Таинственное пламя царицы Лоаны - Умберто Эко

Я-то знал дорогу вдоль и поперек, а вот Граньола каждый шаг стонал, что, ой, падает, и я его подбадривал. Я был командующим. Знал, как пройти по дороге через джунгли, даже если по соседству туги Суйод-хана. Вытанцовывал ногами сложный ритм, как будто партитуру разыгрывал. Полагаю, именно таким образом играет пианист — руками, разумеется, не ногами. Я шел уверенно. Граньола, тащившийся за мной, все спотыкался. Кашлял. Приходилось оборачиваться, брать за руку. Туман был плотен и густ, но в полуметре друг друга видно. Натягивалась веревка, из непроницаемого водного пара выникал Граньола. Туман разреживался, Граньола вырисовывался разом, будто Лазарь, ухитрившийся размотать свои погребальные бинты.

Подъем длился час или больше, но к назначенному сроку мы успевали. Я только предупредил Граньолу, чтоб он обходил с осторожностью ребристый валун. Если после него шагнуть не прямо, а с уклоном налево и если под ногами начинала поскрипывать галька — ты на обрыве.

Мы добрались до верху, протиснулись в щель, наверху в Сан-Мартино тоже не было видно ни зги. Вперед, ты за мною, прошептал я Граньоле, тут будет проулок. Двадцать шагов. Дверь священникова дома — вот тут.

Постучали как было условлено. Три стука, пауза, еще три. На пороге священник, багрово-серо-бледный, как чертополох, который вырастает в летний зной по обочинам проселков. Восемь казаков были все как один вооружены, словно налетчики, и напуганы, словно дети. Граньола стал говорить с тем из них, кто знал по-итальянски. Говорил тот, кстати, довольно правильно, хоть и с диким акцентом, но Граньола, в традиционной манере обращения к иностранцам, не спрягал глаголы, а использовал неопределенную форму.

— Ты идти перед друзьями. Ты идти за мной и за бамбино. Ты говорить друзьям, как я говорить. Они делать, как я делать. Ты понял?

— Понятно, понятно. Мы готовы. Можно идти.

Священник, неведомо каким чудом не обмаравшись, открыл входную дверь и выпустил нас на улицу. Но именно в эту минуту издалека, от места, где наш проулок втекал в центральную площадь, послышались немецкий говор и потявкивание.

— Ядрен господь, — сказал Граньола, священник не отреагировал. — Фрицы уж тут. Они с собаками. Собакам на туман плевать, по нюху идут. Что мы теперь, к дьяволу в хвост, будем делать?

Главный казак сказал:

— Я знаю, как там у них. Один патруль с собакой, четыре патруля без собаки. Пойдем. Может быть, встретим тех, у которых собаки нет.

— Rien ne va plus,[342] ставки сделаны, — ответствовал на это культурный Граньола. — Тогда идем медленно. Стреляете только по моему приказу. А вы принесите полотенца, любые тряпки и любые веревки. — Потом он пояснил мне: — Проходим улицу и слушаем на углу. Если там нет никого, проскочим в расщелину — и ходу. Если там ждут с собаками, мы пропали. Тогда, конечно, стрелять и по фрицам, и по псам, но кто знает, сколько там фрицев. Если псов при фрицах нет, пропустим их, налетим сзади, свяжем и заткнем тряпками рты, чтобы не кричали.

— И оставим там лежать?

— Вот еще. Одурел ты. Придется брать с собою в Яр. Оставлять опасно.

Он наскоро повторил все это казаку, тот пересказал своим.

Кюре вынес нам полотенца и шнуры для подпоясыванья священнических риз. — А теперь идите, идите поскорее, с благословения Божия.

Мы добрались до угла. Слева раздавались голоса немцев. Ни лая, ни повизгиванья.

Мы ждали, притаясь. Две тени неторопливо приближались, слышался разговор, похоже — чертыхание, потому что дороги им было не разглядеть.

— Их только двое, — дал понять остальным Граньола знаками. — Дадим пройти, а потом — на них.

Два немца, которых послали прочесывать местечко с нашего боку, тогда как прочие с собаками шныряли по площади, двигались на ощупь, натыкаясь на дома, с винтовками наперевес, и даже проглядели угол, за которым мы стояли, и прошлепали мимо. Казаки абсолютно бесшумно повисли им сзади на плечи, это они умели: доля минуты, и немцы с кляпами во ртах уже лежали носами в землю, а казаки довязывали им руки за спиной.

— Сделано, — подытожил Граньола. — Теперь бери, Ямбо, бери их винтовки и побеги скинь эти винтовки с того бруствера вниз, в провал, а вы идите и тащите этих фрицев за нами, идите осторожно следом за мной.

