Начать сначала - Даниэла Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах вот как. — Он кивнул. — Ну и что там делается?
Он разговаривал с ней стоя и чувствовал себя очень неловко из-за того, что был в форме. Пакстон не понимала, как с ним говорить, но этот человек напоминал ей о Билле. И это было тяжело и ей, и ему самому. Каким-то непостижимым образом они все трое оказались связаны невидимыми узами. А ведь Билл погиб полгода назад.
— Там, дома, чувствуешь себя неуютно, — откровенно ответила Пакстон. — Никто ничего не понимает.
— Это все говорят. Мы здесь совершаем подвиги, а они смотрят на нас как на каторжных.
— Вот такие дела, — задумчиво сказала Пакстон, все еще не уверенная, стоит ли пригласить этого человека за свой столик. Он был невысокого роста, но в нем чувствовалась мужественность, спокойная сила, которая раньше ее немного отпугивала. Пакстон знала, что Билл любил и уважал Тони, но у нее самой отношения с ним как-то не сложились. — Вы по-прежнему в Кучи?
— Остался на дополнительный срок, — гордо и вместе с тем застенчиво ответил он. — Это уже четвертый. Билл всегда утверждал, что надо быть сумасшедшим, чтобы стать «туннельной крысой». Наверное, так оно и есть.
— Сумасшедшим или очень храбрым, — тихо ответила Пакстон, снова вспомнив Билла. Произнося эти слова, она встретилась взглядом с Тони, и, хотя она больше ничего не сказала, он понял, о чем она думает.
— Он был парнем что надо, — сказал Тони с восхищением, а затем, немного помявшись, добавил:
— Я хотел перед вами извиниться.
— Не стоит. — Ей не хотелось снова к этому возвращаться.
Не хотелось снова ворошить старое, воскрешая в памяти тот ужасный день, когда погиб Билл, а Ральф пришел и сообщил ей… Нет, больше она будет не в силах пережить такое… Пакстон грустно взглянула на Тони:
— Я вас не виню. Мы были слишком убиты тем, что случилось.
— Да, но вы тогда сделали одну вещь… Я потом много думал об этом и хотел вам сказать. Тогда-то я и понял, почему он вас любил. А он ведь действительно любил вас, я знаю.
Пакстон грустно улыбнулась, недоумевая, что же могло произвести на Тони такое впечатление.
— Я тоже его любила. Наверное, так же, как и вы. Наверное, мы все действительно немного тронулись…
— Я не о том. Помните, вы приехали за теми вещами, которые после него остались, вы не хотели, чтобы они попали к жене. Я был поражен. Другая женщина так бы никогда не поступила. Послала бы все ко всем чертям, какая ей теперь разница, узнает жена что-нибудь или нет. Для нее-то это уже все равно. Тут многие парни заводят себе женщин, но я что-то не припомню, чтобы хоть одна вернулась, чтобы забрать вещи, из-за которых жена может о чем-то догадаться. Если бы Билл видел, он бы сказал спасибо. Ведь дети были для него всем. — Тони даже прослезился, а Пакстон крепилась, чтобы не расплакаться. — Ив тот день вы мне рассказали об отце… не стоило этого говорить. — Пакстон поставила на стол пустой стакан, и Тони шагнул к ней. — Я только хотел извиниться перед вами. Я спрашивал о вас у одного парня из «Ассошиэйтед Пресс», но он сказал мне, что вы уехали в Сан-Франциско. — Он протянул ей руку. — Я рад, что вы все-таки заговорили со мной после всего, что было.
— Нам всем было плохо. Тони. Спасибо вам. — Она пожала ему руку.
Его рука оказалась теплой, твердой и сильной, как и он сам.
Его темные глаза, казалось, смотрели ей прямо в душу.
— Спасибо, Тони.
Пакстон начинала понимать, почему Билл был так привязан к этому человеку, такому прямому и искреннему, хотя и обладающему весьма непростым характером.
— Может быть, присядете? — Она указала на стул, но Тони лишь отрицательно покачал головой. Он по-прежнему чувствовал себя с Пакстон неловко.
— Да нет, спасибо. Я тут встречаюсь с одним человеком. — Но не ушел, а спросил:
— Отчего же вы вернулись?
Пакстон улыбнулась в ответ:
— Осталась на дополнительный срок. Пока еще только на второй.
Он засмеялся:
— А вы крепкий орешек. Большинство ждут не дождутся, когда наконец выберутся отсюда. Здесь ведь настоящий ад.
— А мне таким показался Сан-Франциско.
— А вы оттуда? — В его голосе послышалось любопытство. Билл не очень-то о ней распространялся.
— Там находится редакция нашей газеты. Там же я и училась — в университете Беркли. Но вообще-то я из Саванны.
— Да ну! — воскликнул Тони. Было видно, что он поражен. — Я ведь там бывал. Как-то, проходя в Джорджии подготовку, я поехал туда на выходные. Ну и народ у вас! Боевой!
Чуть не свернули мне шею за то, что я пришел на танцы. Сам-то я из Нью-Йорка. И должен сказать, на Севере все-таки намного веселее.
Его описание Саванны насмешило Пакстон.
— Вот-вот, вы попали в самую точку. Потому-то я там и не живу. Но моя мама до сих пор никак не может этого понять.
— Она, наверное, в ужасе от того, что вы здесь, — заметил Тони.
В его глазах светилась такая мудрость, что Пакстон невольно задалась вопросом, сколько же ему может быть лет. На самом деле Тони было тридцать.
— Трудно сказать, — ответила Пакстон на его вопрос о матери. — Но ведь ее никто особенно и не спрашивал. Я просто не могла там больше находиться. Я отдала бы все, только бы сбежать из Сан-Франциско обратно в Сайгон.
— Но почему?
Тони не мог этого понять до конца. Ведь Пакстон, хорошенькая молодая девушка, неплохой журналист, могла отправиться в любое другое место. Но какого черта именно в Сайгон?
— Я и сама не знаю, — честно призналась Пакстон. — Я не успела в этом разобраться. Здесь у меня незаконченная работа. Мне почему-то кажется, что я нужна здесь. Там приходилось выносить эту пустую болтовню: новая машина, новая работа, новые занавески — больше ни о чем не говорят. И это в то время, когда здесь вьетконговцы убивают наших парней! — Они оба сталкивались с этим. — Просто невыносимо.
Он дотронулся до лба, и в первый момент Пакстон приняла этот жест за приветствие.
— У нас это называют «пацца». Псих. Чокнутый.
Сейчас он стал очень похож на типичного Нью-Йоркца. Пакстон засмеялась и поднялась с места. Она почувствовала, что ужасно устала — сказывалась девятичасовая разница во времени. Она больше была не в силах сидеть.
— Вы, наверное, ужасно устали, — сказал Тони, когда Пакстон встала, едва держась на ногах.
— Пожалуй.
Тони посмотрел на девушку, как будто собирался принять какое-то решение. Она же старалась сохранять спокойствие. Она не могла не вспомнить, как полгода назад, когда они с Биллом были вместе, он ненавидел ее, как кричал, проклинал. Но теперь это кануло в прошлое, и не стоило об этом вспоминать. Пакстон видела, что теперь Топи ищет примирения. Не имело смысла продолжать вражду, тем более — Пакстон была в этом уверена — Билл хотел бы видеть их друзьями. И она решила закрыть глаза на некоторую странность в поведении Тони. Даже не странность, а какое-то внутреннее беспокойство и нервозность. Хотя кто же в Сайгоне не был нервозным?