100 волшебных сказок - Коллектив авторов

Его глаза сделались маленькими, как у свиньи, нос стал огромным и свешивался ниже рта и подбородка, шея была как будто совершенно отнята, потому что голова сидела глубоко в плечах, и только с очень сильной болью он мог поворачивать ее направо и налево. Его тело было еще таким же, как семь лет тому назад, когда ему было двенадцать лет, но тогда как другие с двенадцатого до двадцатого года растут в вышину, он рос в ширину, спина и грудь сильно выгнулись и имели вид маленького, но очень туго набитого мешка. Это толстое туловище сидело на маленьких, слабых ножках, которые, казалось, выросли не для этой тяжести. Зато тем больше были руки, висевшие на его туловище. Они были величиной, как у вполне взрослого человека, кисти рук были грубы и буро-желтого цвета, пальцы длинны и паукообразны, и когда он совершенно вытягивал их, то мог не нагибаясь доставать ими до земли.

Такой вид имел маленький Якоб – он превратился в уродливого карлика!

Теперь он вспомнил и то утро, когда старуха подошла к корзинам его матери. Все, что он тогда ругал в ней, длинный нос, безобразные пальцы, все она приворожила ему, кроме только длинной дрожащей шеи.

– Ну, принц, теперь вы вдоволь нагляделись? – сказал цирюльник, подходя к нему и со смехом осматривая его. – Право, если бы захотелось увидеть во сне что-нибудь подобное, такого смешного никому не могло бы представиться. Однако я хочу сделать вам одно предложение, маленький человек. Хотя мою цирюльню хорошо посещают, но все же с недавнего времени не так, как я желаю. Это происходит потому, что мой сосед, цирюльник Шаум, где-то разыскал великана, который у него приманивает в дом посетителей. Ну, быть великаном совсем не штука, а таким человечком, как вы, – да, это уж другое дело! Поступайте ко мне на службу, маленький человек. У вас будет квартира, еда, питье, одежда, у вас будет все. За это вы будете становиться утром у моих дверей и приглашать публику заходить, вы будете взбивать мыльную пену, подавать посетителям полотенце, и будьте уверены, что при этом нам обоим будет хорошо! У меня будет больше посетителей, чем у того цирюльника с великаном, и каждый охотно даст вам еще на чай.

Малютка внутренне был возмущен предложением служить для цирюльника приманкой. Но разве он не должен был терпеливо перенести это оскорбление? Поэтому он совершенно спокойно сказал цирюльнику, что для такой службы у него нет времени, и пошел дальше.

Хотя злая старуха изуродовала его наружность, однако она ничего не могла сделать с его рассудком.

Это он хорошо сознавал, ведь он думал и чувствовал уже не так, как семь лет тому назад, нет, ему казалось, что в этот промежуток времени он стал умнее, рассудительнее. Он горевал не о своей утраченной красоте, не об этой уродливой наружности, а только о том, что его, как собаку, гонят от отцовской двери. Поэтому он решил сделать у матери еще одну, последнюю попытку.

Он пошел к ней на рынок и попросил ее спокойно выслушать его. Он напомнил ей о том дне, когда он пошел со старухой, напомнил ей о всех отдельных случаях своего детства, потом рассказал ей, как он семь лет прослужил у феи белкой и как она превратила его, потому что тогда он бранил ее. Жена сапожника не знала, что ей думать. Все, что он рассказывал ей о своем детстве, было верно, но когда он стал говорить о том, что в течение семи лет был белкой, она сказала:

– Это невозможно и фей не существует!

Когда же она взглянула на него, то почувствовала отвращение к уродливому карлику и не поверила, чтобы это мог быть ее сын. Наконец она сочла самым лучшим поговорить об этом с мужем. Поэтому она собрала свои корзины и велела ему идти с ней. Вот они пришли к лавке сапожника.

– Посмотри-ка, – сказала она ему, – вот этот человек уверяет, что он наш пропавший Якоб. Он рассказал мне все: как его семь лет тому назад украли у нас и как его заколдовала фея.

– Как? – с гневом прервал ее сапожник. – Это он рассказал тебе? Постой, негодяй! Только час тому назад я все рассказал ему, а теперь он идет дурачить тебя этим! Ты заколдован, сынок? Постой же, я тебя опять расколдую!

При этом он взял пучок только что нарезанных им ремней, подскочил к малютке и ударил его по горбатой спине и по длинным рукам, так что малютка закричал от боли и с плачем убежал.

В том городе, как везде, было мало сострадательных душ, которые помогли бы несчастному, имевшему притом что-то смешное в наружности. Поэтому случилось так, что несчастный карлик целый день оставался без пищи и питья и вечером должен был выбрать для ночлега церковную паперть, как ни холодна и жестка она была.

