Черный Лев - Джуд Деверо

– Ранулф! – возмутилась она грубостью мужа, но тут же не выдержала и засмеялась.

– А теперь объясни, почему ты меня покинула.

– Ты ужасно настойчив! Боюсь, что моя кожа уже никогда не будет прежней, а живот так и останется растянутым и в складках.

– Он всегда будет наполнен моими дочерьми, Лайонин! Говори!

Ей пришлось смириться.

– Я думала, ты женишься на Амисии. Она сказала…

– Знаю. Ходдер обо всем поведал. Но почему ты поверила этой женщине, а не своему мужу?!

– Я верила тебе, но мужчины всегда изменяют женам.

– Неужели?! Ты точно это знаешь? А если и так, они обязательно бросают жен и женятся на любовницах?

– Нет, но Амисия твердила, что король Эдуард…

– Эдуард – мой король, но не управляет моей жизнью. И не сможет заставить меня жениться против воли.

– А Гилберт де Клер? Он развелся с женой и взял дочь короля Эдуарда.

– Ты же встречала его при дворе. И смеешь сравнивать этого человека со мной? Алчный негодяй, и Эдуарда часто предупреждали насчет него! Вот увидишь, скоро он принесет королю много бед! Де Клер не столько хочет угодить королю, сколько желает стать ему равным. Итак, какие жалкие причины покинуть мужа ты еще можешь привести?

– Не знаю. Все казалось таким правдивым. Слова Амисии. Твои письма. У нее оказалась лента, которую я вышивала для тебя. Я своими глазами видела, как ты целовал ее!

– Ты лицезрела, как эта уродка вешалась мне на шею! Я едва удержался, чтобы не стряхнуть ее на землю!

– Ранулф, мы так долго были в разлуке! К чему тратить время, обсуждая всякие неприятности? Я давно все поняла. Знаю, что Амисия тебя очернила. Я слышала ее разговор с сэром Мореллом. Они вдвоем все это задумали.

– У нас впереди вся ночь. Я не собираюсь уводить тебя отсюда до рассвета. И хочу знать, что заставило тебя поверить этой женщине. Имей ты больше веры в меня, сотня писем не заставила бы тебя уйти!

– Ты во всем прав, но кое в чем она не солгала.

– В чем именно?

Лайонин немного помолчала, жалея, что Ранулф вынуждает ее говорить вслух о терзавших душу сомнениях.

– Амисия сказала, что, когда впервые увидела тебя… Знаю! – отчаянно вскричала она. – Мне знакомы ее чувства!

Co мной происходило то же самое! Ранулф! Ты смеешься? Я поведала тебе самое сокровенное, а ты поднимаешь меня на смех! Она размахнулась, чтобы ударить его, но он перехватил ее руку.

– Я не позволю повредить моему ребенку столь неосторожными движениями! Итак, Амисия заявила, что не смогла устоять передо мной с самой первой встречи?

– Теперь я сама не понимаю, как это вышло. Клянусь, я последняя дура, если захотела такое, как ты, злобное создание!

Он поцеловал ее в лоб.

– Ты лгунья, и я немедленно отправлю тебя на исповедь, как только вернемся домой. Лайонин, теперь, здесь, в темноте, я скажу тебе, раз и навсегда. Потом я буду все отрицать.

Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него. В Ранулфе было очень сильно развито чувство чести, и даже намек на то, что он способен солгать, потряс ее. Но Ранулф, не обращая внимания на ее удивленный взгляд, продолжал:

– Временами я хвастаюсь тебе своей красотой, но только потому, что ты взираешь на меня, как на первого красавца в мире. У тебя прямо слюнки текут при виде меня! И не протестуй, ибо я сам смотрю на тебя точно так же. Ноты видишь во мне то, чего не замечают другие женщины. Они считают меня чересчур темным и лишенным всякого изящества.

– Но это неправда! А женщины при дворе? Они только что не дрались со мной из-за тебя.

– Думаешь, они обращали бы на меня внимание, не будь я так богат? Для них идеал красоты – мой друг Дейкр.

– Дейкр! Да он походит на рыбье брюхо! Совершенно бесцветные глаза и волосы, и при этом так худ, что почти не отбрасывает тени!

– Похоже, у тебя было время тщательно его изучить. Не обращая внимания на укол, она провела тыльной стороной ладони по его щетинистой щеке.

– А когда он три дня не бреется, на расстоянии его можно принять за девушку. Не то что ты! Знаешь, что при определенном освещении твоя борода кажется почти синей?

Он поцеловал ее пальцы и улыбнулся:

– Рад слышать, что ты так меня защищаешь. Но пойми, я не хочу повторения того, что уже однажды случилось. Для этого и предназначена моя исповедь. Ты в отличие от других женщин с самой первой встречи вела себя со мной как последняя дура!

– Опять лжешь! Я всегда держалась с достоинством!

– Еще бы! Твои глаза горели вожделением, когда ты мыла меня, когда бросилась в объятия, хотя я всего лишь показал тебе длинный лук…

– Я вела себя точно так же в присутствии сотни других мужчин! Вот! Я отплатила тебе! Нет, я соврала, и нечего так на меня смотреть! А ты? Тоже женился на всех женщинах, которых знал только один день?

Ранулф снова обнял ее.

– Вижу, мне мало что удалось вбить тебе в голову. Ты упряма и не желаешь меня слушать. Но запомни одно: никогда не бойся, что другая влюбится в меня после нескольких коротких встреч.

– Значит, влюбится, если узнает тебя лучше? – усмехнулась она.

Ранулф пожал плечами:

– Такое бывало. Я известен как искусный и нежный любовник.

– Ты… ты…

Он закрыл ей рот поцелуем.

– Не стану спорить. Только вспомни мои слова, когда другая женщина, похитрее и поумнее тебя, выйдет на охоту за моим золотом.

– Не могу поверить, что кто-то способен считать тебя уродливым! Знаешь, что в твоих глазах переливаются золотистые искорки?

Он засмеялся, уткнувшись лицом ей в плечо:

– Сдаюсь. Я самый красивый из мужчин и никогда больше не стану это отрицать.

– Ранулф, – застенчиво начала она, – если ты говоришь, что не такой, каким я тебя вижу, значит, и я совсем другая? Ты часто твердил, что я прекрасна.

Ранулф снова засмеялся:

– В этом ты ошибаешься. Боюсь, я должен признаться еще в одном: три года мне расписывали твою красоту, еще до того, как я собрался поехать в Лоренкорт. Клянусь, я сгорал от любопытства, стремясь поскорее увидеть девушку, о которой даже закаленные воины говорили шепотом и самым почтительным образом.

– Правда?

– Да, но я не собираюсь это повторять. Ты и без того слишком тщеславна, хотя не вижу для этого причин, ибо растолстела так, что почти вытеснила меня с кровати!

– А кто в этом виноват? Не будь ты так огромен и мускулист, я не носила бы теперь ребенка размером с половину твоего боевого коня! Так что не жалуйся мне на неудобства, ибо моя кожа скоро не выдержит и лопнет!

Ранулф прижал ее к себе.

– Не люби я тебя так сильно, настрадался бы от твоего острого язычка! – прошипел он и тут же насторожился, ощутив, как напряглось ее тело.

– Чем я прогневал тебя? – недоуменно спросил он.