Личное задание - Сергей Донской

– Нож! Острый!

Перехватив его взгляд, Мамотин по-детски прикрылся ладонями и тоненько крикнул:

– Я же сказал, что все подпишу!

– Ну и что теперь? – насмешливо спросил Итальянец, сжимая рукоять тяжелого тесака, положенного на его ладонь. – Орденом тебя наградить?

– Посмертно! – хохотнул кто-то из бойцов.

Губерман всхлипнул. Наградив его многообещающим взглядом, Итальянец опять пошевелил пальцами в воздухе:

– Стул дайте.

– Может, кресло принести?

– Стул! Деревянный!

Когда приказ был выполнен, Итальянец перевернул стул вверх ножками и с неожиданной яростью прыгнул на него, без труда отломив спинку. Сухой треск дерева прозвучал как выстрел, заставив присутствующих вздрогнуть. Рыхлые щеки Мамотина мелко затряслись. Покосившись на него, Итальянец присел возле сиденья с растопыренными ножками и принялся строгать одну из них, с усилием откалывая длинные неровные щепы.

Услышав смешки бойцов и дробный перестук капель там, где стоял Мамотин, Итальянец не оторвался от своего занятия.

Закончив работу, он выпрямился и полюбовался делом своих рук. Заостренная ножка поломанного стула выглядела очень убедительно.

– Ну что, Макс, играет очочко? – весело поинтересовался он.

Дар речи вернулся пленнику лишь с третьей попытки.

– Я подпишу, – пролепетал он. – Печать при мне.

– Твои деньги мне на хрен не упали! – отрезал Итальянец. – Подойди сюда.

С явным усилием волоча босые подошвы по цементному полу, Мамотин подчинился.

– Ближе, – подбадривал его Итальянец. – Еще ближе... Этот стул всегда будет находиться здесь, в гараже. Посмотри на него внимательно. Вспоминай, когда будешь сидеть в директорском кресле. И если когда-нибудь твоя задница вздумает вилять, то вот что ее ожидает...

Превращенная в кол ножка стула выжидательно уставилась вверх.

– Стул?.. Директорское кресло?.. – Мамотин выглядел совершенно потерянным.

– Я беру тебя вместо Губермана, – заявил Итальянец безапелляционным тоном. – Человек, который способен заработать два с половиной миллиона для себя, не оставит в обиде и своих новых товарищей... Верно я говорю?

Бойцы сдержанно загоготали, но уже не злобно, а дружелюбно.

– Я согласен. – Глаза Мамотина увлажнились.

– Куда же ты денешься, – усмехнулся Итальянец. – Сейчас ты наденешь штаны и обстоятельно побеседуешь со своим другом детства. Он должен подробно рассказать, сколько денег успел у меня натырить, где их хранит и как до них добраться. Коллеги тебе подсобят, если вдруг господин Губерман вздумает запираться, но, думаю, до этого дело не дойдет... Да, Боря?

Губерман подался вперед, вытянув шею, как примерный ученик на уроке любимого преподавателя.

– Я все расскажу, Александр Сергеевич!

Итальянец не удостоил его взглядом.

– Арам, проводи меня, – распорядился он, направляясь к выходу. Дождавшись, когда фигура в френче пристроится по правую руку от него, он сказал: – Мамотин этот на нас полгодика поработает, а потом мы его заменим. Нельзя барыгам волю давать. Она их портит. За каждым глаз да глаз нужен... Ну ничего, я скоро порядок в этом крысятнике наведу!

Они начали подниматься по лестнице, когда Итальянец достал из кармана телефонную трубку и немного подержал ее перед собой, как бы взвешивая на ладони. Наконец трубка перешла к Араму с напутствием:

– Возьми. Того, кто позвонит, обложишь по полной программе и посоветуешь забыть этот номер, если ему жизнь дорога.

– Кого именно? – деловито спросил Арам, шагая в ногу с боссом по ковровому покрытию коридора.

– На эту трубу только один человек позвонить может, не ошибешься. – Представив себе лицо полпреда, полагающего, что он достиг таких высот, что обматерить его может один лишь президент, Итальянец улыбнулся. Потом, покосившись на сосредоточенно шагавшего рядом Арама, добавил: – Трубку после разговора уничтожь. Она мне больше не понадобится.

– Понял. – Они уже стояли на крыльце бывшего театра и одновременно щурились от яркого солнца, ударившего по глазам. – Далеко собираетесь, шеф? – полюбопытствовал Арам, заприметив, что вокруг хозяйского «Мерседеса» собралось несколько машин сопровождения.

– Прокачусь в поселок злоедучий, – проворчал Итальянец. – Раз уж напряг турок, то отступать нельзя – мы с ними на наркоте скоро плотно повяжемся. Да и задумку с особняками хоронить рановато. – Он хохотнул.

Степенно огладив седую бороду, Арам задал последний вопрос:

– Как с Губерманом поступить, когда он все выложит?

– На стул, – бросил Итальянец, уже спустившийся на несколько ступеней вниз. По его спине было заметно, что оборачиваться он не собирался.

