Хозяин Соколиного гребня - Кэтрин Коултер

При этих словах находившиеся в зале мужчины вскочили на ноги, держа оружие наготове. Человек в развевающейся на ветру черной тунике сказал:

– Тебе нет нужды угрожать мне. Я знаю, что ты сын своего отца. Я это признаю. А теперь посмотри на меня, Ронин из Кинлоха.

– Я Клив из Кинлоха.

Варрик молча кивнул, сошел с помоста, и Клив впервые ясно увидел его лицо.

– О боги, – пробормотал Меррик. – Не может быть!

– Но ведь ты его отчим, – проговорила Ларен. – Его мать вышла за тебя замуж после смерти его отца. Как же это возможно?

Клив смотрел в глаза Варрика – один золотистый, другой голубой, – и ему казалось, что он смотрит на свое собственное лицо.

– Ты мой сын. Двадцать лет я считал тебя погибшим. Но ты вернулся домой.

Варрик протянул руки и сжал руки Клива выше локтей.

– Ты мой сын, – повторил он. – Мой.

– Отец, – громко сказала Кири, – мне это не нравится, Я перестану есть!

Сзади раздался негромкий женский голос:

– Она – вылитая ты, Кейман, когда ты была в ее возрасте. Просто одно лицо. Она очень красивая. Добро пожаловать домой, брат.

Клив обернулся и узнал в говорившей свою старшую сестру. Она была похожа на их отца – высокая, белокурая, светлокожая.

– Ты Аргана? Моя сестра?

– Да, Клив.

Однако он не обнял ее. Она была его сестрой, но только по матери. У него все еще голова шла кругом. Рядом с ним стоял его отец, тот самый человек, который, как он столько лет считал, продал его в рабство и забрал у него все. Человек, который стоял в своих черных одеждах на помосте и вызывал чудовищ во время гроз. В это трудно было поверить. Он чувствовал, что Чесса готова забросать его десятками вопросов, на которые он не знал ответов.

– Аргана, – повторил он. – Помню, мать сказала мне, что так звали нашу бабушку. Это необычное имя. Значит, я только твой единоутробный брат.

– Да, но мать-то у нас одна. Так не все ли равно?

– Все это для меня очень ново. Я не знаю, что и думать.

– Смотри, это мои сыновья, Клив, – сказала Аргана, указывая ему на трех мальчиков, стоящих у нее за спиной с ножами в руках. Старший из них был уже почти взрослый, младшему же было на вид лет двенадцать. Клив кивнул, каждому из трех. Взглянув в лицо самому младшему, он замер: глаза у мальчика были разные, один золотистый, другой голубой. Значит, его отец приходится отцом и этому подростку? Значит, он женился на сестре Клива?

Чесса сказала громким и ясным голосом:

– Я Чесса, а это моя падчерица Кири. Ты сказала, что она вылитая Кейман. А кто такая Кейман?

– Моя младшая сестра. Кейман, иди сюда. Кейман оказалась самой красивой женщиной, которую Клив видел за всю свою жизнь. Волосы у нее были светлые, кожа белая, глаза – такие ярко-голубые, что, казалось, они освещают окружающий полумрак. Неужели и Кири станет такой же красавицей, когда вырастет?

– Кейман, – сказал Клив, – я помню, что ты была тощая и вечно ходила со спутанными волосами. Когда меня увезли из Шотландии, тебе было десять лет.

"Неужели?” – с изумлением подумала Ларен. Кейман выглядела на удивление юной, невинной и вместе с тем очень привлекательной.

– Да, – произнесла Кейман. – А теперь мне уже почти тридцать лет, братец. Я рада, что ты тогда не умер. Но о тебе столько лет не было ни слуху ни духу…

Внезапно Варрик сказал, обращаясь к Кири;

– У меня нет маленьких дочерей. Ты, Кири, моя первая внучка. Иди ко мне.

И он протянул к ней руки. Кири по своему обыкновению пристально на него посмотрела: на его развевающуюся черную тунику с широкими рукавами, на лицо, которое так походило на лицо ее отца, но было более худым и старым.

– Значит, ты мой дедушка?

– Да, я твой дедушка.

– Л ты разрешишь мне стоять спиной к свету, как стоял ты? Ты разрешишь мне выглядеть как демон? Так, как выглядишь ты?

– Да, разрешу, – ответил он, и в его голосе и во всем облике было столько холода, что Чесса отшатнулась. – Я разрешу тебе постоять в потоке света, если захочешь.

Кири медленно подняла руки и протянула их Варрику. В крепости по-прежнему царила полнейшая тишина. Вокруг помоста сгрудилось множество людей: мужчин, женщин, детей, – но никто не произносил ни слова. Три сына Арганы стояли безмолвно и совершенно неподвижно. Чесса видела, как Варрик взял Кири на руки и поднес ее к огромному окну с раскрытыми ставнями. Здесь он повернулся спиной к свету, и сзади на них хлынули резкие солнечные лучи, однако лица обоих остались в тени. Вокруг головы Кири вспыхнул золотой ореол.

Глава 22

Когда стемнело, Клив еще раз убедился, насколько опасна его жена. Она, ни слова не говоря, схватила его за руку, рывком затащила в небольшую спальню, которую им отвел Варрик, и, упав на кровать, повалила его на себя. Он и представить себе не мог, что женщина может с таким неистовством набрасываться на мужчину. Он тяжело дышал, а Чесса жадно кусала его в подбородок, целовала в ухо, в щеку и все это время настойчиво стягивала с него одежду.

– Ну же, Клив, поторопись! Я хочу тебя.

– Я больше не могу, – проговорил Клив. Глаза его блестели в полумраке. – О боги, я хочу, чтобы ты разделась донага.

Клив лихорадочно хватался за ее одежды, и Чесса несколько раз шлепнула его по рукам. У нее было не так уж много платьев, и ей вовсе не хотелось, чтобы он в своем нетерпении разорвал то, что было на ней.

Но потом ей вдруг стало все равно. Он хочет ее, и она даст ему то, что он так хочет.

– Быстрее, – пробормотала она. Она не понимала, откуда взялось в ней это нетерпение, но оно сжигало ее, и она не могла дождаться, когда он наконец расстегнет все ее броши, стащит с нее верхнюю тунику и платье, развяжет подвязки на чулках. Скорее же, скорее! Он лежал на ней, ясно видя ее лицо в серебристом лунном свете, льющемся из открытых ставен.

– Чесса, – проговорил он и поцеловал ее в губы, прижимая ее к себе, лаская ее груди. Ее руки крепко, страстно стискивали его спину, жадно притягивали его тело. Потом она вдруг слегка оттолкнула его и изо всех сил дернула вниз его штаны.

– Быстрее, Клив, – пробормотала она. – Прошу тебя, быстрее!

Он знал, что ей неведомо любовное наслаждение. У нее не было случая его испытать, ведь в их брачную ночь он повел себя как последняя свинья и не мог вызвать у нее ничего, кроме отвращения. Однако наутро она встала на его защиту и солгала ради него, так что другим мужчинам даже захотелось убить его из зависти к его любовным доблестям. Тогда, в их первую брачную ночь, он не смог обуздать своего нетерпения, а теперь она вела себя точно так же. Он не знал, что делать. Но затем жаркая волна желания захлестнула его так неистово, что он забыл обо всем. Он сдвинул вверх ее одежду, чувствуя под ладонями ее обнаженную кожу, потом его пальцы раздвинули ее бедра и ощутили влажность ее плоти, ее готовность принять его. Он застонал.