Собрание сочинений и писем (1828-1876) - Михаил Бакунин

Я говорю "будет стоить", а не стоит. Почему? Очень естественно: потому что торговля по Амуру, начавшаяся только с 1857 года, находится еще в руках немногих американских и русских авантюристов, пользующихся совершенною монополиею и налагающих поэтому на все совершенно произвольные, невероятные цены. Амурская же компания, с первых шагов своих поведшая себя плутовато и глупо, ныне, не приступив собственно еще к делу, совершенно обанкрутилась. К тому же должно заметить, что сибирские, равно как и русские купцы неисправимые рутинисты-староверы, не верующие в новые пути; они только и знают что свою кяхтинскую чайную торговлю, совершенно искусственную, несмотря на то, что по их собственному сознанию она каждый год падает и быстро приближается к своему концу.

Говорят, что в будущем году уже не один, а три американские парохода повезут иностранные товары до Сретенска, и нет сомнения, что освобожденные ныне от всякого стеснения и запрещения американцы вскоре овладеют плаванием и торговлею по Амуру. Но не в том дело. Американцами ли, русскими ли на Амуре Сибирь примкнула ныне к океану, перестала быть безвыходною пустынею, Сибирью. Мы чувствуем уж это влияние: в Иркутске напр[имер] мы ближе к Европе, чем в Томске, Сибирь впервые осмыслилась Амуром. Не есть ли это великое дело, и кто может высчитать все его результаты? Нет сомнения, что Амур со временем оттянет Сибирь от России, даст ей независимость и самостоятельность. Этого сильно боятся в Петербурге, иные даже опасались серьезно, чтобы Муравьев не провозгласил независимость Сибири9. Но такая независимость, невозможная теперь, необходимая может в довольно близком будущем, - разве беда? Разве Россия может еще долго остаться насильственно, уродливо сплоченною, неуклюжею монархиею, разве монархическая централизация не должна потеряться в славянской федерации?

Возможность, необходимость ввозной торговли иностранных товаров вверх по Амуру доказана уже фактами и не подлежит более сомнению. Что будем мы продавать американцам, на что будем менять их товары? Этот вопрос озадачивает многих, хотя ответ на него в высшей степени прост. Во-первых, мы должны торговать хлебом, скотом, салом, мясом, пенькою, кожами до тех пор, пока Амурский край, в высшей степени плодородный, но еще мало населенный, не будет производить их а достаточном количестве для торговли. Во-вторых, Сибирь богата драгоценными минералами, а золото есть такой же товар, продукт сибирского труда, как и хлеб. Золота находится много в Енисейской губернии и с каждым годом более в Забайкальской области, богатой и торгующей уже и теперь, хотя еще и в мелких размерах, скотом, салом, кожами, солониною, а также хлебом и канатами. Но главное богатство ее (У Драгоманова напечатано "и", но это явная опечатка.) состоит в великолепных железных рудах, составлявших до сих пор исключительную собственность императорского кабинета, сидевшего на них как собака на сене, и только недавно благодаря Муравьеву, отъявленному .врагу всякого казенного производства, открытых для частной промышленности. Теперь самое простое железо по цене своей недоступно, да и нет его почти совсем в продаже, - за самое плохое железо платится здесь по 6 р. за пуд, и нет сомнения, что, несмотря на всю российскую непредприимчивость, несмотря на то, что золотопромышленность притягивает к себе большинство капиталов в Сибири, найдется скоро умный и дельный капиталист, который устроит в Иркутской губернии и в Забайкальской области железные заводы, - предприятие слишком выгодное и прочное, чтобы долго быть оставленным в стороне. Тогда одного железа будет достаточно для пополнения нашей вывозной торговли вниз по Амуру.