– На стул так на стул, – пробормотал Арам. Прежде чем вернуться в офис, он снял с шеи цепочку с крестом и бережно спрятал ее в карман.

Чем ближе к полудню, тем более дремотным и разомлевшим становился поселок Западный. Жизнь протекала где-то рядом, но все равно мимо, словно расплавленная лента шоссе, огибавшая эти места. Все оставалось с виду таким же, как недели, месяцы, годы назад. Вот только невесть откуда взявшийся бензовоз торчал посреди грунтовки, вынуждая редкие автомобили объезжать его по бездорожью.

Загорелый светлоглазый водитель оставил капот открытым, давая понять: заглох. Но вместо того, чтобы ковыряться в моторе, он бесцельно расхаживал возле бензовоза да поглядывал на далекое шоссе. У его ног крутился громадный черный пес, которого мужчина то и дело пытался прогнать прочь. Пес проявлял завидное упрямство: отбегал на несколько метров и возвращался обратно.

Когда солнце приблизилось к зениту, мужчина зачем-то подогнал вплотную к бензовозу еще один автомобиль. Шикарный джип выглядел на пыльной дороге совершенно неуместно и окончательно преградил проезд в поселок. Правда, в такую жару сюда никто не стремился. Они были совсем одни – пес и человек.

– Полковнику никто не пишет, – пробормотал он. – Полковника никто не ждет. Так, Рокки?

Пес приподнял одно ухо и фыркнул.

– Тут ты абсолютно прав, – произнес человек с таким видом, как будто понимал, что имеет в виду Рокки. – Я до полковника не дослужился, в майорах хожу. Но и мне тоже никто не пишет, как ни странно... А было бы здорово получить письмо. – Он запрокинул голову к небу и мечтательно продекламировал: – «Громову, лично... Ввиду важности предстоящего задания высылаем вам ящик холодного пива и блок сигарет американского производства. Связную узнаете по стройным ногам, длина которых...»

Почему-то вспомнилась Ксюха, и Громову абсолютно расхотелось зубоскалить.

Он провел рукой по синей рубахе – там, где ткань сохранила розовый оттенок. После ночного купания и возни с бензовозом она смотрелась не лучшим образом, но Громов и сам не тянул на лондонского денди. Бахромистая дыра на колене джинсов, как у какого-то панкующего юнца; колючая щетина до самых глаз. Послушав, как она шуршит под пальцами, Громов осведомился у Рокки:

– Вылитый разбойник с большой дороги, м-м?

Ротвейлер отрицательно завилял задом, компенсируя таким образом отсутствие полноценного хвоста.

– Хороший ты пес, а все-таки лучше бы шел своей дорогой, – предложил Громов уже в который раз за сегодня. – Ничему хорошему ты у меня не научишься.

Рокки отвернулся и независимо уставился вдаль, словно сказанное его никоим образом не касалось. Он, когда хотел, совершенно переставал понимать человеческую речь, а других собеседников поблизости не было.

Ванька со своим топориком терпеливо хоронился на пшеничном поле, полагая, что выполняет важную боевую задачу. Ему было строго-настрого велено не высовываться, пока не будет подан особый сигнал в виде синей ракеты. Поскольку никакой ракетницы у Громова не было, то Ваньке при любом исходе операции предстояло сегодня вернуться домой целым и невредимым. Ничем другим отблагодарить преданного мужика Громов не мог.

Взобравшись на раскаленную цистерну бензовоза, он развернулся лицом к далекому шоссе. Никаких признаков приближающегося кортежа Итальянца там не наблюдалось, но он остался наверху, не обращая внимания на шквал солнечного света и едкие бензиновые пары, струящиеся вокруг. Горючего в емкости было не много – треть от силы. Оптимальный вариант. Ведь если бы цистерна оказалась полной, то даже трехтонный внедорожник вряд ли смог выволочь ее на берег.

Курить, сидя на бензовозе, Громов воздерживался. Оставалось лишь глазеть по сторонам, чтобы не скиснуть от жары и скуки. Самыми интересными объектами для наблюдения оказались две мальчишеские фигурки, пылящие по грунтовой дороге.

«Будете плавать наперегонки, нырять, ловить раков, – обратился к ним Громов мысленно. – Счастливые вы, пацаны, хотя сами не подозреваете об этом. Я в вашем возрасте тоже был счастливчиком, но не радовался этому, полагая, что так будет всегда. Поздно спохватился. Поздно сообразил, что в детстве каждый день – праздник. Сколько всего можно было переделать за один-единственный день, с утра до ночи! Подраться и помириться с лучшим другом... Тайно влюбиться в незнакомую девчонку... Затеять любую из тысяч известных игр... Обменять коллекцию марок на коллекцию значков, а значки снова обменять, например, на отряд солдатиков, а потом отливать их фигурки из расплавленного свинца, добытого из куска кабеля... И еще остается время на футбол... На страшные байки у костра... На «Двух капитанов» или «Трех мушкетеров»... И...»