В стране наших внуков - Ян Вайсс

Издавая гармонические звуки клаксона, к ним приближалась электрическая коляска. Ее белоснежные, без единого пятнышка покрышки сверкали уже издали. Сзади удобно восседала мамаша в спортивном шелковом костюме, похожем на костюм автогонщика. Да и элегантная, обтекаемая форма коляски тоже напоминает об автомобильных гонках — это было, пожалуй, несколько смелое сочетание детского гнездышка, охраняемого от всяких невзгод, с представлением о головокружительной скорости.

Еще один аккорд клаксона — и коляска остановилась прямо перед новыми приятельницами. Обе они с нескрываемым изумлением рассматривали ее.

— Какая замечательная коляска! — воскликнула Ленка, стараясь скрыть за возгласами восхищения свое неодобрение.

— Это вы сами, милая, выдумали? — спрашивает пани Гана, мысленно подыскивая оправдание для такой экстравагантности.

— Оригинал Ривьера! — сказала гонщица, удивленная тем, что они до сих пор не знают об этом. — Мы с мужем каждую зиму живем на Ривьере, без таких колясок там просто нельзя обойтись!

Обе приятельницы молча кивали головами. Вдруг на одной стороне коляски вспыхнул красный огонек — сигнал, что ребенок проснулся. В это же время зазвенели колокольчики. Занавески раздвинулись сами собой, и пани Гана заглянула внутрь коляски.

Там в полумраке из кружевных подушечек, точпо красная луна из-за облаков, выглянула круглая рожица с носиком-пуговкой. Два сжатых кулачка потянулись к сверкающей разноцветными блестками погремушке.

Нажав кнопку, владелица автоколяски спустила верх, выставляя напоказ свое сокровище. Наши приятельницы воздали должное ее ребенку, ожидая, что и она в свою очередь обратит внимание на их потомков. Но мать не видела дальше своей коляски.

— Я помню, — старалась она завязать разговор, — в прошлом году осенью, когда мы приехали в Ниццу, там как раз проходил конкурс на самую лучшую коляску. Пора было бы и у нас устроить нечто подобное. «Самая красивая и самая удобная!» Соединить красоту с удобством для ребенка…

— Зачем же откладывать? — улыбнулась пани Гана своей приятельнице Ленке, — Тут же на месте можно приступить к голосованию! Я предлагаю первую премию присудить вот этому изобретению! — она показала на шикарную коляску.

— Я подаю голос за эту же коляску! Итак, первая премия присуждена! воскликнула пани Ленка, чтобы доставить удовольствие новой знакомой, и в ее голосе не было ни тени насмешки.

Ребенок в автоколяске захныкал — не помогли ни звоночки, ни блестящие погремушки, ни сухие пеленки, он хотел совсем другого, что может угадать только мать.

Волей-неволей мамаше пришлось слезть с коляски. В то время как она наклонялась к ребенку, обе приятельницы поспешно отошли от нее и направились к ротонде, которая сияла своим белым куполом в конце аллея.

— Человеческая глупость еще не вымерла! — с сожалением сказала пани Гана, а пани Ленка добавила: — Существует санаторий для лечения характера там излечиваются гордость и эгоизм, лживость и леность, но глупость, как мне кажется, очень трудно поддается излечению, хотя она я исчезает постепенно…

Ожи свернули в сторону — навстречу им приближалась всем известная коляска пятерни. Она двигалась во всю ширь аллеи со спущенным передним стеклом серебряного верха. На дне ее лежало пять спящих бутончиков вперемежку голубых и розовых. А за коляской с брильянтовым орденом многодетности на груди выступает мать, готовая вот-вот вознестись от гордости. Как алтарь на колесиках, везет она свою гигантскую коляску. Все останавливаются, в знак приветствия в воздухе реют платочки. Матери выражают ей свои симпатии и восхищение.

Когда обе женщины подъезжали к воротам ротонды, пани Гана вдруг остановилась и показала приятельнице на открытое окно, в котором от дуновения легкого ветерка развевались белые кисейные занавески. Окно было полускрыто за галереей, увитой фиолетовыми кистями глициний. Но внимание пани Ганы привлекло не окно и не глицинии, а молодая женщина в черном платье. Она стояла у окна и каждый раз, когда ветерок откидывал длинный край занавески, с жадностью заглядывала в комнату. Когда же занавеска опускалась, женщина, словно обессилев, падала на скамейку, стоящую в галерее.

— Вот странно! — сказала пани Гана. — Я уже несколько дней наблюдаю за ней. Она всегда делает одно и то же — или заглядывает внутрь, или сидит на скамейке. У нее такой трагический вид.

— Очевидно, с ней случилось какое-нибудь несчастье. Может быть, у нее умер ребенок.

— Ну что вы? Этого не бывает.

— Почему же, вполне возможно! Недавно по радио передавали, что из семейного самолета выпал ребенок. Мать, правда, выбросилась вслед за ним.

— Пойдемте к вей! — предложила пани Гана. Мне хотелось бы ее утешить, если это возможно.

Когда они приблизились к ней, ветер как раз раздвинул занавеску, и незнакомка, поднявшись на цыпочки, заглянула внутрь. Услышав за собой шаги, она пугливо оглянулась.

— Вы ждете кого-нибудь? — приветливо улыбнулась ей пани Гана. — Может, кого позвать? Я иду туда.

— Нет, спасибо, я никого не Жду, — oтветила незнакомка. — Я просто так заглядываю.

На ее загорелом энергичном лице не заметно было никаких следов горя. Возможно, оно скрывалось в строгом взгляде ее глаз — они не ответили на приветливую улыбку Ганы. Темные волосы прямыми прядями опускались на плечи это не шло женщине и старило ее. Было видно, что она не обращает внимания на свою внешность, и, пожалуй, только это и указывало на какой-то душевный кризис.

— Почему же вы не заходите внутрь? — спросила Гана. — Пойдемте с нами.

— Я… не могу, — ответила незнакомка.

— Почему не можете? Все матери могут.

— Я не мать.

Пани Гана испугалась, что сказала такую глупость и, возможно, оскорбила этим незнакомую женщину.

— Я хотела сказать, все женщины могут входить туда! Каждая женщина является матерью или будет ею.

— Кроме меня. Я не мать и не буду ею.

«Я говорю глупости», — подумала Гана, когда прошло первое удивление. Она поняла, что своим неуместным усердием сделала еще хуже. Ленка посмотрела на нее с укором. Только незнакомка оставалась спокойной.

— У меня нет детей и никогда не будет, — продолжала она, как бы упиваясь своей горькой участью.

— Но почему же? — наивно выспрашивала Гана; ей никогда еще не приходилось встречаться с женщиной, у которой, несмотря на ее желание, не могло быть детей.

— Спросите камень, почему он не родит. А я тоже как камень.

— Я дам вам совет, моя дорогая, — перебила ее до сих пор молчавшая пани Ленка. Она страшно любила давать советы и не преминула воспользоваться случаем. — В Крконошах есть санаторий, — сказала она, — в котором и камень родит! Это лечебница доктора Кубата в Гаррахове. Аэротакси доставит вас туда за полчаса.