Оружие победы - Василий Грабин

Это тот металл, который идет в стружку. Но дело не только в стружке' Это выброшенный на ветер труд, износ инструмента, износ станков! Вдобавок — много брака. Литой верхний станок или литая лобовая коробка — значит одна деталь вместо сотен. И не только в том преимущество фасонного литья, что оно резко сокращает расход труда, металла, инструмента. Литье сокращает цикл, уменьшает трудовые затраты, следовательно, завод сможет увеличить выпуск пушек и улучшить качество, снизить себестоимость.

Так и получилось. В 1937 году, до модернизации, на изготовление пушки Ф-22 уходило 11 895 килограммов металла, а сама пушка весила 1700 килограммов Расход металла на пушку Ф-22 в 1938 году снизился до 8350 килограммов. А в 1939 году, после завершения этапов модернизации, на изготовление пушки шло всего 6684 килограмма металла — почти вдвое меньше, чем до модернизации. Точно так же и стоимость одного орудия после модернизации уменьшилась ровно вдвое.

Вот чем могло помочь и помогло конструкторское бюро производству.

Конструктивно-технологическая модернизация Ф-22 всколыхнула завод. Все поняли, что экономикой нужно заниматься, начиная с заготовки, которая должна быть дешевой и должна требовать минимальной затраты материала и минимальной механической обработки Еще важнее было то, что на заводе родился новый метод конструктивно-технологического формирования литых деталей, складывались новые взаимоотношения КБ и цеха. Между работниками разного профиля начала создаваться совершенно иная взаимосвязь, вытекающая из конструктивно-технологической зависимости. Появились признаки творческого содружества. Постепенно конструкторы все лучше понимали литейное дело, а литейщики — замысел конструкторов. Каждую новую литую деталь конструкторы создавали теперь только после консультации с литейщиками.

Такие же перемены произошли и во взаимоотношениях конструкторов с работниками кузнечно-прессового цеха. Содружество конструкторов, технологов и производственников заготовительных цехов впоследствии переросло в совместную одновременную и параллельную работу всех звеньев завода, занимающихся подготовкой, организацией производства и изготовлением пушек. Благотворные результаты этого сказались в годы Великой Отечественной войны

Но вернемся к тем дням, когда Ренне слал в КБ материалы о поведении на испытательном полигоне наших двух модернизированных образцов Ф-22, а КБ спешно вносило изменения в чертежи и передавало их производственникам.

Завод все еще не выполнял программы. Качество деталей по-прежнему оставалось неудовлетворительным, а брака и стружки, ожидавших своей очереди попасть в сталелитейный цех на переплавку, накапливались горы. Ни одна пушка из тех немногих, что удавалось собрать, не была сдана военному представителю после первого контрольного испытания.

Конструкторы почти не выходили из цехов. Василия Федоровича Елисеева и Ивана Михайловича Бурова редко кто заставал в их кабинетах: все время они проводили либо на заводском полигоне, где шли контрольные испытания, либо в цехах решали возможность дальнейшего использования деталей и узлов с отступлениями от чертежей. Рабочие, мастера, инженеры ходили хмурые, "На заводе нет хозяина с разумной головой и твердой рукой"-такие слова приходилось слышать нередко.

Нельзя сказать, что Дунаев не старался. Нет, он старался, но одного старания мало. Кроме этого нужны знание и умение, а вот их-то ему и недоставало. При этом он очень не любил, когда ему говорили о каких-либо неурядицах, требующих устранения, о том, что на заводе надо навести порядок

Как-то в цехе я обратил внимание на то, что щит пушки что-то уж очень легко поддается рихтовке, то есть правке. Мне это показалось странным: не может закаленная броневая сталь быть такой податливой. Подумал: может быть, щит не закален? Попросил принести паспорт и обнаружил грубейшее нарушение: щит был изготовлен не из броневой стали, а из углеродистой. Еще больше я поразился, когда увидел, что контролер ОТК подписал этот паспорт. Попросил пригласить контролера и от него услышал, что директор лично приказал пустить на броневой щит углеродистую сталь. Я не мог поверить ему: углеродистый лист никогда не заменит броневого, а директор хорошо знает назначение щита укрывать орудийный расчет от вражеского огня.

Возмущенный, жаждавший немедленно выяснить, почему это произошло, я пошел к директору.

На мой вопрос Дунаев ответил вопросом.

— Я на заводе хозяин или вы? Я могу давать любые указания, которые считаю нужными, и никому не разрешу их отменять. Никто на заводе не имеет права их отменить!

— Вы директор, это всем известно, — сказал я после небольшой паузы, — но это не дает вам права не выполнять требований чертежа, который утвержден заказчиком. Не выполнять эти требования — значит поставлять армии некондиционную продукцию. За конструкцию пушки отвечает КБ. Поэтому без ведома КБ и без согласования с военпредом вы не можете делать никаких изменений. Ваше распоряжение о замене материала для щита незаконно. Прошу вас отменить это распоряжение и приказать все щиты, изготовленные из углеродистой стали, изъять из производства и снять с пушек как некондиционные.

— И не подумаю отменять свое решение. Права директора даны мне наркомом, а не вами. А вы вмешиваетесь в мои права, на что вас никто не уполномочивал. До тех пор, пока я директор, я буду делать все. что посчитаю нужным. Вам же советую знать свое место на заводе!

— Я вам не приказываю и не собираюсь вмешиваться в ваши дела, но считал и считаю своим долгом предупредить, что никто не дал вам права выпускать некондиционные пушки, а точнее говоря, брак.

— А я еще раз предупреждаю вас, что не позволю и не советую вмешиваться в распоряжения директора.

— Вопрос о неправильной замене материала для щита я мог бы решить и другим путем, но счел целесообразным прийти к вам, чтобы не подрывать вашего авторитета. Мы все обязаны поддерживать авторитет директора, который является доверенным человеком правительства, но ваши действия не оправдывают этого доверия.

— Не вам судить и не вам заботиться о моем авторитете на заводе

Если бы это дело касалось чего другого, я бы, возможно, уступил. Но именно в этом случае я, как инженер, как начальник КБ, не имел права допустить замену материала, а убедить Дунаева было невозможно. Подумав, я сказал:

— По долгу службы я обязан о вашем неправильном решении письменно сообщить по двум адресам: военпреду, чтобы он не принимал пушки с некондиционным щитом, и в высшие инстанции. Знайте, что этим я вас не пугаю, а избавляю от гораздо больших неприятностей, которые безусловно возникнут. А теперь пойду на свое место заниматься своими делами.