Роза песков (СИ) - Ром Полина

Лицо жены странно исказилось при этих словах, дрогнули ноздри, как будто она пыталась сдержать гнев, и странным, каким-то сдавленным, шипящим, голосом она ответила:

-- Можете поблагодарить от моего имени фаранду Нергу.

Леон чувствовал, что что-то идет не так. Да даже не чувствовал – видел. Накатила паника и желание спрятаться от этой красивой и чужой девушки, готовой прямо здесь произнести приговор. Страх, что сейчас она скажет «Вы мне противны», был так силен, что на лбу Леона выступила испарина. Он никогда не был трусом, но этого откровенно боялся.

Медленно и почтительно, стараясь не делать резких движений, не дать повода жене навсегда выгнать его из своей спальни, он поклонился и произнес:

-- Спокойной ночи, Нариз. Я не буду тебе больше докучать.

Ее движение было почти неуловимо, Леон даже не заметил, как она схватила вазу. И только жалобное «дзи-и-и-инь» привело его в чувства.

-- Ты..! Подарки от своей девки..! Убирайся отсюда! Я тебя ненавижу! Слышишь?! Ненавижу! – на глазах Нариз закипали злые слезы…

«Сволочь! Сволочь! Сволочь! Он уже даже не скрывается! Это он свою подстилку попросил мне подарок выбрать! Скотина!».

Обалдевший Леон смотрел, как жена стучит кулачком по столу и проклинает его любовницу – фаранду Нергу. Почтенную фаранду пятидесяти четырех лет отроду, счастливую жену его арендатора фаранда Нерга, мать четверых детей и любящую бабушку шести внуков…

Первой мыслью было – попытаться объяснить ей, что никакой любовницы у него нет. Второй – сделать что угодно, лишь бы она перестала плакать. Третья, инстинктивная, была самой верной…

Дав жене поистерить еще несколько минут, он дождался, когда она захлебнулась слезами и бессильно упала в кресло. Хрустя осколками, обогнул письменный стол и, подхватив хрупкое тело на руки, отнес через всю комнату и усадил к себе на колени, устроившись в кресле у камина.

Он ничего не говорил, не пытался объясниться, даже не защищался, когда она начала молотить его по плечам, он просто держал ее на руках и не давал уйти.

Время шло, рыдания стихали, становились жалобными и задумчивыми. Нариз начала ощущать всю нелепость ситуации. Она рыдает от ревности и злости на своего мужа на коленях у этого самого мужа. Пожалуй, что-то тут было не так…

Эмоции, которые испытывал Леон, сложно поддавались определению. Тут была и вспышка нежности к глупой девчонке, и яркая досада на себя самого, что он не сумел, не смог объяснить ей, какое место она заняла в его жизни, а также безумная, кружащая голову, толика сладостного предвкушения…

Дождавшись, пока всхлипывания стихли совсем, Леон, не обращая внимания на резкие попытки вырваться из объятий, тихо-тихо заговорил на ухо:

-- Я благодарен богам за то, что ты стала моей женой.

Резкая попытка вырваться…

-- Ты лучшее, что могло случиться в моей жизни.

Повторная попытка вырваться, но уже несколько более вялая…

-- Послушай меня, послушай внимательно. Я клянусь тебе здоровьем наших будущих детей, что с момента нашей помолвки в моей жизни не было ни одной женщины.

-- Каких детей? – Нариз подняла к нему зареванное, покрытое красными пятнами лицо и, как-то раздраженно фыркнув, добавила: -- Нет у нас никаких детей! Откуда бы им взяться!

-- Вот сейчас я тебе и объясню, откуда берутся дети…

Горячие губы Леона коснулись шеи Нариз, вызывая привычный, совершенно восхитительный рой мурашек, но в этот раз на достигнутом он не остановился…

Глава 52

Глава 52

Утро Леона началось с розовеющей от смущения жены, стыдливо прячущей глаза, нежных поцелуев и сожаления о том, что ближайшие дни ему ничего не светит. Он так долго и нежно нацеловывал руки и ушки Нариз, что в конце концов рассмеявшаяся жена кинула в него подушкой и велела убираться.

