Тэмуджин. Книга 1 - Алексей Гатапов

Подходя к своему айлу, он оглянулся по окрестностям, еще недавно таким родным и знакомым, а теперь будто затаившим угрозу и месть.

XXIV

Утром в предрассветных сумерках на опушке западного леса долго выла волчица. Тэмуджин проснулся, сквозь уходящий сон послушал далекую песню зверя и вспомнил, что сегодня должны укочевать от них айлы подданных. Вскочил, быстро оделся под светом догорающего в очаге огня. Матери в юрте не было. Он оглянулся на лежащих тесным рядом братьев, посапывающих под широким бараньим одеялом, и вышел в холодную утреннюю полумглу.

Небо на востоке едва засинело; тускнея, светили не по-летнему крупные звезды. На склоне ярко желтела половина лунного круга. Ветер ровно дул с запада и призывный вой волчицы, несмотря на неблизкое расстояние, слышался отчетливо.

Тэмуджин помочился на стылую землю за кожевенной юртой и, пройдя дальше, замер: там, где еще вечером стояли юрты подданных, было уже пусто. Изумленно оглядевшись, Тэмуджин пошел назад, решив зайти в малую юрту, посмотреть, там ли мать, и тут ему будто почудились людские голоса. Прислушавшись, он уловил еле различимый топот копыт с восточной стороны айла. Он быстро перешел к малой юрте и, обойдя ее, в сотне шагов увидел двух приближающихся всадников. Напрягая зрение, по мастям лошадей угадал в них мать Оэлун и Сочигэл. До него донеслись обрывки разговора.

– Рабынь хоть двоих надо было оставить, – недовольно говорила Сочигэл.

– Мы не прокормим много людей, – мягко, будто оправдываясь, убеждала ее мать Оэлун. – Теперь нам придется беречь еду, а для самих себя мы и сами управимся.

– А коров зачем всех отдали? – не унималась та.

– Их мы все равно не сбережем, если они не подохнут в весеннюю бескормицу, то волки съедят…

– Может и не съедят? У нас сыновья с луками…

– Если волки не съедят, то разбойники нападут. Нам сейчас нельзя привлекать к себе чье-то внимание и детей своих к опасности толкать. А за этими двумя мы уж как-нибудь присмотрим. Они удоистые и младшим на зиму молока хватит…

Заметив его, стоявшего при лунном свете у юрты, Оэлун прекратила разговор. Приблизившись, она окликнула:

– Это ты, Тэмуджин?

– Я, – недовольно ответил он.

С языка его так и срывался горький упрек к ним, что не разбудили попрощаться с подданными, но он не мог этого сделать: мужчина должен просыпаться сам. Матери проехали мимо него и спешились у коновязи.

– Разбуди Бэктэра и зайдите вместе в большую юрту, – сказала Оэлун, привязывая кобылу и обращаясь к Сочигэл. – Надо нам всем собраться и поговорить.

Тэмуджин зашел вслед за матерью в большую юрту. В очаге тускло светились прикрытые сероватым пеплом угли. Подсев, он подбросил на них крупные куски аргала и ждал, когда они разгорятся. Топливо густо задымилось сизо-белым облаком и враз загорелось, осветив юрту, заиграло на решетчатых стенах красноватыми отсветами.

Мать расставила на столе еду, на середину поставила домбо с архи. Поставила на очаг котел с отваренной вчерашним вечером бараниной. Тэмуджин равнодушно смотрел на огонь. Она взглянула на него и сказала:

– Ночью приходил Сарахай и предупредил нас об уходе, но тебя он просил не будить.

– Почему? – быстро спросил Тэмуджин.

– Он сказал: пусть наш нойон не увидит, как его подданные будут уходить как воры, прикрывшись ночной темнотой. Ему будет легче простить их, сказал он, когда в будущем они придут к нему с поклоном.

У Тэмуджина сразу полегчало на душе.

Зашли Сочигэл и Бэктэр. Тэмуджин пересел на хоймор.

– Садитесь к столу! – Оэлун расставила четыре тяжелые бронзовые чаши. – Тэмуджин, разлей архи.

– О-о, как наша мать сегодня расщедрилась!.. – Сочигэл заблестевшими глазами оглядела стол, хлопнула в ладоши. – Что, будем пировать?

– Будем пировать, – Оэлун закончила с приготовлениями и села на свое место по левую руку Тэмуджина. – И еще нам надо хорошенько поговорить между собой. Ну, садитесь.

Бэктэр сел по правую руку. Сочигэл – ниже Оэлун.

– Ну, – Оэлун взяла свою чашу, долгим испытующим взглядом посмотрела сначала на Бэктэра, потом на Тэмуджина. – Впервые мы, ваши матери, поднимаем винные чаши со своими сыновьями. С сегодняшнего дня вы становитесь для нас взрослыми мужчинами. Поэтому отныне вы и жить и мыслить должны как взрослые люди, а не как малые дети. Понимаете вы меня или нет?

– Да…

– Да, – оба, нахмурившись, ожидая нудных наставлений, опустили глаза.

