехать за ролики от одного паршивого хлопка».

– Что ты сказал? – весьма легкомысленно переспросил он.

Эрл Эдвард О'Тул встал между Редом и грузовиком, своим широким силуэтом загораживая огни фар. Ред ощутил себя маленьким и впервые испугался. Он похолодел, услышав дыхание Тула, медленное и спокойное по сравнению с его собственным.

С унылым любопытством Ред смотрел на возвышающуюся над ним тень.

– Что дальше, ты, тупая обезьяна?

– Веди себя тихо, – посоветовал Тул.

Сэмюэл Джонсон Хаммернат увидел, как гигант воздымает руки к небу, на мгновение силуэт креста Пабло Дуарте нарисовался на фоне перламутровых облаков, и больше Ред ничего уже не видел.

Убийство Эверглейдс, совершаемое Редом Хаммернатом и такими, как он, коварно, незаметно и недраматично. В отличие от более телегеничных форм загрязнения, удобрения, тоннами текущие с плантаций сахарного тростника и овощных ферм Южной Флориды, не порождают зловонных от дохлой рыбы приливов или отвратительных картин гниющих звериных трупов. Напротив, фосфаты и прочие сельскохозяйственные загрязнители работают скромно, разрушая водорослевый ковер, так называемый перифитон, илистую коричневую грязь, что лежит под рекой травы и ее питает. Как только перифитон начинает умирать, уплывают маленькие рыбки, которые гнездятся и кормятся в нем. За ними следуют белые и серые цапли, синежаберники и большеротые окуни, и так далее, вверх по пищевой цепочке. Скоро меч-трава засыхает и увядает, ее сменяют волны рогоза и других водных растений, цветущих на потоках фосфора буйным цветом, но предоставляющих жалкое убежище исконным птицам и зверям.

Главной задачей правительственного проекта восстановления Эверглейдс было уменьшить непрерывный поток искусственных удобрений. Сахарные бароны и крупные фермеры нехотя подчинились, поскольку не могли больше полагаться на прикормленных политиканов и гнать Управление по охране окружающей среды и прочих инспекторов взашей. И хотя строительство специальных водоемов для фильтрации некоторых загрязнителей обещало успех, Эверглейдс все равно умирали со скоростью двух акров в день, когда Чарльз Регис Перроне вершил свой скорбный одинокий переход через Локсахатчи.

Он проклинал едкую трясину, стянувшую с его ног носки, прутья меч-травы, разодравшие в клочья майку и боксеры, заросли кувшинок и листья пузырчатки, затруднявшие его бегство. Ростки недавно зацветшего рогоза возвещали присутствие удобрений в воде, но не это беспокоило Чаза. Он знал, что фосфор не токсичен, как, скажем, мерзкие бактерии или нечистоты. Он также понимал, что низкие концентрации, отмеченные в Локсахатчи, радушнее к местной жизни, чем преступные концентрации в водах, граничащих с полями Реда Хаммерната.

Тем не менее Чаз Перроне пересекал колышущееся под ветром болото в панике – он боялся, что Ред и его громила-оруженосец крадутся за ним, боялся прожорливых насекомых – разносчиков заразы, боялся мокасиновых щитомордников с их ядовитыми зубами, кровососущих пиявок и оленьих клещей, страдающих водобоязнью рысей и вырождающихся пум, аллигаторов, чьи сиплые любовные призывы нарушали хрупкую тишину…

Чаз не видел никакой иронии в своем положении, он всегда считал себя скорее свидетелем, чем главным обвиняемым в деле отравления дикой природы. Он считал, что обвинять в гибели Эверглейдс ученых-проституток вроде него самого – такая же глупость, как обвинять в раке легких врачей, спонсируемых табачными компаниями, которые десятилетиями настаивали на безвредности сигарет. Истина заключалась в том, что людям предназначено курить, что бы ни говорили разные там тупые исследователи. Точно так же городам и фермам предназначено избавляться от жидких отходов самым дешевым и эффективным способом – сливать их в общественные воды, – невзирая на опасность для окружающей среды.