Сам вновь присоединенный Амурский край, в высшей степени плодородный, и еще более-прилегающий к нему Уссурийский край (между рекою У[с]сури, впадающею в Амур на западе, Тихим океаном на востоке и Коресю на юге), одаренный и роскошною почвою и благословенным, почти южным климатом, богатый одним словом всем, чего пожелает душа, должны сделаться не более .как через десяток-другой лет житницею Тихого океана. Хлеб родится там теперь нередко сам тридцать; везде следы богатых золотоносных песков, и если бы китайцы согласно условиям Айгунского трактата допустили бы вольную торговлю по реке Сунгари, то уже теперь сунгарского скота и хлеба было бы достаточно не только для продовольствия всего Амура, но и для внешней торговли. Теперь главным предметом торговли служит мех соболий, черно-бурых лисиц и другие, добываемые на среднем и южном прибрежьи Амура и на всем берегу Тихого океана от Николаевска до залива Петра Великого. Но еще важнейшим предметом должен сделаться с будущего года лес всякого рода, от дуба до лиственницы, мачтовой, строевой и дровяной; его потребуется в огромных количествах в Шаня-хай, Гонк-Конг (Шанхай, Гонконг) и в другие китайские порты, открытые для европейцев. Прибавьте к этому, что остров Сахалин, противолежащий в 60 верстах устью Амура, весь покрыт слоем лучшего каменного угля.

Вот вам в нескольких словах торговое значение Амура. Что бы сделали с этим благодатным краем американцы, если бы он попал им в руки! Но русский и еще более сибирский человек, несмотря на все похвалы, расточаемые ему квасными патриотами, беспомощен как ребенок. Полицейское всевмешательство, крепостное право и патриархальный деспотизм общины 10 убили, кажется, в нем всякий дух предприимчивости, всякую инициативу; он решительно требует, чтоб его тянули вперед, - сам, не идет. Говорить ли вам о политическом значении огромного вновь приобретенного края с благодатным климатом, благодатною почвою, окаймленного двумя великими судоходными реками и примыкающего к Тихому океану? Это-новая Сибирь, но благодатная, просвещенная, приморская. Благодаря Амуру славянское русское царство стало твердою ногою на Тихом океане, и союз с Соединенными штатами, доселе платонический, стал отныне действительный, что ясно выражается в настоящих отношениях и переговорах с Китаем. Благодаря Амуру мы можем теперь содержать огромный, действительный флот на Тихом океане взамен черноморских и балтийских игрушек. Англичане на деле опять нынешнею весною сильно добивались отнять у нас залив Петра Великого. Все дело теперь в населении прибрежий Амура, Ус-[с]ури и Тихого океана от Николаевска до Кореи. Оно идет медленно, медленнее без сомнения, чем у американцев, потому что у нас нет ни их отваги, ни их умной, расчетливо-смелой предприимчивости, ни их свободы движения, а все-таки идет и с каждым годом будет быстро подвигаться вперед 11.

Но прежде чем коснусь этого предмета, расскажу вкратце историю приобретения Амура. Муравьев приехал с этою мыслью в Сибирь и еще до отъезда своего из Петербурга успел уговорить императора Николая снарядить морскую экспедицию вокруг света для отыскания устья Амура. Под предводительством капитана, ныне контр-адмирала Невельского 12 она открыла устье Амура в мае месяце 1849 года. В 1852 году по предписанию Муравьева Невельский заложил Николаевск. В 1849 году Муравьев ездил в Камчатку для ознакомления с краем, особенно же с берегами Тихого океана. В этом же году у него зародилась мысль об образовании Забайкальской области как точки отправления и опоры для завоевания Амура. В 1850 году началась борьба его против всего министерства за исключением Киселева (Павла Дмитриевича.) и Перовского13. Главными его противниками были Нессельрод[е], Чернышев14 и Блудов15 , а за ними и все другие. Его публично называли государственным сумасшедшим, а все амурское предположение - гибельным предприятием. Образование Забайкальской области встретило сильное, страстное сопротивление, особенно когда он потребовал от императорского кабинета жертвы, а именно жертвы 40.000 крепостных крестьян кабинета. В борьбе со всеми министрами и видя стесненное положение наших финансов, Муравьев знал, что ему не дадут денег, и решился совершить огромное дело остаточными суммами от управления Восточной Сибири, с помощью Забайкальского края.