– Вы остались одни, теперь у вас нет друзей, кроме своих теней. Если уж вас бросили ближайшие братья отца, то помощи вам ждать не от кого. И потому вы должны выпить эти свои чаши, поклявшись в верности друг другу: от вашей дружбы зависит жизнь или смерть рода Есугея… Теперь у вас одна цель: не умереть с голоду, как ожидают ваши соплеменники, вырасти, войти в силу и вернуть отцовский улус. Тогда вы разделите его справедливо, по обычаю, и будете жить как равноправные нойоны. Поклянитесь же перед нами, родившими вас матерями, что до тех пор, пока не вернете отцовский улус, вы будете жить едиными помыслами, как одна душа, как одна голова. Поклянитесь на этом!

– Клянусь! – первым поднял чашу Тэмуджин и посмотрел на Бэктэра.

– Клянусь, – повторил тот, с неловкой улыбкой глядя ему в рот.

– Ну, пейте, – сдерживая вздох облегчения, вымолвила Оэлун.

Выпили.

– Теперь оба смотрите за собой, – предупредила их Оэлун, – родовые онгоны и огонь очага – свидетели вашей клятвы. Кто его нарушит, тот не уйдет от наказания.

В котле скоро вскипело. Бэктэр привстал перед очагом на колени и, взявшись за концы рукавов, убрал котел в сторону. Сочигэл переложила дымящееся мясо в деревянное корыто, поставила на стол.

Некоторое время ели молча, сосредоточенно прожевывая мясо.

– Надо отсюда уходить, – нарушил молчание Тэмуджин, и оказалось, что он высказал общую мысль.

– Вот об этом мы и должны теперь поговорить, – сразу подхватила Оэлун. – Надо найти укромное место, такое, чтобы можно было пережить зиму и без потерь дождаться весны.

– Если так, то надо уходить поскорее! – сказала, как отрубила, Сочигэл и обвела всех вдруг сосредоточенным, непривычным для ее беспечного лица взглядом. – Со дня на день выпадет большой снег и тогда будет поздно.

– Далеко мы не сможем уйти, – подал голос и Бэктэр, обычно молчаливый за столом. – Волов нет, остались две коровы и кони.

– Где поблизости есть укромное место, безлюдное и малоснежное? – поставила вопрос Оэлун. – Вспоминайте.

Тэмуджин вдруг почувствовал в себе какое-то смутное беспокойство. Замерев на месте, он пытался разобраться в том, что его потревожило. Он был уверен, что тревога его связана с тем, что сейчас говорилось между ними, но не мог уловить, с чем точно. Чувствовал: что-то важное кроется там, в темной глуби его мыслей и, напрягаясь внутренне, он искал.

Снова послышался протяжный вой со стороны западного леса и тут его разом осенило. Волчица выла со стороны Бурхан-Халдуна, той самой горы, дух-хозяин которой разрешил ему рубить березу в запретном месте, когда они с Джамухой искали ствол для древок. «Будто зовет туда, к священной горе… – не веря своей догадке, взволнованно подумал Тэмуджин. – Если это на самом деле так, то Бурхан-Халдун убережет нас, не даст погибнуть. Недаром в тот раз он только мне разрешил рубить дерево…»

Подумав про себя, Тэмуджин уверился в своих мыслях и теперь почти не сомневался, что нужно кочевать туда – к подножию горы Бурхан-Халдун.

«И недалеко, и место укромное, людей почти не бывает, – обрадованно перебирал он в уме. – Разбойникам там делать нечего, а корма для нескольких голов скота хватит с лихвой…»

Он сразу успокоился и обрел уверенность: теперь для него все стало ясно.

– Я знаю, куда нужно кочевать, – сказал он.

– Куда же это? – все с любопытством посмотрели на него.

– На Бурхан-Халдун.

Некоторое время все молчали.

– Но ведь там запретное место, – сказала Сочигэл. – У той горы, я слышала, нельзя ничего трогать… Оэлун-эхэ, разве ты не слышала?

Та вопросительно посмотрела на сына.

– Я сейчас съезжу туда, – решительно сказал Тэмуджин. Он был уверен, что Бурхан-Халдун примет его: если тогда не отказал ему в малом, то сейчас, когда решается его жизнь, выручит и в большом.

– Приготовьте мне все для подношения духам-заянам, – сказал Тэмуджин и встал со своего места.

Быстро одевшись и взяв седло, он, ни на кого не глядя, вышел из юрты.

Оэлун и Сочигэл молча переглянулись. Бэктэр хмуро смотрел на огонь.

Солнце уже поднялось над восточными холмами, когда он приблизился к Бурхан-Халдуну. Из лошадиных ноздрей шел густой пар; из пересохшего рта Тэмуджина тоже, казалось, исходило не меньше белого морозного дыма – он волнения ему перепирало дыхание, внутри все горело жаром.

Копыта рысистого коня глухо стучали по подмороженной за ночь земле. Безлюдная степь, затаившись в угрожающей тишине, окружала его со всех сторон и то, что поблизости не было куреней и даже последние остававшиеся у них айлы укочевали далеко вниз по Онону, еще больше усиливало его одиночество.