Выходя, он краем глаза заметил кучу неубранных осколков и ухмыльнулся – никакой жалости к этой вазе он не испытывал. Пожалуй, стоит подарить что-нибудь почтенной фаранде Нерге, но, разумеется, никогда в жизни он ей не расскажет о том, что Нариз заподозрила их в любовной связи – он рассмеялся от души, благословляя про себя ее ревность.

За Леоном захлопнулась дверь и Нариз с размаху шлепнулась в груду подушек. Потянулась, как сытая кошка, перекатилась на бок и, зарывшись в батистовые рюши и кружева лицом, тихонечко прошептала:

-- Никому не отдам!

При всем ее жизненном опыте Леону она верила, и это было для нее главным. Пусть не было той самой, безумной книжной любви, пусть не было десяти оргазмов, которые только в книгах и могут испытать девственницы в первую ночь, но его аккуратность и крайне бережное к ней отношение Нариз оценила очень высоко.

Поскоблилась в дверь Катиш, ахнула над разбитой вазой и принялась собирать осколки. Лакеи принесли теплую воду, зная о привычках ридганы принимать душ дважды в день, и с удивлением обнаружили, что вчерашняя вода никуда не делась.

Нариз поздно сообразила, что и несколько пятен крови на простыне, и оставшаяся в душе вода, безусловно, дадут слугам пищу для сплетен.

Несколько раздраженно фыркнув, она подумала: «Да и фиг с ними, пусть хоть засплетничаются».

Теперь супружеские завтраки, обеды и ужины проходили совсем по-другому. Это был тот самый медовый месяц, которого у нее никогда не было в прошлой жизни. Леон сократил все свои дела, какие только мог. Они почти каждый день, если позволяла погода, ездили на конную прогулку и регулярно занимались всякими глупостями.

Например, однажды ночью, оголодав, решили не будить прислугу, а втихаря спустились на кухню, надеясь найти что-нибудь готовое. Но, увы, все кладовки находились под замками, и единственное, что они смогли обнаружить была корзина с сырыми яйцами.

Заявив мужу, что это вовсе не проблема, Нариз почти умело растопила печку и взялась за приготовление перекуса. Яичницу она, разумеется, спалила.

Им было настолько хорошо вдвоем, что они отвергали все приглашения в гости, которые иногда приходили от соседей. И если бы не письмо Рейга, так бы и провели зиму в замке без людей – обалдевшие и счастливые.

Письма от Рейга приходили достаточно регулярно, но особых новостей там не было. Он отписывался о погоде, о том, что в лавке все идет прекрасно. И что вторая лавка уже работает дает доход не хуже. Что отец доход этот копит и собирается отдать ей, на личные расходы. И что в целом, хвала Богам, все замечательно.

Последнее же письмо, которое ей подали сразу после завтрака, содержало сообщение о том, что отец заболел, и лекарь велел ему не вставать с постели.

Пусть это было не слишком разумно, но в столицу они выехали еще до обеда.

Дом встретил Нариз тишиной и покоем, сидящим в кресле у камина отцом и Рейгом, записывающим что-то под его диктовку. Взаимные охи и ахи были не так уж и долги. Нариз пришлось успокаивать отца, объясняя, что она просто соскучилась.

Слуги спешно готовили комнату, а Леон с удивлением обнаружил в доме сидящего за бумагами Корта. Смущенно помявшись, тот пояснил:

-- Дома же никакой возможности нет работать – дети покоя не дадут. Палаццо в аренде, платят аккуратно. Я уж было думал снять комнату для работы, но… -- он поджал губы, поморщился и выдохнул: -- дороговато это. А тут фаранд Контеро предложил…

Леон засмеялся -- Корт всегда был прижимист. Однако, тот, слегка обидевшись на насмешку над собственной скупостью, укоризненно сказал:

-- Бесплатно-то всегда лучше! Да и по лавкам… Случись что, а я тут как тут!

-- И часто что-то случается?

-- Ну, пока ничего не случилось, но мало ли!

Нариз в это время, утащив Рейга, вытряхивала из него душу:

-- Соображать надо, что пишешь! Я за эти три дня чего только ни передумала!