Не он завел казацкое сословие в этом крае, оно издавна существовало на границах Китая, преимущественно на берегах Онона (У Драгоманова напечатано "Аноны") и Аргуни, и простиралось уже до 60.000 душ обоего пола, когда он прибыл в Сибирь. Но ему нужны были рабочие руки на берегах Ингоды (У Драгоманова напечатано "Инады") и Шилки для сплавов вниз по Амуру. Тут жили преимущественно горные крестьяне в числе 40.000. А знаете, что такое горные крестьяне? Это-крепостные, в десять раз более разоренные, утесненные и несчастные, чем самые бедные помещичьи крепостные. Их теперь благодаря Муравьеву в Нерчинском округе более нет, но я ознакомился с их состоянием в Томской губернии, где их приписано более 130.000 к Алтайским горным заводам. Они платят подати и несут все прочие натуральные и денежные повинности, как и другие крестьяне; рекруты их поступают только не в солдаты, а на 25-летнюю каторжную работу в серебряных рудниках. Как крепостные императорского кабинета, которому принадлежат все заводы, "ни несут (У Драгоманова напечатано "носят".) барщину и какую еще барщину! Во всякое время, во время работ, в распутицу, они должны по приказанию, по чистому произволу горного начальства возить лес, дрова, уголь, руду за 100, за 200, иногда за 300 верст. Кроме того они обязаны продавать свой хлеб исключительно на заводы и по предписанию Чевкина 16, изданному в 1832 году, отнюдь не дороже 28 к[опеек] за пуд ржаной муки. Как крепостные они лишены всякой свободы и управляемы знаете кем? Местным горным ведомством, а знаете ли, что такое горное ведомство? Вы знаете, как бессовестны, алчны, вороваты русские инженеры, - ну вообразите себе российское потомственное инженерство, касту вроде поповской; вот вам и горное ведомство. За весьма редкими исключениями горные офицеры - дети горных же офицеров, потому что им предоставлено почти исключительное право воспитывать детей своих в горном корпусе, (которые поэтому всасывают в себя вороватость с кровью, с первыми впечатлениями детства, с корпусным воспитанием и являются на завод уже готовыми ворами. Жены и матери их - также дочери и сестры горных офицеров. Все горное ведомство составляет поэтому как будто одно дружное, тесно связанное семейство, основанное на систематическом воровстве. И вот оно-то управляет горнозаводскими крестьянами. Должно ли еще мне вам рассказывать, как хорошо жить на свете этим бедным крестьянам? Подробности о их прошлом житье-бытье в Нерчинском округе вы впрочем найдете в прилагаемой мною статье Антонова (полит [ического] преступника поляка Вебера) в "Иркутских Ведомостях". Вот из этого-то положения вырвал их Муравьев, обратив их в казаков. Эта мера навлекла на себя преимущественно гнев Завалишина, не в начале, потому что, как я докажу впоследствии, пока он жил в ладах с Муравьевым, он был не только горячим поборником его действий, но даже сам незванный-непрошенный прикладывал нечистую и тяжелую руку к исполнению его предначертаний. Потом он на него рассердился и стал на него клеветать, и первым и главным предметом его литературных гонений сделалась система казачества и насильственного заселения Амура посредством казаков, - система колонизации, правда несообразная с чистыми началами экономической науки, но при тогдашних обстоятельствах необходимая. За неимением денег, за отсутствием всякой народной инициативы, за невозможностью инициативы народа обленившегося, опустившегося, связанного по рукам и по ногам, нужно было или прибегнуть к ней, или отказаться от Амура. Итак, скажут, 40.000 горных крестьян, весь Забайкальский край были принесены в жертву амурскому делу? А если бы и так, что значит эта временная жертва в сравнении с огромностью добытых результатов? Но если мы докажем, что ни Забайкальский край, ни горные крестьяне не только что не потеряли, но существенно выиграли, быв пожертвованы таким образом в пользу великого предприятия, что ж останется из всей завалишинской аргументации?