Иммануил Великовский - Ион Деген

Ученые, зависящие от различных фондов или работающие в государственных учреждениях, читали книгу тайком. Почему? Властвует страх остаться без финансирования научных исследований, страх повредить карьере…

В ту пору и значительно позже профессор де Грация считал, что подобные страхи в подавляющем большинстве случаев можно было подавить и действовать согласно совести. Он верил в «счастливый конец», примером чему может служить его собственное участие в «деле Великовского».

«Британская энциклопедия», верная ортодоксальной науке, все-таки поместила биографическую статью о Великовском. Спустя несколько лет один из редакторов приложения к Энциклопедии — «Книги года», доктор Люстиг, написал для приложения статью в стиле обычных критиков Великовского. В письме Люстигу де Грация указал не только на отдельные ошибки, но также на порочность всей позиции автора. В ответе ему Люстиг, отвергая логику доказательств, упорно стоял на своем.

Казалось, чего можно ожидать от такого ярого противника Великовского? Прошло некоторое время. Доктор Люстиг стал главным редактором нового энциклопедического издания в Принстоне. Он обратился к Де Грация с предложением написать для его издания три статьи. Трудно сказать, ожидал ли Люстиг, что де Грация воспользуется возможностью вспомнить о «деле Великовского». Но он не предал анафеме ученого, замешанного в этом деле.

59. ПРЕДЕЛЬНАЯ ЧЕСТНОСТЬ. ПРЕДАННОСТЬ НАУКЕ

Вечером 28 сентября 1966 года Великовский выступил с лекцией в Новой аудитории Вильсоновской школы Принстонского университета. Он чувствовал себя ужасно после перенесенной болезни и не покривил бы душой, если бы отменил свое выступление по состоянию здоровья. Дело в том, что зал оказался не очень удобным: в нем не было мест для сидения. Великовский не очень надеялся на то, что найдется достаточно желающих простоять полтора-два часа, чтобы выслушать его рассказ об ортодоксии в науке и нонконформизме в свете открытий космической эры. Но, когда он вошел в заполненную до предела аудиторию, то невольно улыбнулся, вспомнив начало книги Джин Вебстер «Длинноногий дядюшка». Из этой книги он впервые узнал, что последнюю среду месяца американцы считают тяжелым и неудачным днем. Для героини книги, Джуди, последняя среда месяца оказалась счастливым днем. Разве переполненная в последнюю среду месяца аудитория не предвещала удачу?

Уверенным голосом, без ноток слабости после перенесенной болезни, Великовский, как опытный юрист на судебном заседании, предъявил аудитории свои аргументы.

Слушатели — убежденные и несогласные — долгими аплодисментами благодарили лектора.

Спустя четыре дня в статье, описывающей эту лекцию, корреспондент сравнит Великовского с библейским пророком.

Проходя по вестибюлю, Великовский заметил высокого молодого человека, с которым несколько раз встречался в библиотеке и даже однажды полемизировал по поводу напряженности магнитных полей, необходимых, чтобы произошли события, описанные в «Мирах в столкновениях». Шведский физик, завершающий в Принстоне постдокторат, что-то яростно доказывал двум американским сверстникам. Когда Великовский проходил мимо них, швед смущенно умолк и поклонился ниже обычного.

Темпераментный монолог молодого физика, случайно достиг ушей Уолтера Селивана, научного корреспондента «Нью-Йорк таймс», специально приехавшего в Принстон на лекцию.

— Мне бы не хотелось обидеть вас. Вы действительно настоящие друзья. И только поэтому и только в вашем присутствии я посмею разрядить конденсаторы. В интервалах научных заседаний я безошибочно узнаю американца. Он раздирает рот до предела, чтобы откусить большой кусок гамбургера. Но тот же рядовой американский ученый едва открывает рот, чтобы откусить крохотный кусочек информации в дополнение к той, которой он уже располагает. Согласен, это злая карикатура на американских ученых, очень многие из которых действительно достойны уважения.

