Каменное древо - Соня Марей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для этого прибрала и Рамону вместе с нашим нерожденным ребенком?
Горечь, заполнившая меня до краев, осела на языке. Внутри все было изорвано в клочья, сердце истекало кровью, а душа умерла в тот миг, когда я выпустил руку Моны.
Искатели, хмурясь, медленно приближались. Их было много больше, но даже сейчас они не решались сделать последний бросок. Руки сжимали ножи, топоры, кузнечные молотки и короткие широкие мечи.
Железо, сталь – я чувствовал их звонкую песнь. Она подчиняла и заволакивала разум, сплеталась с дыханием. В моих жилах тек расплавленный металл.
Переложив меч в левую руку, я вытянул правую вперед и сжал пальцы в кулак.
Лезвия, наставленные на меня, стали гнуться, будто были сделаны из мягкого воска. Они искажались, сворачивались спиралями, а потом осыпались металлической стружкой, которую тут же подхватывал ветер.
Все было в точности так, как в моих мыслях. Мое желание обрело плоть.
Как сквозь толщу воды я слышал изумленное бормотание и выкрики. Искатели бросали ставшие ненужными рукояти и потихоньку пятились назад. Остался стоять на место только один – двоюродный брат Рамоны, Орвин. Я узнал его.
– Зверь-из-Ущелья? Это ты? – спросил юноша, неверяще изогнув брови.
Наверное, я действительно паршиво выглядел, если мальчишка не узнал меня сразу. Ходячий труп, из которого вынули душу. Но уйти я не мог.
Пока не мог.
– Так ты и есть… – он многозначительно понизил голос. – …ну, тот самый? В тебе есть наша кровь, ты подчинил себе металл.
Ответить на вопрос я не успел. Нас всех подбросило от тяжелой гулкой вибрации, прокатившейся под ногами, и расщелина, зияющая впереди, стала расти. Камни сыпались вниз с оглушающим грохотом, а потом внезапно воцарилась тишина.
– Матерь Гор гневается на нас! – завопил искатель, похожий на старого упитанного борова. Он бухнулся на колени и ткнулся лбом в землю. – Спаси и помоги, Матерь! Не оставь детей своих!
Сын гор бубнил слова молитвы, остальные либо продолжали стоять в ступоре, либо медленно пятились.
Но бежать им было некуда.
Мы все оказались отрезаны от мира сетью глубоких провалов.
Отшвырнув бесполезную рукоять, Орвин поправил шапку и медленно двинулся ко мне.
– Где Рамона, Зверь? – темные глаза светились неподдельным беспокойством. Он больше волновался за сестру, чем за самого себя. – Она в порядке?
Спросил, а сам уже знал, ощущал родовым чутьем, что все не так.
– Она здесь, – я закашлялся и припал на одно колено. Больше не слушал, что там бормочет мальчишка.
Думал только о Моне.
Она не хотела этой вражды. Она хотела мира.
И я искренне, от всей души захотел помочь ее воле исполниться. Сердце сжималось от боли, напоминая, что я еще жив. Клинок снова вонзился в землю, чиркая острием о мелкие камни.
Я снова видел глазами гор.
Демейрар пытался отбиться от двоих искателей. Вот он разоружил первого, потом второго… Но сзади уже подкрадывалась девчонка. Глупая и бесстрашная, ненавидящая захватчиков всеми фибрами души. Дем дышал тяжело, припадал на правую ногу, окровавленная рука болталась плетью. Еще немного, и все будет кончено.
Я видел, как двое солдат загоняют молодого парнишку-искателя. С их глаз уже спала пелена дурмана, вызванная каменными маками и ложным золотом. Они были злы и распалены дракой. Они пришли убивать и грабить.
И десятки, сотни подобных картин.
Древо далеко раскинуло ветви-сосуды, наполненные магией и алым соком. Я представил, как оружие всех, кто сейчас находится в Западных Горах, ломается, плавится, осыпается металлической стружкой.
Дар бушевал в груди, бесновался под кожей, устремляясь в землю через клинок-проводник. Во мне рождалось что-то новое, неизведанное, ни с чем не сравнимое по силе и мощности. Я был един со стихией, я слышал ее голос у себя в голове, слышал разочарованный скрежет и звон металла, которому не дали напиться крови.
Сегодня лестрийцы и искатели лишились своего оружия.
Глава 40. Испытание богини
Рамона
Я долго не могла сориентироваться. Вокруг плавали клочья багрового тумана, ввысь поднимались стены из осколков кровавого камня. В каждом из них отражались картины прошлого и настоящего. Пугающие, неясные, а порой откровенно безумные.
Меня охватило то же чувство, что и при входе в пещеру. Истоки его были понятны – здесь покоилось древнее и неподвластное человеческому пониманию существо, оно вселяло потусторонний трепет и страх даже в птиц и зверей. Поэтому снаружи было так тихо, а люди всегда избегали Ущелья Забытых.
Я спешно отвернулась, чтобы не смотреть в отражения минувшего. Боялась, что ненароком могу подглядеть, что творится сейчас наверху.
В груди заныло от боли и осознания своей слабости. Что я могу предложить или противопоставить древнему божеству? Только свою жизнь. Но делать это мне абсолютно не хотелось. Особенно тогда, когда я узнала, что стану матерью. Поэтому оставалась крохотная надежда на то, что я сумею договориться.
Внезапно каменный пол под ногами тряхнуло, он пошел волной, а я налетела спиной на стену. Что же такое! И вдруг…
Сквозь закрытые веки я узрела то, что творилось снаружи. Как будто осколки-зеркала впились в мой разум и заставили смотреть. Я видела искателей, которые шли на лестрийцев. Утратив страх, они защищали свой дом так, как умели. А воинам лорда Брейгара оставалось лишь бороться за свою жизнь с разъяренными детьми гор.
Я видела, как по земле ползут глубокие трещины, как люди бегут, забывая о распрях. Страх гнал их, как диких зверей.
А еще я видела Ренна. Он застыл над пропастью, глядя сверху вниз на своего отца. Лорд Брейгар из последних сил цеплялся за камни, но Ренн был непоколебим. Лицо его превратилось в маску с сурово поджатыми губами и сведенными бровями, глаза утратили жизнь и свет. Даже отсюда я чувствовала его боль.
Замотав головой, чтобы прогнать, стряхнуть липшие ко мне видения, я побежала вперед. Не зная, куда и зачем – ноги сами несли прочь. Долго ничего вокруг не менялось, плотный туман стелился по земле.
В этом странном месте силы быстро покинули меня. Нога попала в трещину – я упала, больно ушибив колено. Предательские слезы вскипели на ресницах, в груди заклокотало сбитое дыхание.
– Вот ты и пришла, Рамона.
Голос прозвучал у меня в голове. Он был глубоким, бархатистым, пробирающим до мурашек. Я