Когда же на другое утро его разбудили первые лучи солнца, он стал серьезно раздумывать о том, как ему влачить свою жизнь, потому что отец и мать прогнали его. Он чувствовал себя слишком гордым, чтобы служить вывеской цирюльника, он не хотел наняться к фокуснику и показывать себя за деньги. Что же он должен был делать? Тогда ему вдруг пришло в голову, что будучи белкой он сделал большие успехи в поварском искусстве. Ему не без основания казалось, что он может надеяться поспорить со многими поварами, и он решил воспользоваться своим искусством.

Поэтому, как только на улицах стало оживленнее и утро вполне наступило, он вошел сперва в церковь и помолился, а затем отправился в путь. Герцог, государь той страны, был известным кутилой и лакомкой, любившим хороший стол и разыскивавшим своих поваров во всех частях света. Малютка отправился к его дворцу. Когда он подошел к наружным воротам, привратники спросили, что ему нужно, и стали насмехаться над ним. Он же спросил главного смотрителя кухни. Они засмеялись и повели его через передние дворы; везде, куда он приходил, слуги останавливались, смотрели ему вслед, громко смеялись и присоединялись, так что мало-помалу вверх по лестнице дворца двигался уже огромный хвост всевозможных слуг. Конюхи побросали свои скребницы, гонцы побежали, как только могли, полотеры забыли выколачивать ковры; все толпились и стремились, была такая давка, как будто у ворот был враг, и крик: «Карлик, карлик! Видели вы карлика?» наполнял воздух.

Вот в дверях показался смотритель дома с сердитым лицом и огромной плетью в руке.

– Ради самого неба, собаки, что вы поднимаете такой шум! Не знаете вы, что государь еще спит?

При этом он взмахнул бичом и довольно грубо опустил его на спины некоторых конюхов и привратников.

– Ах, господин! – воскликнули они. – Разве вы не видите! Вот мы ведем карлика, карлика, какого вы еще не видали!

Увидав малютку, смотритель дворца с трудом удержался от громкого смеха, боясь повредить им своему достоинству. Поэтому он прогнал остальных плетью, отвел малютку в дом и спросил, что ему нужно. Услыхав, что карлик хочет к смотрителю кухни, он возразил:

– Ты ошибаешься, сынок! Ты хочешь ко мне, смотрителю дома. Ты хочешь быть у герцога лейб-карликом, не так ли?

– Нет, господин! – отвечал карлик. – Я искусный повар и опытен в разных редких кушаньях. Отведите меня, пожалуйста, к главному смотрителю кухни; может быть, ему понадобится мое искусство.

– У всякого свое желание, маленький человечек! Впрочем, ты все-таки нерассудительный малый. В кухню! Как у лейб-карлика у тебя не было бы работы, а еды и питья – сколько душе угодно, а еще красивые одежды. Однако посмотрим, едва ли твое поварское искусство ушло так далеко, как нужно главному повару государя, а для поваренка ты слишком хорош.

С этими словами смотритель дворца взял его за руку и повел в комнаты главного смотрителя кухни.

– Милостивый государь! – сказал там карлик и поклонился так низко, что коснулся носом ковра на полу. – Не нужен ли вам искусный повар?

Главный смотритель кухни оглядел его с головы до ног, потом разразился громким смехом и воскликнул:

– Как? Ты повар? Ты думаешь, наши плиты так низки, что ты можешь заглянуть хоть на одну, если встанешь на цыпочки и хорошенько вытянешь голову из плеч? О, милый крошка! Кто послал тебя ко мне, чтобы наняться в повара, тот одурачил тебя!

Так сказал главный смотритель кухни и громко засмеялся, а вместе с ним засмеялся смотритель дворца и все слуги, бывшие в комнате.

Но карлик не смутился.

– Что стоит одно или два яйца, немного сиропа и вина, муки и приправ в доме, где этого вдоволь? – сказал он. – Задайте мне приготовить какое-нибудь лакомое кушанье, принесите, что нужно для него, и оно на ваших глазах быстро будет готово, а вы должны будете сказать: да, он повар по всем правилам искусства!

Такие и подобные речи повел малютка, и странно было смотреть, как сверкали при этом его маленькие глазки, как извивался туда и сюда его длинный нос, а его тонкие паукообразные пальцы вторили его речи.

– Хорошо! – воскликнул смотритель кухни и взял смотрителя дворца под руку. – Хорошо, шутки ради пусть будет так. Пойдемте на кухню!

Они прошли несколько зал и коридоров и наконец пришли на кухню. Это было большое, просторное здание, великолепно устроенное. На двадцати плитах постоянно горел огонь, чистая вода, служившая в то же время для рыбного садка, протекала посреди них. В шкафах из мрамора и драгоценного дерева были расставлены припасы, которые всегда нужно иметь под рукой, а направо и налево было десять зал, и в них было сложено все, что можно найти дорогого и лакомого для гастронома во всех странах Франкистана и даже на Востоке. Разная кухонная прислуга суетилась, стучала и гремела котлами и сковородами, вилками и половниками, но когда в кухню вошел главный смотритель, все они неподвижно остановились, и слышен был только треск огня и журчание ручейка.