Вам известно, как я боготворю нашего босса. Но вспомните американскую формулу времен Второй мировой войны: презумпция виновности нации. Так вы оправдывали «ковровые» бомбардировки немецких городов и атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Трудно опровергнуть логику этой презумпции. И если в многотысячной армии американских ученых не нашлось реальной силы, способной противостоять безнравственному поведению коллег, если американские ученые пасутся на идеях Великовского, подтверждают его идеи, «забывая» упомянуть в своих публикациях, кому принадлежит приоритет, то презумпция виновности дает право создать собирательный образ американского ученого, заглатывающего гамбургеры, как удав кролика, и, словно воробушек, дробно клюющего новое даже в его собственной области.

Селиван улыбнулся и поспешил к вышедшему в вестибюль профессору Гессу, не услышав ответа одного из молодых людей, что этот собирательный образ вполне применим не только к американским ученым.

— Профессор, не окажете ли вы любезность высказать ваше мнение о Великовском?

— Неужели недостаточно лекции? У вас огромный опыт общения с учеными. Часто ли вам приходится слышать нечто подобное?

— Но, если я не ошибаюсь, вы не согласны с теорией Великовского?

— Есть положения, с которыми я согласен. А вообще это не очень просто объяснить.

Для того, чтобы безоговорочно согласиться с теорией доктора Великовского, я должен отказаться от всего, чему меня учили и чему я учу своих студентов. Но уже сегодня я согласен со многими частными выводами доктора Великовского, касающимися геологии. А среди моих студентов его популярность неуклонно растет.

На историю Земли они смотрят глазами доктора Великовского.

Гесс привел в пример несколько положений, по поводу которых у него нет разногласий с этим большим ученым.

— Большим ученым?

— Да. Несомненно. Не знаю, найдется ли у нас десяток ученых такого калибра, как доктор Великовский.

— Не кажется ли вам, что многих ваших коллег ущемит подобное заявление?

— Я бы с удовольствием узнал о вашем собственном мнении после достаточно продолжительного общения с доктором Великовским.

— Ходят слухи, что вы приятели.

— Я бы сказал, что наши отношения уже можно назвать дружбой. И я горжусь тем, что удостоился быть другом такого человека.

Селиван оторвался от блокнота и внимательно посмотрел на Гесса.

— Могли бы вы сказать, какие качества вас наиболее поражают в Великовском?

Гесс, не задумываясь, ответил:

— Искренность. Предельная честность. Преданность науке. Но что действительно поражает — феноменальная память! С одинаковой легкостью он цитирует наизусть целые параграфы из Ньютона и страницы из последних научных работ в различных областях.

Селиван не сдержал улыбки: об удивительной памяти Гесса ходили легенды.

Статья Селивана «Дело Великовского» была опубликована 2 октября 1966 года в воскресном номере «Нью-Йорк таймс». То ли умышленно, то ли по недосмотру выпускающего редактора, здесь же, под заглавием статьи, набранным крупным шрифтом, опубликовали заметку об обмене фотографиями американского и советского метеорологических спутников. Наступали новые времена.

60. АСТРОНОМИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО И ИНСТИТУТ ФРАНКЛИНА

В апреле 1967 года вышел в свет «Йельский научный журнал», полностью посвященный Великовскому. Журнал открывала большая биографическая справка — единственная в своем роде. Десятки биографических справок появлялись в каждой книге Великовского или о Великовском. Каждая из них, без исключения, содержала какую-нибудь ошибку или неточность. В биографической справке, помещенной в «Йельском научном журнале», нет ошибок. Зато ими изобиловали статьи оппонентов Великовского, в частности, профессора Мотца. В своих ответах Великовский безжалостно проанализировал эти ошибки.

Апрельский выпуск «Йельского научного журнала» явился еще одной попыткой истинных ученых прервать поток лжи, наветов, абсурдного негативизма, нагроможденных научным истеблишментом Америки вокруг работ Великовского и его имени.

Симптоматично, что это предприняли ученые Йельского университета, того самого, в котором семнадцать лет назад четыре профессора выступили с коллективной издевкой против Великовского.

Однако, со стороны научных кругов отношение к Великовскому изменялось мало.

Свидетельство тому — история подготовки выступления Великовского в Астрономическом обществе Ритенхауза. 16 сентября 1966 года Общество официально пригласило Великовского выступить 7 апреля 1967 года перед 350 его членами в лекционном зале Института Франклина в Филадельфии. С 1931 года Общество пользовалось помещением Института без каких-либо осложнений. Но приглашение Великовского всполошило хозяев помещения. Нет, Великовский не должен переступить порог Института Франклина!