Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский

Часть этой работы велась в рамках земства, и русская интеллигенция только приветствовала работу украинских врачей и учителей в селе. Но зачем по-украински?! Ведь нет такого языка! И русская интеллигенция развлекалась байками про китов и котов, отказываясь понимать украинских коллег.

Но что характерно — ведь в отличие от Польши и Австрии украинец действительно ассимилировался в Российской империи легко и быстро. В громады ушли не те, кто не хотел становиться угнетателем-поляком или совсем уж чужаком-немцем. А те, кто осознал себя НЕ РУССКИМ. И надо быть слепыми и глухими, как… как русская имперская интеллигенция, чтобы не понимать, что это значит.

Громады выступали и против поляков — в том числе против польских восстаний — они, поляки, отрывают Польшу от России, это плохо! Но в Российской империи не должно быть угнетения народов. Долой централизацию, и пусть местные земства имеют право на самоуправление!

Идеалом громад стала культурно-национальная автономия, сочетание парламентаризма с земским движением, в котором громады видели опору для борьбы с царизмом.

Царское правительство в 1872 году потребовало прекращения деятельности громад, а в 1876 году в административном порядке запретило громады, печатание литературы на украинском языке и ввоз ее из-за границы.

Часть членов громад была арестована и сослана, часть эмигрировала. Из уехавших мало кто отрекся от своих убеждений.

Профессор Киевского университета Михаил Петрович Драгоманов родился в местечке Гадяч Полтавской губернии в 1841 году, в семье мелкопоместных дворян. Окончил Киевский университет и стал в нем с 1864 года приват-доцентом. А в 1875 году уволен за политическую «неблагонадежность» и в 1876 году уехал в Швейцарию, там издавал сборник, потом журнал «Громада» на украинском языке. Вышло в общей сложности пять выпусков «Громады». Украинская эмиграция выпускала сочинения Тараса Шевченко, Герцена, Панаса Мирного, нелегально ввозила в Российскую империю.

Драгоманов домой так и не вернулся. С 1889 года он — профессор Софийского университета, где и скончался в 1895 году.

Политическая судьба Драгоманова типична для членов «Старой Громады»: для либералов он чужой — слишком националистичен; для социал-демократов и революционных демократов — тоже чужой: слишком буржуазен, привязан к идеям парламентаризма и либерализма.

Оставшиеся в России и дальше будут пропагандировать свои взгляды, увлекать своими идеями все более широкие массы. Тут появятся и деятели земского движения 1880-х годов, уже скрывающие свои взгляды и гораздо более «близкие к народу» деятели — как тот же Панас Мирный (Афанасий Яковлевич Рутченко), написавший много романов из народной жизни. Идеи украинского национализма он как будто и разделял… но борьба за классовое освобождение ему неизменно оказывалась ближе, чем за национальное. Один из романов назывался: «Разве ревут волы, когда ясли полны?»

Не случайно коммунисты признали его и поставили памятник Панасу Мирному в Полтаве.

В самом же конце XIX века и в начале XX идеи украинского национализма сольются с идеями «революционного преобразования общества» и социал-демократии. Родятся социалисты-федералисты; социалисты-самостийники; Украинская социал-демократическая рабочая партия (УСДРП); Украинская партия социал-революционеров (УПСР). Практика этих широких «народных» движений прекрасно показана у Михаила Булгакова.

Что это доказывает? Только одно: национальный социализм совсем недалек от интернационального. Два очень похожих стволика растут из единого корня.

Симон Васильевич Петлюра гораздо моложе членов громад (1879 года рождения), куда «демократичнее» по происхождению. Сын извозчика, он уволен из гимназии за участие в громаде и эмигрировал во Львов. С 1900 года — член Революционной украинской партии. Прекрасный пример того, как человек без особенного образования может понять идеи интеллектуалов. Пример того, во что легко превращаются идеи интеллектуалов, «овладевая народными массами». И во что превращается человек, сознанием которого овладела соответствующая идея.

Интересно, а если бы члены громад (Драгоманов, Костяковский) могли бы увидеть Петлюру, его банды и булгаковский Киев «страшного года от Рождества Христова 1918», — что делали бы они? Крестились бы и плевались? Кинулись бы жечь книги на украинском языке? Пытались бы разъяснить, что хотели совершенно иного?