Я трясся, но выполнил. Теперь уже командовал Граньола. Сквозь дырку мы прошли без приключений. Граньола раздал всем веревки. Однако тут возник вопрос, как же быть дальше. У всех, кроме первого и последнего, в обеих руках полагалось быть по концу веревки. Как можно одновременно держать веревки и волочь двух связанных немцев? До первых кустов мы добрались, в кустах Граньола стал наново организовывать всю нашу связку. Те двое, которым выпало конвоировать немцев, привязали свои веревки к ремням пленных, правой рукой держали фрицев за шивороты, а в левых держали концы веревок для связки с товарищами. Как только мы снова выступили в путь, один немец повалился и дернул вниз конвоира, цепочка разорвалась. Казаки дружно процедили сквозь зубы шипящие звукосочетания, которые, вероятно, у них на родине являли собою дьявольские ругательства.

Поднявшись после падения, немец тут же начал улепетывать, двое казаков погнались за ним и чуть не упустили — никто не знал, куда можно ступать, а куда опасно, по счастью, беглый немец сам споткнулся и рухнул лицом в песок. Каска скатилась. Начальник казаков дал нам понять, что каску следует подобрать и надеть обратно, не то собакам дадут нюхнуть каску и те отыщут нас всех по следу. Лишь в эту минуту мы глянули на второго немца: он был без каски.

— Так, в бога и в душу всем, — прохрипел Граньола. — Каска осталась в переулке, собаки возьмут его след как пить дать!

Как пить дать. Точно: сошли только несколько метров, и сверху улсе стали явственно слышаться голоса и лай собак.

— Они в переулке. Они нашли каску, собаки понюхали и показывают, куда мы прошли. Спокойствие. Не терять спокойствия. Во-первых, пока они еще найдут дыру. Во-вторых, пока они еще спустятся. Собаки по этой горе не умеют. Они — не Ямбо. Ямбо, веди нас скорее с горы. Давай-ка, живо.

— Я живо. Но мне очень страшно.

— Тебе совсем не страшно. Это только нервишки. Вдохни поглубже и давай, давай, действуй.

Я был готов обмараться хуже священника, но сознавал: все зависит от меня. Стиснув зубы, я подумал, что, несомненно, предпочел бы быть Жирафоной или обезьяной Йойо, а не Романо-легионером; коровой Кларабеллой, а не Микки-Маусом в доме с призраками; господином Пампурио в роскошной квартире, а не Флэшем Гордоном в Арборской гати. Однако карта легла иначе. И я рванул что было духу с горы по Дикому Яру, проговаривая едва ли не вслух каждый очередной шаг.

Пленники мешали, тормозили и задерживали. С тряпками во рту, они, сопя, то и дело останавливались перевести дух. Ушло не менее пятнадцати минут, чтоб подобраться к ребристому валуну. Я точно знал, что мы у камня, и я нащупал его руками еще до того, как наступить. Теперь полагалось, разворачиваясь, спрыгивать с камня налево, потому что направо, очень близко рядом, за узкой полосой гальки, была открытая пропасть. Голоса с верхотуры доходили все более четко. Мы не знали, потому ли это, что немцы принялись орать во всю глотку, науськивая собак, или потому, что они уже прошли через дырку и начинают спускаться.

Наши пленники услышали немецкий крик, принялись биться, упираться, притворно падали, пытались укатиться неведомо куда, перекатываясь с боку на бок, — совершенно обнаглели. Они рассчитывали, что мы не станем по ним стрелять, чтобы себя не выдать. Они рассчитывали, что, куда бы они ни закатились, псы их отыщут. Терять им было нечего, а те, кому терять нечего, — хуже всех опасны.

Послышались автоматные очереди. Не умея сойти, немцы начали стрелять. Хорошо, что Дикий Яр уходил отвесно вниз почти по полной вертикали. Немцы не знали, каким путем пошли мы. Они стреляли куда попало. Они не знали, что Яр имеет уклон чуть ли не сто восемьдесят градусов. Палили перед собою. Мы слышали, как пули свистели прямо над головой.

— Ну ходу, ходу, — понукал Граньола. — Здесь мы не простреливаемся.

Вероятно, первые немцы начали все-таки спускаться, догадавшись, что пулей убегающих не достать. Псы вели их. Стреляли теперь они книзу. Определенно в нашу сторону. Пули ложились в кусты на склоне. Надо сказать, довольно-таки от нас близко.

— Не беспокоимся, — сказал на это казак. — Я знаю Reichweite ихних Maschinen.

— Дальность полета пуль? — спросил Граньола.

— Дальность. Если они ближе к нам не подойдут, пули нас не заденут. Но нам надо поспешить.

— Граньола, — произнес тогда я громко, не удерживая слез, больше всего мечтая попасть снова к маме. — Я вполне могу быстрее, ну а вы-то, вы-то? Вы не можете тащить с собой этих двоих. Какой толк, что я поскачу вперед как коза, если вы из-за них не держите скорость. Давайте оставим их тут, а не то, честное слово, я сейчас побегу вперед со всех ног — и делайте что хотите!