Поздно, поздно. Джинн украинского национализма вылетел из бутылки и неизбежно должен принять самые различные формы. В том смысле и самые отвратительные.

Начать с того, что Малороссия утратила свое древнее название и стала Украиной. Белоруссия, Белая Русь, это название сохранила. Может быть, дело в более спокойном течении истории — украинская война не обошла стороной Белоруссию, но все же основные военные действия велись южнее. А главное — не было никакого массового народного движения за отделение от Речи Посполитой. На Украине Московия могла опираться на Хмельниччину, на массовое желание русинов-украинцев пойти под руку Московского царя, соединиться с православными московитами.

Белорусы — тоже православные, а шляхта в Белоруссии тоже ополячивается и окатоличивается — Радзивиллы и Сапеги в качестве яркого примера. Но белорусы живут все-таки в своем государстве, в Княжестве, а не на землях Королевства. Они меньше чувствуют себя национально униженными.

Белоруссия, последняя земля Великого княжества Литовского и Русского, жила по своим собственным законам, даже войдя в состав Российской империи: и после разделов Речи Посполитой в ней действовали Литовские статуты.

В результате осознание белорусами себя как особого народа началось позже, чем на Украине, уже в XIX веке. Наверное, первым проявлением этого самосознания стал проект нескольких белорусских шляхтичей (во главе с Огинским и Любецким) о создании Великого княжества Литовского под протекторатом России. Ведь существует же Великое княжество Финляндское? Почему бы не быть и Литовскому?

Проект создан католиками, ополяченными магнатами. Но эти люди осознают Белоруссию своей Родиной, а себя — все-таки не поляками, а «тутэйшими», жителями Белоруссии. В их проекте впервые появляются идеи «западно-русизма»: мол, мы русские — но не такие, как москали. Мы — западные русские и в чем-то от вас отличаемся. Есть в проекте и положение о том, что Великое княжество Литовское — это белорусское княжество. Что русины-белорусы ассимилировали Литву, поглотили литовскую знать и что Великое княжество Литовское было русской землей.

Сам проект — одновременно и очень московский, москальский «бунт на коленях». И последнее прости-прощай Великого княжества Литовского и Русского. И первое проявление нарождающегося белорусского национализма.

Проект создания Великого княжества Литовского по типу Финляндского был Александром отклонен. А во время войны 1812 года пути шляхты и народа разошлись. Шляхта в основном поддержала Наполеона (как и коренная польская шляхта). Простонародье в массе осталось аполитичным или встало на путь партизанской войны и поддержки Российской империи.

Но и верхушка простонародья все больше осознает свои отличия от москалей. В Союзе литераторов при Виленском университете в братстве филоматов — вовсе не одни дворянские фамилии. Духовный вождь филоматов, профессор Иоахим Лялевель, — сын купца. Литераторы и ученые делали то же, что украинская интеллигенция — формировали представления о белорусском народе, отличающемся и от русских, и от поляков.

Любопытно, что некоторые из будущих декабристов (Лунин, Чернышов, Оболенский, Нарышкин) пытались договориться о совместных действиях и с польским «Союзом патриотов», и с белорусским «Союзом объединенных славян», и с городскими громадами. Особенно активно налаживали связи с белорусами те, у кого имения лежали на западе или кто долго служил в Белоруссии. А вот центр «Северного общества» декабристов этих идей вовсе не одобрял.

В 1830–1831 годах белорусская шляхта выступает вместе с польской; главная ее цель была — восстановить Речь Посполитую. Но та самая верхушка третьего сословия, которую и в России, и в Польше называют «интеллигенция», выступала и за белорусскую государственность. В рамках Русско-польской войны 1830–1831 годов шло и восстание какой-то части белорусов. Пока — лишь малой их части.

В 1830-е годы действовал «Демократический союз» во главе с Феликсом Савичем, преподавателем Виленской медико-хирургической академии. Савич вел пропаганду в народе, налаживал связи с тайной организацией «Содружество польского народа» — но он ведь не вошел сам в «Содружество…» и не стал его агентом в Вильне. Поляки были для него союзниками, но сам «Демократический союз» нерушимо стоял не только за демократические преобразования, но и за независимость Белоруссии.